Лишь вмешательство Церкви смогло остановить братоубийственную войну. Еще через десять лет, Верховный Понтифик Гигин Первый объявил о воздвижении нового Престола Святого Петра, ратифицировал границы Сеттора Делла Чиеза[114.1]

и утвердил Уставы Двенадцати Орденов.

   С того времени и началось серьезное изучение прекаций. Далеко не каждая молитва проявляла чудодейственные свойства. Путем многих проб и ошибок, за несколько десятилетий, были собраны основные Бенедикционалы, дополняемые Церковью до сих пор. Каким образом они действуют... не знал никто, но мэтры сошлись в мнении, что главное - это 'дивинитатум', благочестие и праведность священнослужителя, достигаемые постом, умерщвлением плоти, долгими откровенными молитвами, идущими из глубины души, а самое главное - безгрешной жизнью клирика. И чем дивинитатум сильнее, тем мощнее влияние прекации на окружающий Мир.

   А спустя некоторое время, начали появляться автодидакты[114.2]

- малефики, извратившие слово Божие в собственных низменных целях. Им была нужна Власть, ради которой они уничтожали целые сеньории, превращая цветущие долины в безжизненную пустыню. Организованный колдунами - сатанистами Орден Черной Лилии, и по сей день давал поросль, забирая человеческие души в разных провинциях Трех Империй. И ни доминиканцы, ни милитарии, ни адепты Святого Варнавы[114.3]

не смогли выкорчевать эти дьявольские ростки.

   - Эй, Густав! Чего встал? Помогай иди, - прервал раздумья алхимика окрик Николаса. - А то без тебя я не справлюсь, - показал на чан со святой водой.

   Пришлось заняться делом.

   Обоз уехал спустя четверть часа, оставив только последний фургон, отписанный в распоряжение милитария. С все еще немного возбужденным Густавом и священником остались лишь Николас, Эммерик и недовольный Адольфиус, которым патер строго настрого приказал сидеть в повозке и не высовываться. После службы, компания подкрепилась теплым вином и копченой рыбой, прихваченной из Мюрека, взбодрившийся отец Пауль начал готовиться к новому экзорцизму. Солнце скрылось за пушистым белым облаком, серым платком накинув на землю долгожданную тень, сразу стало прохладнее. Умолк надоедливый стрекот кузнечиков, исчезли оводы, перестав беспокоить разгоряченных лошадей, притихли докучливые мухи...

   Капеллан вытащил из своей походной сумы пять небольших шкатулок, взял вычищенное алхимиком кадило, уложил внутрь уголь, маленький кусочек селитры для розжига, а потом принялся наполнять серебряный стакан гранулами из коробочек, соблюдая только ему одному известную пропорцию. Окончив это занятие, фон Хаймер снизошел до некоторых объяснений:

   - Времени после смерти магистра прошло совсем немного, его Дух, обретаясь по ту сторону Грани, далеко уйти еще не успел, так что призыв услышит обязательно. Моих познаний для этого хватит. Не беспокойся, студиозус, будет у тебя Наставник. Пусть даже и призрак, это, как я понимаю, не важно. Главное, что он поможет приготовиться к рукоположению... возможно, даст еще пару дельных советов.

   - Но, Ваше Преподобие... - Шлеймниц вспомнил, что на него наложено взыскание и замолчал.

   - Ты, верно, хочешь спросить, не грех ли это, беспокоить мертвых? - отец Пауль полоснул взглядом по обеспокоенному лицу студиозуса. - И как мы проведем вызов вдали от кладбища и могилы покойника?

   - Э... да, дом патер, - алхимику, от предстоящей встречи с Потусторонним, было немного не по себе и он слегка нервничал.

   - Грех, - подтвердил священник, доставая из сумы некий предмет, завернутый в кусок пергамента. - Но его я принимаю на себя. Тем более, что имею на этот случай индульгенцию кардинала Лиссонье, - развернув облатку, милитарий положил на стол небольшой золотой медальон с изображением Уробороса[115]

, знака алхимиков. - И поможет нам вот эта безделушка, некогда окропленная кровью магистра Ветинса, и которую он мне подарил пару лет назад, - фон Хаймер тяжело вздохнул и замолчал, очевидно, вспоминая события прошлого.

   Но бездействовал капеллан недолго.

   Положив на аналой Святое Писание, патер указал Густаву вновь зажечь семисвечники, вертикально закрепил в специальной подставке серебряное распятие, кусочком воска приклеил к перекрестию алхимический медальон, и, установив конструкцию на столе между светильниками, взялся разжигать кадило.

   Когда из сосуда тонкой струйкой потек едкий сиренево - фиолетовый дым, отец Пауль смочил метелку святой водой, читая "Отче наш" обрызгал пространство вокруг кивория, поднял цепочки кадила, но размахивать им не стал, а стараясь не вдыхать угарный чад, поставил у нижней планки распятия, уложив звенья цепочки в виде еще одного симметричного креста. Отойдя на пару шагов назад, священник перекрестился, приступая непосредственно к экзорцизму:

   - Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen.

   (Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь).

   Фон Хаймер вновь осенил себя крестным знамением, поклонился изображенному на распятии Христу и продолжил:

   - Обращаюсь к Вам, Ангелы Божьи и смиренно прошу. Я прошу, Ангелы Небесные, чистые и святые, великим именем самого Бога, могущественного, сильного, возвышающегося над всеми небесами, кто создал в первый день мир, небеса, землю, море и все, что там находится, скрепив их печатью со своим святым именем...

   Еще один крест и поклон.

   Густав заметил, что струйка дыма, истекающая из кадила, перестала хаотично клубиться и начала превращаться в толстое веретено высотой около ярда, копейным острием поднимаясь над столиком и, словно пламя свечи, растворяясь в прозрачном воздухе.

   - Прошу вас также именами Святых Ангелов, управляющими четвертым легионом и прислуживающих могущественному Саламиа, великому и титулованному Ангелу.

   Снова крест и поклон.

   Голос патера набрал силу и, теперь звучал, словно боевая труба рыцарского Знамени[116]

.

   - Именем звезды, названной Солнцем, ее знаком, великим именем живого Бога и по благоволению привратника Царствия Небесного, апостола Петра, я умоляю вас, о, великие Ангелы, чтобы вы разыскали на Дороге Мертвых, что лежит за Гранью Жизни, и привели для беседы, душу ныне представившегося слуги Господнего, именуемого в миру Готтлибом фон Ветинсом, кровь которого лежит на этом распятии Христовом, дав тому возможность слышать, видеть и вести речи. In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti! Amen!

   От острия сиреневого дымового копья с легким хлопком оторвался шар, размером с детский кулачок... немного повисел, словно раздумывая, куда ему податься, а потом резко взмыл вверх, пройдя прямо сквозь тент кивория.

   Адольфиус, привлеченный непонятными манипуляциями капеллана, и чем-то мелькнувшим невдалеке съедобно - лиловым, подошел поближе, стараясь разглядеть, чем занимаются его приятели. Густав на него шикнул, но опытный индрик этому особого значения не придал, неторопливо войдя под сень квадратного навеса.

   - Все, сейчас ждем, - тихо произнес отец Пауль, утомленно вытирая вспотевший лоб. - Он должен ощутить эфирные вибрации... скорость полета души высока, но не быстрее звукового резонанса, передаваемого сквозь мировой субстрат...

   В это время, Густав, не обративший на последние слова милитария никакого внимания, заворожено следил, как истончившееся "дымное копье" принялось вновь менять форму, постепенно принимая очертания головы и лица истощенного длинноносого старца. Своего умершего брата студиозус вызывал совершенно иначе...

   Внезапно алхимик понял, что где-то на грани восприятия, подобно шороху опавшей листвы, запутавшейся в сырой осенней траве, ему слышится раздраженный скрипучий голос:

   - Пауль, чтоб твоими костями импур погадил! Ты чего мне после смерти покоя не даешь? - выглядел призрак фон Ветинса весьма непривлекательно.

   - Извините, магистр, но вы ушли из жизни, не закончив кое-какие дела, - капеллан произносил слова шепотом, медленно и старательно выговаривая каждый слог.