- Э... дом патер, на нас что, могут напасть? - блеснул стеклами линз любопытный Проныра.

   - Ты что, stuppidus[83]

? - в свою очередь поинтересовался капеллан. - Кому может прийти в голову напасть на такой крупный отряд? Нет, отпугивать придется диких зверей. Кто знает, вдруг горный шерстонос на запах приползет? Вот пока он тобой закусывать будет, остальные успеют тревогу поднять. Ясно?

   - Эк... - от перспективы стать поздним ужином какой-то там носатой твари Прошу стало слегка не по себе. - Так может я это... собаку с собой возьму, ага?

   Фон Хаймер отрицательно покачал головой.

   - Не советую. Эти милые крошки тебя разорвут, словно импур кольчугу. Обезьяна своего забирай. Если что - он первый на форшмак пойдет.

   Адольфиус посмотрел на милитария с укоризной, но показывать жестами свою точку зрения на предложение рыцаря воздержался. Вдруг неправильно поймут?

   - А... от лагеря далеко уходить? - очкарик задал еще один, как ему казалось, важный вопрос.

   Священник, чуть подумал, хлопнул по щеке, согнав верткого комара, после ответил:

   - Думаю, ярдов на пятнадцать хватит. И кончай юродствовать, здесь тебе не Сарагоса, или где ты на паперти сидел? Не важно. Ничего с тобой не случится... Иначе бы посты расставили, а не прогулки под звездами устраивали... - отец Пауль, собираясь чихнуть, потер переносицу. Помогло.

   - В общем, посидите с первой сменой, чтобы не уснуть, а ты, юнгерменн, - жест подбородком в сторону Николаса, - прогуляешься немного с Шустом... или кто там у них на обходе будет... а потом - наша очередь. Апчхи! - не сдержался патер.

   - Не болейте, Ваше Преподобие! - дружно пожелала троица.

   Рыцарь Христа кивнул:

   - Не буду. Все, идите к костру... Вопросы есть?

   Густав чуть замешкался, но все же решился:

   - Дом патер... скажите... неужели со всеми Пришлыми следует поступать одинаково? Почему, раз экспатриант, то ему одна дорога - на костер? После промывки мозгов у дознавателей? Неужели они все еретики и убийцы? Неужели среди них нет нормальных людей? От которых можно получить знания и пользу?

   Капеллан тяжко вздохнул.

   - Сложные вопросы ты задаешь, студиозус. Безусловно, крохи Истины на Прародине остались. Но они настолько ничтожны, что даже у Гроба Господня, Его заповеди не соблюдаются, повсюду ложь, обман и ненависть. И с каждым годом все хуже и хуже. Нормальные люди... как учит Святой Гилберт Базельский, все те, кто получил шанс на Спасение, попали сюда, на Лимбус. С Большой Волной, в тысяча триста девяносто шестом. А там... там даже простые обыватели, те, кто ходит в их Церковь, в своей душе - еретики. Они разучились понимать, что от Бога, а что - от Дьявола. Мы - живем по учению Христову и Апостолов, а они - нарушили Вторую Заповедь, сотворили себе идола, имя которому - Прогресс. Слишком велика между нами разница, в том числе и в прошедшем времени. Хм... об этом лучше побеседовать с комилитонами доминиканца. Они подробно объяснят. Но мой тебе совет - не забивай голову, пока не причислили к defensores haereticorum[84]

.

   Компания, впечатленная краткой проповедью отца Пауля, задумчиво примолкла.

   - Кхм, - прочистил горло патер. - Идите, хватит разговоров. И после заката не пейте пива, чтоб на страже не заснуть...

   На самом деле, о Пришлых, отец Пауль мог рассказать многое, поскольку в баронстве ему приходилось с ними сталкиваться не раз и не два. У доминиканцев в Граубурге не хватало людей, так что многих экспатриантов ловили простые крестьяне. А в тех случаях, когда иномирцы оказывались вооружены и палили из своих громобоев в первого встречного, требуя вернуть их обратно... тогда на помощь мирным жителям выезжал капеллан. Иногда ловили по три - четыре пришельца в год.

   Травля Пришлых началась около ста двадцати лет назад, когда на Лимбус накатила последняя, Третья Волна, приведшая едва ли не к катастрофическим последствиям. На Terra Prima в это время шел уже тысяча семьсот семьдесят пятый год... а на Terra Secunda - лишь тысяча пятьсот восемьдесят четвертый. Восточные отроги Рудных гор только - только освободили от слуг Азазеля, начали строить города, замки, крепости, вспахивать нивы... но тут появился рихтарж[84.1]

Антонин Нивлат, возглавлявший многотысячное крестьянское восстание. Моравия, Богемия и Силезия оказались охвачены огнем войны. Нивлат повесил епископа Брюннского и объявил себя маркграфом. Но его противник, гетман Биненберг, попавший на Лимбус в это же время вместе с полуторатысячным полком регулярной армии, с солдатами, вооруженными не только кремниевыми ружьями, но и пушками, против подобного решительно возражал. Кровопролитие продолжалось почти шесть месяцев и, закончилось, лишь, когда у обеих сторон вышел весь порох.

   Законные сеньоры вновь взяли власть в свои руки, гетманские плутонги[84.2]

уничтожили, крестьян - кого сослали на каторгу, кого - повесили, кого (в том числе и Нивлата) - четвертовали... за мир пришлось заплатить высокую цену. Тогда и вышел секретный циркуляр, предписывающий задерживать каждого Пришлого, в независимости от сословия, возраста и рода занятий. И с каждым десятилетием экспатрианты выказывали все большую агрессию, все лучшее вооружение. А после того, как в Лифляндии Пришлый смог узурпировать корону и три года противостоял объединенной армии курфюрстов, Церковь приняла Манифест, согласно которому каждый прибывший с Terra Prima, возрастом старше восьми лет, отправлялся на дознание в Орден Святого Доминика. А дальше - или берилловые рудники, откуда невозможно сбежать, или - ауто-да-фе.

   Не зря, ох, не зря, первая Папская Булла, изданная здесь, на Краю Ада, запретила не только порох, но изготовление и применение любого вещества, способного взрываться. К тому же серу в земле не находили, встречалась она только в горах Ледяных Баронств, соответственно стоила очень дорого, а ее получение находилось под контролем Церкви и Ордена Лулла. Зато сохранились и умножились рыцарские привилегии, жизнь человека, владеющего копьем и мечом, не обесценилась. А когда алхимики смогли получить черную бронзу...

   Патер вздохнул. Он понимал Густава. Но... больную овцу следует уничтожить, иначе, она заразит все стадо. И пусть инквизиторов все боятся, плюясь вслед, зато чуме безбожия и прогресса на Лимбус проникнуть не удалось. Кроме Джабана, острова - государства на востоке, врага не только христианских стран, но и земель, где почитают Будду, и, даже, Аллаха. Будь он проклят, этот Джабан...

   ***

   Цель ночной прогулки, трезвый а потому - злой, Адольфиус не понимал. И ладно бы они шли по дороге, в какое ни будь питейное заведение, а то просто, крутились вокруг лагеря, лазая то по кустам, то по камням... Хорошо, что хозяин хоть изредка на плечи брал, иначе лемур, со своими габаритами, совершенно бы вымотался.

   Нарезая очередной полуночный круг, индрик, двигавшийся впереди Проша тяжелыми, короткими скачками, напоминая своими "плюхами" раскормленную османскую жабу, неожиданно приземлился на что-то мягкое. И это мягкое, к ужасу обезьяна, зашевелилось!

   Индрик решил, что пришел его смертный час.

   Вопль, вырвавшийся из груди перепуганного до икоты лемура, разорвал ночную тишину не хуже оглушительного удара набата. После этого крика сразу произошла череда событий: нечто шевелящееся встало на ноги и превратилось в вооруженного дубиной незнакомца; подпрыгнувший от неожиданного крика фамулус не удержал равновесия, приземлился на пятую точку и грязно выругался; толстяк Адольфиус, начавший падать со спины восставшего от земли тела, не придумал ничего лучше, чем вцепиться зубами в первое попавшееся место... место оказалось под шоссами.

   Еще один вопль, в этот раз на пару тонов ниже, более похожий на рев раненого медведя, окончательно разрушил ночной покой и переполошил лагерь. По тревоге, первым в ночную тьму ушел капеллан, бросившийся в сторону терпящего бедствие Проныры, успев перед этим уронить зевающего студиозуса на землю. Следом за ним залаяли разбуженные собаки, внося свою лепту в получившийся бардак, затем, выскочили рыцари и братья - доминиканцы, укрытые нерасчехленными щитами, мгновенно заняв круговую оборону вокруг шатров сюзеренов.