Билли разрывался между желанием уйти и желанием остаться, но все же предпочел полицейскую машину туристке.

— Ладно, — буркнул он и вышел.

Рут вздохнула с облегчением.

— Он специально следит, ждет, когда я приду, и тут же является поболтать. По-моему, ему просто одиноко, но говорить постоянно об одном и том же… несколько надоедает. — Она обвела рукой помещение. — Билли сказал, что я могу рассказать вам о доме священника, потому что раньше я жила там. Мой отец был последним пастырем здешнего прихода. Теперь у нас нет своего священника, слишком мало осталось жителей. Но старожилы, такие как Билли, по-прежнему называют меня «дочкой священника». Мы с Эстер, моей подругой, которая поселилась вместе со мной, исполняем должность церковных старост и следим за порядком… Мне кажется, отец одобрил бы меня. — Рут криво улыбнулась.

— Насчет дома мы еще не решили, — поспешила сообщить Мередит. — Приехали только взглянуть.

— Состояние у него плачевное, правда? — Рут сочувственно покивала головой. — А ведь раньше он был очень красивый. Во всяком случае, сад. Мюриэль Скотт садовница никудышная, а ее паршивый пес повсюду роет ямы. Вы видели Роджера?

— Нет, когда мы приехали, хозяйка заперла его в чулане.

— Старайтесь не попадаться ему на глаза. Он очень слюнявый. Извините за любопытство, но есть ли у вас дети? Я хочу сказать… дом священника рассчитан на большую семью.

— Нет, детей у нас нет. Согласна, пожалуй, дом великоват. Мой друг хотел осмотреть его вместе со мной, но сейчас он уехал в лес.

Рут подозрительно покосилась на гостью:

— Зачем?

Ей показалось, что Мередит слегка смутилась.

— Мы увидели, как туда проехала полицейская машина. Алан полицейский; он решил, что должен выяснить, что происходит.

Рут вздохнула:

— Ах да, полицейская машина… Вот и старый Билли ее заметил. Похоже, ее видели все, кроме меня. — Она вздрогнула. — Итак, перед вами статуя Фитцроя — между прочим, он мой предок по материнской линии. Здесь есть еще несколько памятников Фитцроям. Когда я сюда прихожу, то словно навещаю дальних родственников. Правда, мне кажется, что они не вполне меня одобряют. Хотя не знаю, за что им меня порицать, ведь и сами были далеко не безупречны! Церковь потому такая большая, что выстроена на крови…

— Что значит — на крови? — удивленно спросила гостья.

— Ох… — вздохнула Рут. — Конечно, как посмотреть… Хьюберт Фитцрой пожертвовал крупную сумму на перестройку церквушки, которая стояла тут изначально, после того, как его жена Агнес умерла при подозрительных обстоятельствах. Она выпала из окна, но поговаривали, что ее выбросили, причем уже мертвой! До властей, должно быть, дошли слухи, но Хьюберт был верным сторонником короля, а жизнь женщины в те годы ценилась очень невысоко. Епископ попробовал было возмутиться — Агнес доводилась ему дальней родственницей, но утих, когда Хьюберт пообещал ему деньги на церковь. Могилы Хьюберта и Агнес тоже здесь. Если вам интересно, на надгробных плитах высечены их портреты. Лицо Агнес можно рассмотреть, а вот лицо Хьюберта обезображено… Я часто думаю, что это не случайно.

Рут смолкла. Она слишком разволновалась. Полицейская машина проехала к лесу, и она не могла думать ни о чем другом. Даже рассказ о Хьюберте не помог ей отвлечься.

Она перескочила на другую тему:

— Кстати, наша деревня называется Нижний Стоуви, а Верхнего Стоуви не существует. Вы, наверное, уже и сами заметили. Нас называют «нижними», потому что мы совсем рядом с лесом Стоуви. По крайней мере, так все считают. Когда я была совсем молоденькой, в лесу в основном росли местные породы деревьев. Потом, в шестидесятых годах, Комиссия по лесному хозяйству устроила здесь питомник, и у нас посадили сосны.

— Вы в детстве часто играли в лесу? — спросила Мередит. — Наверное, всех детей тянет в лес…

Рут покачала головой:

— Никогда его не любила. Когда училась в школе, лес меня пугал, мы с матерью выгуливали там собаку или искали красивые цветы для церкви. Другие деревенские дети ходили туда, а я боялась встретить Зеленого человека.

— Я о нем слыхала, — кивнула Мередит. — Так называют лесного духа, да? — Она посмотрела на Рут со слегка озадаченным видом. — Наверное, в ваших краях о нем ходят легенды?

Неожиданно Рут предложила:

— Пойдемте на улицу! Я вам кое-что покажу.

Выглянувшее солнце изо всех сил сушило землю после дождя. Правда, у самой церкви мешали пышная, густая трава и бурьян. Между могилами вверх тянулись лунники с крупными, заостренными на концах листьями и фиолетовыми цветками. Мередит вспомнила, что видела много лунников в заросшем саду при доме священника; должно быть, на кладбище семена занесло ветром. В густых зарослях прятались замшелые, покосившиеся надгробные плиты и памятники. Совсем рядом с Мередит в траве стоял ангел. Казалось, он вот-вот рухнет под тяжестью каменных крыльев. На голове ангела сидела сорока; когда они приблизились, она вспорхнула и улетела.

— Одна сорока — к печали, — вслух сказала Рут, вспомнив детскую считалочку, и стала озираться по сторонам — вдруг увидит вторую птицу.

Как известно, «одна сорока — к печали, две сороки — к радости». К сожалению, второй сороки нигде поблизости не оказалось. Рут стало немного не по себе. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, она стала рассказывать гостье о церкви и о том, почему она пребывает в таком плачевном состоянии.

— Раньше мы платили старому Билли, чтобы он наводил здесь порядок, но он уже не может работать из-за больной ноги и стенокардии. Кладбище совсем заброшено. Новых захоронений нет, хотя, наверное, если кто-то из местных старожилов — да хоть тот же старый Билли — выразит желание покоиться именно здесь, мы постараемся найти для него место. Отец Холланд говорит, что следует уважать желание человека лежать рядом со своими родственниками. — Остановившись, Рут показала пальцем куда-то вверх: — Видите горгулью?

Мередит задрала голову. К водосточной трубе, по обычаю, лепились головы самых разных причудливых тварей.

— Похожую на дракона? — спросила она.

— Да. А теперь посмотрите чуть левее и ниже…

Мередит послушно перевела взгляд на свес крыши.

— Ах! — воскликнула она. — Там резьба на стене… лицо!

— Это он, — торжественно и мрачно произнесла Рут.

Как будто отвечая ей, на стену упал солнечный луч, и Мередит отчетливо разглядела злобную физиономию, глазеющую на них сквозь густо разросшийся плющ.

— Некоторые, — продолжала Рут, — думают, что это кельтский бог Цернунн, но мой отец считал, что Зеленый человек берет свое начало в глубокой древности. Его культ появился задолго до кельтов, возможно, еще в неолите. Другая школа, западноевропейская, связывает Зеленого человека с культом Диониса. Правда, отец такую точку зрения не разделял. Как бы там ни было, наш лес очень старый. Отец навел справки и выяснил, что в древности лес считался священным местом. В чаще сохранилось какое-то земляное сооружение — сейчас оно, конечно, почти заросло. По мнению отца, там, возможно, совершались жертвоприношения. Изображения «лиственной головы», как предпочитал называть их отец, можно видеть на многих храмах; как правило, их вырезали вблизи крыш или на колоннах. Отец отличал обычные «лиственные головы» от настоящего Зеленого человека. «Лиственная голова» часто служит своего рода орнаментом. А вот настоящий Зеленый человек, что бы он ни символизировал, крепко засел у людей в подсознании. Строители нашей церкви — каменщики и плотники — верили в него все как один. Они знали, что церковь, оплот новой религии, бросает вызов старым верованиям. Вот почему они вырезали под самой крышей Зеленого человека, чтобы тот обозревал свои владения — лес Стоуви. Внутрь церкви ему хода нет; там он вторгается на чужую территорию. Зато лес — его территория; те, кто проникает туда, нарушают его законы.

Заметив, что гостья смотрит на нее как-то странно, Рут принужденно усмехнулась:

— Извините, я увлеклась. С детства многое знаю о Зеленом человеке, потому что им очень интересовался отец. Разумеется, сама я ни в какого Зеленого человека не верю. Просто у леса Стоуви дурная слава. Здесь чего только не случалось — я имею в виду, нехорошее. Вот почему я встревожилась, когда старый Билли рассказал про полицейскую машину. Надеюсь, ничего страшного там не произошло.