После таких рассуждений и советов Густав немного повеселел, и, постепенно, за несколько дней, пришел в свое обычное благодушное состояние.

   - Confundantur et revereantur quaerentes animam meam.

   (Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей).

   Рыцарь - священник от алтаря шагнул к стоящим перед киворием мирянам и, принялся гнать белесый дым в их сторону.

   Облако пляшущих над чашей искр начало слепить глаза, словно маленькое солнце, заставляя зажмуриться и чихнуть. Как всегда, Густав надеялся, что не пропустит момента растворения Огня в воде и старался держать веки открытыми, не обращая внимания на всплывавшие в памяти фрагменты проделанного пути, отвлекающие от созерцания священодейства.

   ...Из Рагенсборга они выехали после воскресного праздника Троицы, дав отдохнуть лошадям, а заодно, в субботу, после казни, починили треснувшую ось второго фургона, устроив по этим двум поводам хорошую пьянку. В понедельник и вторник не спеша проехали через Штраубинг - Баварию, вечером добравшись до епископства Пассау, в котором вновь пришлось задержаться, поскольку в среду наступила октава святого Юлиана Базельского. Барон имел долгую приватную беседу с епископом, после этого, в кафедральном соборе святой Стефании, под торжественные звуки органа, отстояли всенощную службу, встретив праздник Тела и Крови Христовых покаянной молитвой и торжественным обедом, на котором собрались не только слуги, но и вся семья барона.

   Затем миновали границу Австрийского герцогства, не останавливаясь, проехали Линц, Мюрау, а воскресным вечером прибыли в долгожданный Грац, столицу Штирийской Марки. Там вновь устроили суточный отдых, отстояв утреннюю мессу в честь дня святого Варнавы, а фон Граувиц нанес визит своему сеньору, герцогу Оттокару Девятому, так что в баронство отправились ранним утром двенадцатого июня, во вторник, спустившись с перевала в Долину, куда обоз добрался к вчерашней комплете, оставив позади бессчетное число конских лепешек и десяток дней, проведенных в непрерывном продвижении к цели.

   Капеллан продолжал:

   - Avertantur retrorsum et confundantur cogitantes mihi mala.

   (Да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло).

   В самую неподходящую секунду Шлеймниц все же моргнул, вновь пропустив маленькое чудо, творимое отцом Паулем. Огонь растворился, заставив воду заиграть всеми цветами радуги, жидкость постепенно темнела, словно в ней оседал переливчатый перламутр, отражающий солнечные лучи. Густав с сожалением качнул тяжелой головой, аккуратно накладывая на себя крестное знамение. Вчерашнее возлияние давало о себе знать.

   ...Ночевать остановились в Мюреке, вассальном городке солеваров, располагавшимся у "языка" северного перевала, именуемого Шладмингом, единственного ровного прохода, ведшего в Долину Мертвых Дымов из герцогства Штирийского и окруженного не так давно законченной пятнадцатифутовой каменной стеной (в округе этого материала имелось с избытком) ощетинившейся острыми клиньями бастионов.

   Своего сюзерена, горожане, встретили радушно и в то же время - по-деловому, сразу проводив в Ратушу не то пьянствовать, не то - подписывать накопившиеся за время отсутствия бумаги. Все остальные (кроме баронской семьи и, рыцарей, конечно), разместившись в баронском паласе[107]

, специально выстроенном для визита в долину знатных особ и инспекционных приездов господина, отправились отмечать возвращение в самый большой городской трактир. Студиозус, конечно же, присоединился, но особенной радости от близкого окончания пути не испытывал.

   - Fiat viae illorum tenebrae, et lubricum: et angelus Domini persequens eos.

   (Да будет путь их темен и скользок, и Ангел Господень да преследует их).

   Отец Пауль передал кадило Шлеймницу, взял жесткую метелочку из веток оливкового дерева, смочил ее только что приготовленной Святой водой и принялся обрызгивать и крестить барона с его родственниками, башелье, кутилёров, возниц, большей частью являвшихся бойцами рыцарских Копий, слуг (Гуго, Ханса и юного Зигорда), даже мохнатому Адольфиусу досталось. А вот прибывший сегодня утром на встречу сюзерена отряд меченосцев, возглавляемый, к удивлению алхимика, остроухим воином с южного Востока, оказавшимся крещенным сохэем[108]

, капеллан проигнорировал.

   - Fiat tamquam pulvis ante faciem venti: et angelus Domini coarctans eos.

   (Да будут они, как прах пред лицом ветра, и Ангел Господень да прогоняет их).

   Закончив с паствой, фон Хаймер начал кропить стороны света. Субминистратум, держа в руках чашу, не отставая, следовал за милитарием, пытаясь краем глаза получше рассмотреть восточника.

   Сохэй Най Кхан Том, после принятия христианства получивший благородное имя Нойгейн Томм, служивший командиром гарнизона еще при отце нынешнего барона, не только приехал сопроводить своего господина, но и привез новости из Граубурга. Причем некоторые из них напрямую касались Шлеймница и были совсем не радостными.

   ...Старшего магистра Ордена святого Лулла Готтлиба фон Ветинса похоронили пять дней назад.

   - Quoniam gratis absconderunt mihi interitum laquei sui: supervacueexprobraverunt animam meam.

   (Ибо они без вины скрыли для меня яму - сеть свою, без вины выкопали ее для души моей).

   Священник сменил метелку на кадило, вновь раздул сладковатый дым, и начал новый обход памятника. Густав поставил чашу на стол, взял поднос, на котором лежал большой, в две пяди, серебряный крест, украшенный четырьмя искрящимися рубинами, и, направился к отцу Паулю, по пути на несколько секунд увязнув в белесом облаке.

   Накатила приторная тошнота, голова закружилась, перед глазами замелькали черные мушки... но через мгновение все прошло. Патер строго взглянул на субдьякона, заставляя ускорить шаг, совсем, как пару часов назад, вызывая легкое де-жа-вю.

   ...Милитарий подъехал к последнему фургону, чего раньше, в походе, с ним никогда не случалось.

   - Густав, - капеллан выглядел недовольным. - Слазь с повозки и иди сюда.

   Студиозус, до этого увлеченный разглядыванием небесно-голубых вод Бликзее, Искристого озера, лежавшего в центре Долины Тотенраух, выскочил из фургона и зашагал у стремени рыцарского жеребца.

   - Вот что, - фон Хаймер покусывал уголок нижней губы, вместе с алхимиком отстав от повозки, - Живого Наставника у тебя не предвидится. Будешь довольствоваться мертвым.

   Субминистратум, совершенно ничего не понимая, машинально кивнул головой, а потом до него дошло:

   - Ваше Преподобие! Это как?! - новость оказалась настолько неожиданной, что алхимик встал, словно оглушенный ударом молота бык.

   - Пошли, пошли, - рыцарь придержал вороного. - А то обоз не догонишь, пока все разжую... Умер наш каноник. Скончался... скоропостижно. Тебе-то какая разница, кто учить будет: покойник, или непредставившийся servus Dei[109]

?

   - Эт...этто ккаакже т...так, - заикаясь произнес Шлеймниц. - Да, слухи всякие ходят... даже о том, что малефики мертвого из могилы поднимают, в упырей, слуг своих превращают... Но... Ваше Преподобие, неужели Вы... - не договорив, субминистратум в ужасе вытаращил на священника спрятанные под тремя бровями изумленные глаза.

   Патер хмыкнул и растянул губы в невеселой улыбке:

   - Я хоть и владею экзорцизмами, положенными по статусу рыцарю святого Мартина, но до богомерзкого колдовства еще не опускался. А за мысли дерзкие, налагаю на тебя, студиозус, епитимью: молча делать, что говорю и не задавать вопросов... три дня. Понятно?

   - Э... да?! - ошеломленный алхимик, медленно переставляя ноги, пытался прийти в себя.

   - Тем более, что теперь я вынужден стать твоим spiritualis Mentorum[110]

, - продолжил отец Пауль, - вместо усопшего декана. И представить на кафедре в Мариацелль. А фон Ветинс... он займется специальной подготовкой, на большее старик сейчас не способен. Или ты предпочтешь разорвать контракт и отправиться обратно?