– Я готов платить!

– Ну что ж, – Владос подмигнул Лешке. – Пожалуй, попробуем… Но пока ничего не обещаем.

Все уже почти сладилось! А вот на фелюке приятелей ждал неприятный сюрприз.

Гюльнуз неожиданно пошла на попятную.

– Стать женой плешивого старика… Фи! Пожалуй, я лучше вернусь.

Лешка усмехнулся:

– Владос, скажи ей, что ее никто и не держит. Только не думаю, что ее папаша сыщет лучшего жениха. Нет, кабы она сама выбирала… Но здесь, у вас, такое невозможно даже представить. Так что – хрен редьки не слаще. Короче, мы свое дело сделали. Пускай возвращается, если хочет коровам хвосты крутить на колхозной ферме! А ведь могла бы жить, как в сказке! Молодая вдова! Особняк! Пароходы! Тьфу‑ты… Корабли. Рядом – верный Кызгырлы в белых шальварах. Счет в крутом банке. Не жизнь – песня!

– Да я понимаю, – посмотрев на Лешку, девчонка вздохнула. – Я ведь не дура, не думайте. Просто вот взгрустнулось чего‑то. Подумалось, может, хоть когда‑нибудь будет так, что девушки сами будут выбирать себе женихов…

– Так ты сама и выбираешь… Ну, из предложенного списка.

– Да я не о том… – Вздохнув, Гюльнуз украдкой вытерла слезы и уже другим, обычным тоном, произнесла: – Ну что ж. Пожалуй, я согласна. И в самом‑то деле, иначе зачем сюда ехала? К тому ж этот Гвидо Сильвестри, кажется, не самый плохой вариант.

– Вот именно, что не самый!

Дальше тему развивал Владос. А Лешка… Лешка молча сидел, уставившись в расшитый полог шатра, и слушал, как снаружи кричали чайки. На душе сделалось вдруг так погано, словно бы он только что предал лучшего друга… Нравилась ли ему Гюльнуз? Да! Желал ли он ей счастья? Конечно, от всего сердца! Значит – он все сделал правильно! Замуж за престарелого богача – пожалуй, лучший выход для умной и красивой девушки, измученной тоскливым существованием в опостылевших предгорьях. Папаша, конечно, богат – но и наследников у него много, так что Гюльнуз почти ничего там не светит. Единственный выход. Единственный. И очень даже неплохой. Вот только чувства… Их‑то никуда не денешь, не спрячешь, не засунешь в чулок. С годами, конечно, притупятся… Нет, правильно они поступают, правильно! И все же – почему тогда так погано на сердце?

– А как ты думаешь, Али? – вернула парня на землю Гюльнуз.

– Что? – Лешка хлопнул глазами.

– Мы с Владосом сейчас обсуждали, как можно будет украсить дом.

– А… Герб себе придумай, Гюльнуз, – неожиданно посоветовал Лешка. – Герб – это такой знак…

– Я знаю, что такое герб, Али, – девушка мягко улыбнулась. – Учитель Галлор мне рассказывал. Герб… – Глаза ее затуманились. – У нас это пока не принято…

– Так ты будешь первой!

– Вот и я о том… Герб… Овальный итальянский щит, а на нем… на нем – по лазоревому полю – серебряные звезды… Нет, звезда, кажется, не геральдический знак… а, пусть будет…

Через день – последний из отпущенных трех – красавица Гюльнуз торжественно вошла в дом синьора Гвидо Сильвестри. Девушка произвела весьма благоприятное впечатление на престарелого богача, даже можно сказать – он был ею очарован. А Ичибей Калы с удовлетворением осматривал внутреннее убранство дома – шелковые шпалеры, портьеры синего фламандского бархата, мраморные лестницы, резная солидная мебель. Что и говорить – жених был далеко не беден.

Пир затянулся до самого вечера, естественно, к столу были допущены и «сваты». Лешка задумчиво потягивал терпкое крымское вино, время от времени бросая виноватые взгляды на виновницу торжества, А та держала себя гордо, словно настоящая горная княжна, лишь иногда улыбаясь будущему супругу.

К обеду подавали жареную и печеную рыбу, дичь, паштет из соловьиных язычков, различного вида студни, белые пшеничные лепешки, заливную телятину, тростниковый сахар и прочее, и прочее, и прочее. Владос с явным удовольствием наворачивал за обе щеки, а вот у его приятеля кусок в горло не лез. Словно ком стоял почему‑то…

– Что ты думаешь насчет Ичибея? – улучив момент, шепотом спросил Лешка. – Выполнит он свое обещание?

– Думаю, нет, – так же тихо отозвался грек. – Зачем ему нас отпускать? К чему лишние свидетели? Вообще, по‑моему, уже давно пора выбираться отсюда.

– Пожалуй, – Лешка взглянул на Гюльнуз и отвел глаза.

Обед, плавно перешедший в ужин, подходил к концу. Неслышно сновавшие слуги убирали грязную посуду – золотую и серебряную, – не забывая наполнять вином кубки. Гюльнуз, что‑то шепнув синьору Гвидо, вышла из‑за стола первой.

– Эй, Антонио, Велереччо! – вскричал хозяин. – Проводите госпожу в зеленую спальню. А мы с почтеннейшим Ичибеем, если угодно, осмотрим лавки и склады.

В сопровождении толпы слуг, они спустились по лестнице вниз. Немного выждав, туда же последовали и беглецы. Напрасно! Из дому их не выпустили!

– Хозяин запретил кому бы то ни было покидать дом до его возвращения! – вежливо, но непреклонно пояснил усатый молодец с алебардой и коротким мечом у пояса. Трое таких же стояли настороже у порот.

Лешка покривил губы:

– Поня‑а‑атно…

– Попробуем через окно, – негромко шепнул грек. – Кажется, там можно пройти по крышам!

Взбежав на третий этаж, они выглянули из окна… И тут же отпрянули – длинная черная стрела с оперением из орлиных перьев, зло задрожав, впилась прямо в ставню.

– Н‑да‑а, – парни невесело переглянулись. – Нечего сказать, обложили плотно – не выберешься. Это кто же так метко стреляет?

– У Ичибея хватает людей.

– Ну и что будем делать? Ждать до наступления полной темноты? А ты уверен, что…

– Попросим Гюльнуз! – решительно заявил Владос. – Она, в конце концов, теперь здесь хозяйка. И не в последнюю очередь – благодаря нам. Пускай поможет… Эй, парень! – он схватил за рукав пробегавшего мимо слугу. – Где тут зеленая спальня?

– Вон там, синьор, – слуга показал рукой и замялся. – Только… э… там молодая госпожа. Желает ли она вас принять?

– Желает! – резко распахнув дверь, заявила Гюльнуз таким беспрекословно‑ледяным тоном, что слуга вздрогнул и с поклоном поинтересовался, не нужно ли чего‑нибудь принести?

– Будет нужно – позову, – надменно бросила девушка и тут же милостиво кивнула парням: – Заходите!

Зеленая спальня вполне оправдывала свое название, представляя собой небольшой будуар с затянутыми зеленым шелком стенами и таким же шелковым балдахином над широченной деревянной кроватью с ножками в виде позолоченных львиных лап. Окна занавешивали бархатные шторы красивого изумрудного цвета; кроме кровати в комнате стоял небольшой столик и два резных полукресла.

– Мы, собственно, ненадолго… – грек задержался в дверях. – И вообще, очень торопимся – завтра утром отправляется в Константинополь попутное судно.

– А, вот вы куда решили отправиться… Я скажу отцу – он велит своим людям вас проводить…

– Вот как раз этого бы и не хотелось! Ты бы спросила у слуг, Гюльнуз, где тут запасной выход, наверняка ж имеется…

– Запасной выход? – девушка подошла к двери. – Хорошо, сейчас спрошу. Вы тут посидите пока…

Выйдя на лестницу, она громко позвала слугу и – как показалось приятелям – очень долго с ним разговаривала. После чего заглянула в спальню:

– Идемте!

Вслед за слугою – молодым чернявым парнем, одетым на итальянский манер – в тонкие штаны‑чулки и кургузую бархатную курточку – вся троица спустилась на второй этаж, и, миновав трапезную, вышла к небольшой двери.

– Это выход на галерею, – пояснил слуга. – А с галереи можно пройти на улицу через лавку. Господа еще вернутся?

– О, конечно, конечно, – Владос тут же закивал.

– Тогда зайдете с парадного хода, этот я закрою на засов… Не знаю, как молодая госпожа, а хозяин терпеть не может незапертые двери.

– Я сама закрою, – негромко произнесла Гюльнуз. Слуга поклонился – как и многие здесь, в Кафе, он понимал и по‑татарски и по‑итальянски – и молча исчез.

Подойдя к двери, Гюльнуз обернулась:

– Ну, давайте прощаться…

Владос и Лешка по очереди обняли девушку… Лешка, пожалуй, крепче, чем надо бы.