– Ну и ну, – Лешка недоверчиво покачал головой. – Ты мне просто какую‑то сказку рассказываешь.

– Сказку? Ты просто не видел всех богатств Ичибея Калы!

Юноша взглянул на полную луну, заглядывавшую в окно хижины и тихо спросил:

– Интересно, разве Гюльнуз не хочет выйти замуж по любви? За какого‑нибудь красивого джигита?

– По любви? – несказанно удивился грек. – Только нищие выходят замуж по любви и то далеко не всегда. В богатых семьях это не принято. Брак – основа для семейных компаний.

– И что же, Гюльнуз с этим согласна?

– Конечно! Она девушка умная.

– И красивая… – тихо дополнил Лешка. Владос хохотнул:

– Ну, это тебе виднее.

– Сколько же ей лет?

– Семнадцать… Старая дева по местным меркам.

– А этот старик, итальянец… Он хоть как выглядит?

– Да не знаю я, как он выглядит. Давай‑ка лучше спать.

– Давай…

Лешка вздохнул и напоследок, вдруг вспомнив, спросил про сурожцев – мол, кто это такие?

– Сурожцы – жители Сурожа, Солдайи – генуэзского города здесь, в Крыму. Солдайя, конечно, не такая богатая, как Кафа, но все же.

– Что же они, русские, эти сурожцы?

– Говорю ж – генуэзцы. Генуя – есть в Италии такой очень – очень – очень богатый город. И Кафа и Сурож им принадлежат. Ну, оброк хану выплачивают… Вообще‑то, есть в Солдайе и русские, но мало. Больше торгуют. В Москве, к примеру, целая купеческая компания есть, из тех, кто не только с Солдайей, со всем Крымом торгует. Так и называют себя – гости – сурожане. Их здесь не обижают, не выгодно, но и они не должны нарушать местных законов – укрывать беглых рабов, покупать краденый скот и прочее.

– Ага, – прошептал Лешка. – Теперь все понятно… Что ж, приятных сновидений, господин Владос!

– И тебе того же, дружище.

Утром почти всех рабов под руководством Кызгырлы отправили в горы, за хворостом – Ичибей Калы загодя готовился к зимнему сезону. Хоть и не сравнить, конечно, крымскую зиму с русской, однако и там уже не лето. Ярко светило солнце, освещая коричневые отроги гор, зеленые кусты самшита, желтоватые заросли дрока и ивы. Фиолетовые и темно‑красные скалы отбрасывали глубокие черные тени, на узкой террасе, огражденной невысоким плетнем, паслась овечья отара, а внизу, в ущелье, журчала река.

Лешка углубился в заросли дальше всех. Не то чтобы вновь хотел убежать – знал уже, «на рывок» не получится, все местные жители непременно выдадут беглеца либо устроят на него охоту. Просто, шел себе и шел, любуясь горным пейзажем… Вот так и зашел. Быстро набрав хворосту, взвалил тяжелую вязанку на плечи, повернулся… и озадаченно застыл. Куда же теперь идти? Назад, через колючие заросли?

Но ведь их, кажется, не было. Тогда туда, к синей скале… Да‑да, именно к ней… Нет. К лугу!

Шмыгнув носом, Лешка ринулся наудачу и вскоре понял, что заблудился в переплетении узеньких горных тропинок, каменистых ручьев и почти непроходимых кустарников. Скинув вязанку наземь, юноша взобрался на большой камень, вросший в землю неподалеку от белой скалы, осмотрелся и вдруг услыхал приближающийся топот копыт. Ага, вот и Кызгырлы – он один был на коне. Что ж, вязанка вполне достойная, уж наверняка куда больше, чем у других, показать не стыдно…

Лешка подбоченился, ожидая надсмотрщика… Затрещали кусты и, продираясь сквозь заросли, на небольшую полянку у камня, верхом на белом коне выехала стройная молодая девушка в белой рубахе с черной, украшенной жемчугом и золотой вышивкой жилетке и в узких черных штанах, заправленных в красные остроносые сапожки. Тонкий стан девушки перехватывал алый шелковый пояс, на груди позвякивало монисто из золотых и серебряных монет. Да, лицо скрывала голубая полупрозрачная вуаль, прикрепленная к круглой бархатной шапочке, щедро расшитой бисером.

Увидев девушку, Лешка вежливо поздоровался:

– Салам.

– Будь здоров, – со смешным акцентом – но по‑русски! – произнесла незнакомка. – Кажется, так у вас говорят?

– Ты знаешь ру…

– Да, чуть‑чуть… И еще я говорю по‑гречески и по‑итальянски, точнее сказать, на том языке, что используют в Генуе.

– Так ты Гюльнуз! – догадался Лешка. – Спасибо тебе за все!

– Не стоит благодарить, – девушка засмеялась. – Лучше помоги спешиться.

Юноша с огромным удовольствием выполнил поручение.

– Здесь есть хорошо! – усевшись прямо в траву, Гюльнуз широко раскинула руки. – Не стоять. Садись. Вот здесь. Рассказывать про свой земля. Я пойму, не волнуйся.

– Гм… – Лешка задумался. – Что же тебе рассказать?

– О себе. Кто ты? Что ты? Почему – здесь?

– Ну, – грустно улыбнулся юноша. – История обычная. Шел себе, шел, вдруг налетели… Оп! И в плену. Ну, а дальше, думаю, догадываешься…

Гюльнуз потребовала рассказать еще, что Лешка и сделал, мешая выдумку с истиной. Девушка слушала молча, лишь иногда усмехалась, а под конец разразилась обидным смехом.

– Ты говорить неправда! Я слышать о Москве и Рус‑стране. Все не так. «Колхоз», «клуб», «дискотека» – не слыхала я таких непонятных слов.

– Ну, я не знаю, – Лешка развел руками. – Рассказал, как сумел.

– А теперь – спой! – не то попросила, не то приказала Гюльнуз. – Люблю слушать песня.

– Спеть? – ухмыльнулся Лешка. – Ну, это я могу… Слушай…

Надо мною тишина‑а‑а…

Он перепел с десяток песен «Арии», а напоследок еще добавил «Король и Шут» – «Ели мясо мужики, пивом запивали», и, похоже, вышло не так уж плохо, по крайней мере, девушка слушала внимательно и, наверное, даже улыбалась, хоть и не видно было под вуалью.

– Ну как? – закончив, поинтересовался юноша.

– Хороший песни, – девчонка кивнула. – Якши!

– Спеть еще?

– Нет… Лучше расскажи. Рассказывай, как у вас дружат. Юноша с девушкой.

– Ну, как дружат… – улыбнулся Лешка. – Гуляют вместе, ходят на танцы, целуются…

– Целуются? – юноше показалось, что голос Гюльнуз дрогнул. – Я никогда еще не… Покажи, как…

– Показать?!

– Да! Сейчас!

Девушка отбросила вуаль, и Лешка вздрогнул – ночное видение не обмануло его, дочка Ичибея Калы и в самом деле была очень красива. Милое приятное лицо, сверкающие глаза, большие, тепло‑карие, с длинными загнутыми кверху ресницами. Розовые, чуть припухлые, губы раскрылись, показав ровный жемчуг зубов:

– Целовать!

Лешку уже и не нужно было просить… Обняв девчонку за талию, он поцеловал ее в раскрытые губы… сначала нежно, а потом – все сильнее… Не великий, конечно, был целовальщик, но все же…

Гюльнуз, похоже, понравилось – она растянулась на траве и, мечтательно прищурив глаза, погладила юношу по плечу:

– Ты красивый парень, Али. Отец правильно покупать тебя. Не сиди. Еще целуй. Еще…

Девушка раскинула в стороны руки, и Лешка позабыл обо всем…

Он целовал Гюльнуз в губы, в шею… Девчонка, застонав, распустила пояс и задрала рубашку, обнажая живот с вставленным в пупок драгоценным камнем:

– Целуй…

Лешка целовал, обнимая Гюльнуз за талию, задирал рубашку все выше, обнажив наконец грудь, которую юноша тут же принялся целовать со всей страстью. Рука его, погладив девушке спину, скользнула в штаны…

– Стой… – тяжело дыша, приказала Гюльнуз. – Хватит…

Лешка, конечно, продолжал бы и дальше, кто б сомневался, но скрепя сердце исполнил приказ, хоть и трудновато было. Но, в конце концов, он же не насильник в самом‑то деле!

Позади хрустнула ветка. Юноша резко обернулся… Кызгырлы? Нет… Какой‑то незнакомый мужик с седой бородой, в черном бурнусе. Зыркнул глазенками, ухмыльнулся и тут же скрылся в кустах. Лишь донесся удаляющийся стук копыт.

– Это Каримчи, сосед, – заправляя рубаху, негромко произнесла Гюльнуз.

Вот как! Оказывается, она тоже заметила седобородого, узнала. Однако и тот ее узнал! Что ж теперь будет?

– Все хорошо, – вдруг улыбнулась девушка. – Якши!

Прыгнув в седло, она прощально махнула рукой и, поворотив коня, исчезла в самшитовых зарослях.

А Лешка, взвалив на плечо вязанку, задумчиво зашагал следом. Где‑то впереди, созывая работников, повелительно кричал Кызгырлы. Интересно, что‑то теперь будет?