Черная БМВ летела через ночь со скоростью сто шестьдесят километров в час, и ни одной живой души не было более на шоссе, иначе б сторонний наблюдатель мог сравнить эту летящую машину, например, со стремительной акулой, преследующей добычу в темных глубинах необъятных океанских далей.

И даже в этот глухой час чувствовалась весна, которая разыгралась вовсю, и хотя ночи еще несли в себе прохладу отступающих снегов, дни с каждым их новым прибавлением становились все теплее и даже жарче.

Водитель машины, несущейся в ночи, вовремя угадывал виражи дороги и вписывался в них рискованно, полагаясь на автомобиль и на удачу. Сидящие в БМВ привыкли рисковать, в каком-то смысле риск стал их профессией, своеобразным наркотиком, которого старается избегать большинство обывателей. Ведущий рисковую жизнь редко доживает до старости. В такой жизни, кажется, нарушен основной человеческий инстинкт — инстинкт самосохранения. Но так уж она, жизнь, распорядилась. Теперь обратно пути не было. Риск же и опасность стали просто профессией.

Рядом с водителем, напряженно всматривающимся в дорогу, сидел мужчина лет где-то тридцати, с тонкими, скорее даже острыми чертами лица. Прядь волос падала на лоб, скрывая беловатую черточку шрама над виском. Глаза мужчины были закрыты, но он не спал. Держал в руке пластиковую бутылочку с минеральной водой, иногда поднимая ее к губам и делая глоток.

Звали мужчину — Дикий. Это не была его фамилия, но лишь кличка, фамилию и имя заменившая. С того момента, как ему пришлось почти в одиночку вести войну против наркосиндиката, прошло достаточно времени. Последствия контузии прошли, и память восстановилась полностью, да и кость на ноге срослась, стала крепче прежней… Нет, Дикий понимал, какие-то изменения в нем остались навсегда. Тем, прежним, ему уже не стать никогда. Он перестал жалеть о прошедшей жизни и думал лишь о будущем, в котором пока не видел просвета — в будущем и настоящем ждали лишь новые войны…

Вместе с Диким летели в ночь Алексей, Валерий, Николай и Михаил — самые надежные из тех, с кем связала судьба, дружба и преданность которых были проверены не только временем, но и участием в кровавых схватках. Совсем недавно бригада Дикого провела несколько удачных акций на границе Таджикистана и Афганистана, и в этих акциях погибали люди Дикого, но самые близкие, самые надежные уцелели. И это давало надежду… Люди гибли, но гибли и наркодельцы, с которыми пришлось пересечься. И последние гибли чаще.

В распоряжении Дикого постоянно находились большие суммы денег, и теперь ему казались смешными те первые заморочки с кавказцами из-за крох. Но именно те крохи и первое убийство, совершенное с помощью рогатки, сделало его таким. Каким? А вот таким — способным постоять за себя и за своих людей, потратившему уйму денег на современное оружие и электронику, на быстрые и надежные тачки. Была даже создана специальная бригада, занимающаяся только слежением и записью разговоров в домах и офисах конкурентов или просто врагов. Информация снималась с электронных пишущих машинок, компьютеров, факсов. В нужные организации внедрялись свои люди, а когда это не получалось, то нужных людей покупали. Казалось, в этой стране продается все! В России, стране крайностей, приход капитализма понимался в самом откровенном и примитивном виде. Если рубль или доллар стали идеологией, то следовало продавать все — национальные интересы, мать родную… Без разницы!

Дикому посчастливилось уцелеть. И он понял ценность любой информации. Он готов был за нее платить, и он платил. Он собирал информацию и на государственных чиновников, связанных с наркодельцами, и готовился использовать и ее в крайнем случае.

Эти наркодельцы его чуть не погубили. Но не погубили, не вышло. Сейчас Дикий занимался оружием, и торговля им открывала новые горизонты. С одной стороны в стране производилось лучшее в мире оружие, с другой — некогда безоружные граждане желали вооружаться. И этот бизнес не беспокоил совесть Дикого. Он знал, что история Америки началась с оружия, с того дня, как вооруженный народ, милиция, выступил против англичан. Оружие — это свобода. Дикий хотел свободы себе и считал, что каждый мужчина вправе постоять за свою свободу с оружием в руках…

Машина летела сквозь ночь. За спиной на заднем сиденье спали парни, а водитель лишь хмуро смотрел на дорогу и молчал. Дикий посмотрел на часы и прикинул, что есть еще минут тридцать. После станет не до сна. Он включил приемник и поймал ночную станцию. Скрипичный квартет страстно выпиливал затейливую мелодию.

На Дикого теперь работало много людей, но ближайшее окружение он подобрал тщательно и, в отличие от президента страны, не манипулировал ребятами и не отставлял ни за что. Например, Сергей…

…Парень лежал на скамейке в парке пьяный в дым. Он делал вялые попытки приподняться и то бормотал, то выкрикивал команды, просил прикрыть. Впрочем, было б неверным назвать этого оборванного, опустившегося человека парнем. У таких людей нет возраста.

Дикий шел мимо и, увидев пьяного, остановился. Он заметил торчащий из-под замызганного воротника уголок тельняшки. «ВДВ, — подумалось ему. — Использовало государство и выбросило».

Дикий был человеком жестким, а когда надо, то и жестоким. Но иногда на него находило. Видя подобных представителей человеческого рода, он как-то разом представлял и свою изломанную жизнь, мог стать сентиментальным, мог и помочь незнакомому человеку… Вот и теперь стоял и смотрел на грязного бича со спутавшимися волосами, думал…

Подкатил, откуда не возьмись, наряд милиции на «козле», уволок пьяного. Дикий подошел к машине и спросил сержанта, утиравшего пот и мнущего в толстых пальцах сигарету:

— Куда повезете бедолагу?

— В вытрезвитель, мать, его, мать! Лучше б сдох, мать! Все равно завтра то же самое, мать! А тебе, мать, чего?

Дело происходило летом, ранним утром, в одном из небольших русских городков, в котором Дикий оказался проездом. Его ждали серьезные дела, но он задержался. Подъехал ближе к вечеру в местный вытрезвитель — кирпичное, облупившееся здание прямо в центре между рынком, памятником Ленину и Домом культуры.

Сунув дежурному сержанту незначительную сумму и получив бича на поруки, Дикий вытащил того на крыльцо и спросил:

— Звать-то тебя как?

Парень-мужик-бич еще не протрезвел полностью, но уже мог отчасти ориентироваться в пространстве, стоять на ногах и даже выпендриваться.

— Да пошел ты… — начал бич, а Дикий только засмеялся в ответ:

— Конечно пойду. Вместе пойдем.

Парень-мужик-бич, конечно, потерял всякую физическую форму, но все-таки сквозь лохмотья проглядывало когда-то тренированное, сильное тело.

— Сергеем меня зовут, — смягчился вдруг пьяный, но тут же спросил, еле ворочая языком: — Ты мент, что ли? Нет, не мент. А кто тогда? Зачем тут?

Не успел Дикий ответить, как мужик-бич стал спускаться с крыльца, спустился и побрел прочь.