Милитарий уже занял место приближенного слуги, с хрустом перемалывая кусок запеченного в сметане угря, с интересом поглядывая на новых знакомцев.

   Шлеймниц, поняв, чего от него ожидают, отвесил почтительный поклон. Прош, с этикетом знакомый лишь понаслышке, считая этот термин скорее военным, нежели гражданским, неуклюже последовал его примеру. И даже Адольфиус, проникшийся важностью момента, представил нечто весьма смахивающее на аристократическое приветствие.

   Уголок рта барона слегка поднялся вверх, изображая подобие улыбки.

   - Итак, господа студиозусы, наш капеллан сообщил, что вы ищите Наставника, - голос у фон Граувица оказался глухим, словно раздавался из глубокого колодца. - Да будет вам известно, что в моем замке уже много лет проживает каноник[51]

кафедрального Собора Рождества Девы Марии, декан[52]

святого Лулла в обеих Штириях, почтенный дом Готтлиб фон Ветинс. Думаю, он не откажет мне в просьбе подготовить орденского министратума. И представить того для рукоположения на кафедре в Мариацелль[53]

, - взгляд узких глаз буквально просверливал Шлеймница, ожидая, какое впечатление произведет речь.

   Не дождавшись восторженных криков, барон задал вопрос, ставящий дам в тупик:

   - Вам сколько лет?

   Густав слегка прочистил горло и ответил:

   - Мне - двадцать два, моему товарищу - двадцать шесть, а обезьяну - пять.

   - Хорошо, значит - дееспособны. Разрешение опекуна не потребуется, - фон Граувиц слегка пошевелился. - Время вам до рассвета, завтра утром мы выезжаем. О прочих условиях расскажет отец Пауль. Есть время подумать. Тем более, свою помощь я предлагаю не каждый день. Все, ступайте, - отвернулся к окну.

   Слегка удивленные, приятели отвесили еще по одному поклону. Прош подхватил на руки потянувшегося, было, к столу с закусками Адольфиуса, субминистратум развернулся и, пригнувшись, первым покинул комнату для знати. Разговаривать ему было недосуг, очень быстрым шагом, чуть не бегом, студиозус прошел по лестнице и залу, выскочил из таверны, задрал рясу, едва успел расшнуровать гульфик пристроившись к ближайшему углу. На душе наступило блаженное спокойствие...

   Продолжавшееся целых две минуты. Толком не заправив шоссы[54]

, Густав, сквозь шум падающих с крыши капель, услыхал крадущиеся шаги. Пришлось обернуться. Давешний рябой малый, со щекой, перевязанной так, словно у него разболелся зуб, держал в руках солидных размеров дубину и приближался явно не с дружественными намерениями.

   Ждать, пока Шлеймниц зашнурует белье, рябой не собирался:

   - А вот отхожу ка тебя, любезный паломник, доброй осиной. Будешь знать, как людей всякими страховидлами травить, да пугать. В следующий раз неповадно бу...

   Трактирный вышибала внезапно осекся.

   В поле зрения показались Николас и пьяный Адольфиус, который, дойдя до определенной кондиции, постоянно ввязывался в драки. Обнаружив, что жертва его предыдущего нападения уже очухалась и вновь настроена вполне агрессивно, обезьян издал боевой клич, подпрыгнул, оскалил дюймовые клыки, и, с целеустремленностью магрибского боевого носорога бросился на обидчика.

   Вышибала, один раз уже пострадавший от когтей индрика, решил восстановить статус-кво. Не долго думая, коротко размахнувшись, он запустил дубиной в прущее на него чудовище, естественно - промахнулся, сделал попытку броситься наутек, запутался в ногах, и... позорно рухнул в первую подвернувшуюся лужу.

   А разогнавшегося Адольфиуса подвели скользкая земля и нарушенная координация движений. Обезьян понял, что прыгать на грудь противника уже не следует, не успел сориентироваться в изменившейся обстановке и затормозить, запнулся о тело неприятеля, перелетел, пару раз кувыркнулся, после чего, совершенно выбившись из сил, устало разлегся в перепаханной грязи, в нескольких ярдах от поверженного врага.

   Подошедший Николас, видя, что Густав стоит над грязным неудачником, проделывая с шоссами непонятные манипуляции, решил удивиться:

   - Э... он что, тебе понравился? Думаешь, аббат Сулиус грех мужеложества отпустит?

   Глаза побитого филистимлянина, ярко блестящие на черном лице, зажглись откровенным испугом.

   - Нет, просто завязать не успел...- справившись со шнуровкой, студиозус откинул полы рясы. И обратился к забияке:

   - Ты, видно, не знаешь, что к лицам духовного звания, даже младшим клирикам, без должного уважения прикасаться нельзя? А уж избивать их - тем более. Пожалуй, стоит пожаловаться капеллану барона. Пусть он заживо отпоет. Как тебе такое понравиться?

   Рябой малый судорожно сглотнул слюну:

   - Нет, господин, не надо! Мне... я... больше - ни за что!

   Проныра, поняв, что продолжения не последует, взялся ставить на ноги страдающего одышкой лемура.

   - Пусть это послужит тебе уроком, - Шлеймниц поднял к небу указующий перст. - Иди же и молись, грешник, иначе - не видать тебе Царствия Небесного! Прочтешь "Отче наш" - сто раз, не меньше. Тогда и Господь и я, - возможно, мы закроем глаза на твою наглую выходку, - и направился к трактиру, поддерживая Адольфиуса за руку.

   Капеллан уже сидел за столом с вновь наполненным кубком вина. Отец Пауль выглядел серьезно.

   - Считайте, что вам повезло, - начал он, едва Густав и компания устроились на лавке. - Господин барон согласился помочь, почти не раздумывая. А когда на вас посмотрел, то в решении утвердился, вы ему понравились. Давно не видел, чтобы он смеялся...

   Густав и Прош, едва утолив жажду после недавней схватки, изумленно выпучили глаза.

   - А он смеялся?

   - Да, можно и так сказать, - милитарий, подтверждая слова, еще и кивнул головой. - С тех пор, как леди Корина умерла, он даже не улыбнулся ни разу. А мой рассказ и то, как забавно кланялся этот волосатый пузан, - патер указал на грязного индрика, - здорово его развеселили. Да и посерьезнее причины есть, - патер слегка поморщился. - Старик Готлиб давно просил помощника, да все как-то... и мне служитель не помешает, а то мы с замковым инфирмариусом, отцом Лукасом по очереди службу за дьяка несем.

   - А на каких условиях будет проходить обучение? - осторожно поинтересовался студиозус. - Наставник, допустим, согласится по приказу господина Граувица. А что потребует от нас господин барон? Неужели он такой добрый христианин?

   Мартинианец хмыкнул.

   - Я в тебе не ошибся, юнгерменн, ты сразу мне показался неглупым парнем. Условия... Вы получите келью на двоих, питание в общей трапезной, две кварты вина в день, место на конюшне и кормежку для мула... или кто там у вас... - патер осушил кубок, - а взамен - ты, как алхимик, изготовишь господину барону двадцать гульденов[55]

. Не важно, как ты их будешь добывать: мыть золотой песок на ручьях, рубить породу в шахте, делать красители или трансмутировать свинец... До тех пор, пока не выплатишь все до геллера, ты, - ткнул пальцем в студиозуса, - дьякон, приписанный к замку Граубург, отбывающий службу в нашей часовне. Тебе все ясно? - взгляд милитария стал жестким.

   Густав задумчиво почесал затылок.

   - Двадцать золотых... Однако! Сумма немалая. За такие деньги можно целую библиотеку купить. Книг из пятидесяти...

   - Думай, юноша, думай. Местечко, на самом деле, доходное, - капеллан допил кубок и отрицательно покачал головой, в ответ на попытку Николаса подлить добавки. - Вылизывая начальству задницу, на кафедре Ордена, добьешься многого, но научишься малому. Считай, что наша встреча - это Знак Господень. Думай!

   В этом с капелланом Шлеймниц был согласен. Подумать следовало хорошенько. До рассвета время еще есть...

   ГЛАВА 3

   ***

   Солнце опустилось в длинную, узкую темную тучу, оставив на прощание ярко-багряную полосу заката, обещавшую завтра ветреный денек. Потеплело, воздух, после дождя, казался пропитанным сладким ароматом резеды, распустившейся сирени, терпким запахом отцветающих бутонов крушины и конского навоза. Густав и Прош сидели на распиленных дровяных колодах, подле сарая, отпущенного им в качестве места для ночлега, из-за стен которого доносился громкий храп, перемежающийся с неприличными звуками, испускаемыми дрыхнущим Адольфиусом.