-Проверь, - приказал Контролер и, вскочив, Мурдран скатился с лестницы. Снизу запоздало донесся крик боли, перетекший в скулеж.

   -Ползет, - крикнул лейтенант громко, чтобы дознаватель мог слышать. -Эй, чего на меня дуло наставил, не видишь, Контролер признал Партараша преступником. Ваша светлость, подтвердите, меня ведь сейчас тут прикончат.

   -Отставить, - дознаватель перевесился через парапет лестницы. -Партараша в застенок, Мурдран - вернись, твое новое командование смертельно ранено.

   Подойдя, Контролер наклонился над раненым. Заброх был жив, его одежда на груди чернела гарью, он дышал резко и с всхлипами, но не кричал и не стонал. Глаза его были широко распахнуты.

   -Будешь жить или отпустить тебя восвояси? - с тенью жалости спросил дознаватель.

   -Хочу жить, - прохрипел Заброх.

   Еще бы ты не хотел, - подумал Контролер. - Наверное, очень неприятно умереть, не успев насладиться тем, к чему ты стремился всю жизнь. Страшно осознавать, что, получив желаемое, ты подошел к концу. От того, наверное, должно быть в жизни множество целей, коими могут являться не только материальные ценности и статус, но так же познание и духовные радости в первую очередь. Тогда, достигая чего-то одного, ты радуешься, но не забываешь, что есть еще те недосягаемые высоты, ради которых нужно жить, работать и стремиться ввысь...

   -Врача! Живо! - приказал Контроллер. - На счет десять ему должны оказать первую помощь, через час он должен ходить. Раз...

   Он гулял по саду, вглядываясь то в хмурое небо, затянутое волнующими воображение облаками, то в почву под своими ногами. Песок, которым были присыпаны дорожки, имел несколько легко отличимых цветов и дознаватель любовался сплетением разноцветных разводов. Ему почему-то вспоминалась Школа в поднебесье Парлака 15, хотя он был там всего единожды и никаких особых эмоций по этому поводу ранее не испытал. Дознаватель пробыл там всего несколько часов, после чего улетел по делам, коих в космических просторах у него было хоть отбавляй. Но сейчас дознаватель почему-то вспоминал сад Школы..., который никогда не посещал. И трогательно нежные белые цветы.

   Он вслушивался в отдаленнее звуки медленно возрождающегося от разрушений и испуга Тутуне. Гремели взрывы, осыпавшие полуразрушенные, опасные дня населения дома, громыхала техника, растаскивающая завалы. То и дело над головой проносились, оставляя мутноватые шлейфы, атмосферные глайдеры. Впереди у них целая жизнь и уже очень скоро местные будут вспоминать эти дни жуткого хаоса как что-то далекое и верить, что это никогда не повторится.

   А дознавателю предстоит долгая церемония сочетания, под которую уже выбрали Кафелрал - самый большой в Тутуне. Контролер проходил такие церемонии не раз и не два. Во Вселенной у него много детей, потому что везде то и дело вспыхивают войны, и таким планетам уже нет доверия. Союз стремится к миру, не к войне.

   Но никогда раньше не было так гадко у Контроллера на душе. Словно бы и он был самим собой, но что-то так сильно изменилось...

   Просторы не врут мне, когда говорят:

   Никто никогда не вернется назад, - запел себе под нос дознаватель, -

   Лишь души Высокие спорят с Судьбой,

   Чего лишены мы как прежде с тобой.

   Ты Высший великий, я маленький раб,

   Тебе не понять моих мелких утрат,

   Они не важны для тебя, не горюй

   И я позабуду чужой поцелуй.

   Он к смерти причастен, тебе невдомек,

   Что в жизни я верный усвоил урок:

   Года пусть летят и поступки мои

   Все вписаны разом в талмуды Судьбы.

   Когда оборвется мой жизненный путь

   Закроется Книга, отринется грусть.

   Осудят по праву, за все по делам,

   Что прятал усердно по темным углам.

   И лишь допев, он понял, что на него, должно быть, снизошло озарение. Дознаватель только что сочинил эти стихи; никогда раньше он не слышал такой песни и, что еще ужаснее, никогда не замечал за собой писательских способностей. Он и петь-то не любил, а вот тебе ж, сочинил и спел. Сходу.

   Контролер попытался вспомнить рифмы, но песня, пройдя через него, словно и не затронула разум, улетела куда-то, растворившись в пространстве. Он лишь помнил смысл слов.

   Теперь, испытывая затаенный страх, Контролер всерьез задумался о том, кто говорил через него: прихвастни бездны или те, кто управляют его поступками. Кто-то предупреждает его, смущает его мысли?

   Раньше дознаватель считал, что все его поступки несут лишь добро и им управляют чуткие руки Высших тел. Теперь получалось, что он несет зло. Спев эту песенку, Контролер еще глубже задумался о своих собственных поступках. Ему ясно намекнули, что за зло ему отплатят злом. Но какие же из его действий - зло? Что он делает не так? Что прячет сам от себя?

   Все-то теперь как-то не так! Дознаватель поднял глаза к темному ночному небу, понимая, что ересь, которой полнятся его разум, страшна сама по себе, а уж что она может натворить!..

   -Всепрощения, - прошептал Контроллер, и, подойдя к шумному фонтану, от которого шел стылый влажный холод, сунул руку в воду. Она оказалась ледяной, кожу обожгло, заныли суставы, но дознаватель терпеливо ждал, когда исчезнут все мысли, сметенные волной боли. Казалось, он окунул кисть в лед.

   Вот, должно быть, как ощущается ритуал, если не использовать специальные препараты, - подумал Контролер. И думал он еще о сотне тысяч разных вещей. О, как же буйствовал его разум! Он все думал о своей прошлой жизни, и никакая боль, казалось, была не способна изгнать из его головы преступные мысли.

   -Я делаю все правильно, - твердил сквозь плотно сжатые зубы дознаватель. - Мною правит Союз, я выполняю его приказы, чтобы Вселенная стала чище. Я справедливый и прощающий, но никогда не допущу обмана. Несправедливость да искоренят мои подвиги, и пойду я, Воин, под белым знаменем, с пылающим Искупления Клинком в руках. И пронесу я свет в миры, где царствует тьма; и изгоню я черных тварей, затаившихся в сознании темном; и зажгу я вечный свет для тех, кто захочет видеть. Он выжжет глаза тем, кто таит в себе Зло; он дарует покой тем, кто чист...

   Боль в руке стала утихать, и Контроллер достал кисть из воды, так как прекрасно знал: исчезла чувствительность, стерлась боль, дальше можно просто отрезать руку. Ничего не измениться.

   Он вздохнул. Кажется, стало легче. Тогда, прижав к груди сжатую в кулак руку, пальцы которой не разжимались, Инквизитор вернулся к небольшой лавочке под деревьями у самого дома коменданта и включил воспроизведение макро проектора. Пришла пора изучить все, что тут произошло: съемки камер, которыми снабдил его Мурдран и звуковые записи допросов. Мурдран сказал дознавателю, что Партарашу был дан строгий запрет на ведение съемки или прослушивание кабинета, где Контроллер будет работать, но дознаватель как всегда оказался прав. В вещах разжалованного лейтенанта-командера были найдены два кристалла с записями произошедшего. Теперь непослушание Партараша оказалось как нельзя кстати, ведь дознаватель хотел понять, что с ним произошло и по какой такой причине его действия были сочтены неадекватными. Партарашу, отнюдь, этот факт не сулил ничего хорошего и лишь усугублял его тягостное во всех отношениях положение.

   Небольшой экран развернулся перед лицом Контроллера и он, блаженно откинувшись на спинку скамейки и чувствуя, что у него наконец-то появилась твердая почва под ногами, стал смотреть. Он увидел себя, сходящего с трапа истребителя Союза навстречу военным, среди которых узнал и Партараша, с бравадой приветствовавшего его, и Мурдрана, который внимательно оглядывался по сторонам, в любой момент ожидая возможного нападения, и Заброха, который молчаливо следовал за ним по пятам. Он видел себя в окружении полуразрушенного города, и отстраненно думал о том, что никогда ранее не летал на кораблях такого низкого класса. Слишком это было... несерьезно.