— Обзавелся бы домиком в Н-ске — есть где отдохнуть, расслабиться, поспать. Не гостиница все же…

— Можно обзавестись… — наконец ответил он, постепенно соображая, куда клонит Соломин.

Но это не радовало. Места там действительно красивые — и охота, и рыбалка, но не столица… Дача была бы прекрасная, но летать далеко. Перевод отдела в Н-ск не прельщал. Правда, лучше быть генералом в Н-ске, чем полковником в Москве, но он-то уже генерал. И в Москве. Потом — два генерала в одном городе… Не-е-ет.

Соломин специально разыграл эту карту, предложить старшую легче.

— Ты правильно подумал, Борис Алексеевич, есть мнение о твоем переводе в Н-ск, — уже твердо отчеканил директор, — но не начальником независимого отдела. Я предлагаю должность начальника управления, а отдел тебе новый дадим. Сам начальника подберешь — Пустовалов или еще кто, — сразу определил направление Соломин. — Парень ты грамотный, толковый, Астахов уверен, что ты справишься. Даю тебе подумать 5-10 минут, больше, к сожалению, дать не могу. Согласишься — летим сегодня вместе, представлю тебя, помогу на месте с квартирой… Иди, думай — жду ответа.

Степанов вышел в приемную, закрыл за собой дверь и прислонился к ней — предложение удивило, озадачило и обрадовало его. И он бы вряд ли сумел ответить, чего было больше.

Измаявшийся в приемной полковник внутренне посочувствовал — вставили, видимо, генералу под завязку, как из парной вышел.

Постояв минуту, Степанов прямиком направился в курилку, затянулся дымом до самой прямой кишки. По-всякому выходило — надо ехать. Что за жизнь в разъездах, пора и осесть где-нибудь, обзавестись семьей. Вон Михайлов, в 45 лет женился, уже и ребятишек двое… Должность высокая, не каждому предлагают сразу в начальники — замом обычно где-нибудь годик, два держат.

Он затушил сигарету, не докурив до конца, вернулся.

— Судя по времени — ты согласен, — прищуриваясь, посмотрел на него Соломин.

— Согласен, Игорь Вениаминович.

— Тогда давай, шпарь свои условия, что можно, постараюсь сделать, — посерьезнел Соломин.

Степанов пожал плечами.

— Да нет, собственно, никаких условий. Обычные рабочие вопросы, которые и так поможете решить. С квартирой бы, конечно, хотелось определиться — с расчетом на будущую семью. Но один вопрос есть — что со старым начальником?

Степанов не договорил, что ему не хотелось бы с ним работать. Оброс связями, станет мешаться под ногами, в лучшем случае висеть балластом — не сам же уходит с должности. Но его вопрос Соломин понял прекрасно.

— Скажу честно, Борис Алексеевич, я еще не определился по его судьбе. У меня его рапорт на продление срока службы — 60 лет исполнилось. Скорее всего, на пенсию…

Соломин встал, махнув рукой, чтобы Астахов и Степанов сидели, подошел к стеллажу с книгами, достал томик стихов Есенина, повертел в руках.

— Кстати, вы в курсе, что его последнее стихотворение написано собственной кровью? Это я так, к слову, чтобы дать отдых мозгам, — пояснил он, предотвращая возможные толкования. — Перейдем к делу. Еду я в Н-ск еще и для встречи с Михайловым. Вместе поговорим, Борис Алексеевич. А сейчас смотри.

Соломин достал карту и расстелил ее на столе.

— Это Н-ская область, вот здесь, — он показал на красный кружок в лесном массиве, — находится один объект — ядерные ракеты стратегического назначения, а вот здесь другой объект — биологическая лаборатория. Это теперь твои объекты, Борис Алексеевич, поэтому и придается тебе целый отдел. Ими занимался полковник Ремезов, сообщишь Михаилу Сергеевичу, когда будешь готов, он направит Ремезова к тебе для передачи дел.

Кроме основных задач управления, у тебя еще и эти два секретных объекта, и Михайлов. Вопросы?

— В ходе разговора с Михайловым наверняка возникнет вопрос защиты объектов, потребуются подробности, в которые посвящен Ремезов. Его необязательно знакомить с Михайловым, но нас он сможет ввести в курс в любое время. Потом и меня провезет по объектам, представит лично. Ему целесообразно поехать с нами, — осторожно намекнул Степанов.

— Что ж, резонно, — немного подумав, ответил Соломин, — распорядись, Михаил Сергеевич.

Он отправил Степанова домой, понимая, что тот едет не в обычную командировку — вещей необходимо собрать больше, а до самолета оставалось немногим более 2-х часов.

Мария Степановна Загорская чувствовала себя, мягко говоря, не очень хорошо. Больное сердце давало о себе знать, а тут еще эти волнения. Муж кое-как уговорил ее лететь, и она поддалась только из-за того, что доставляла страдания и ему. Они вместе уже давно нигде не бывали: не посещали гостей, театров и концертов, не устраивали вечеринок по праздникам и юбилеям. Альтернативы нет, и она бы не простила себе в дальнейшем такую жизнь, приносящую страдания мужу, которого безумно любила. Иногда ей хотелось умереть, но сердце не зашкаливало за черту, мучая не болью, а прикованностью к дому и, в основном, постельному режиму. Любое упоминание о концерте или домашнем празднике доконало бы ее, и она летела в самолете с ранее незнакомой молодой женщиной к ней, в чужой город, не в силах подавить в себе стыд незваного гостя. Сердце реагировало на самолет и ее гипертрофированную стеснительность — она приняла вторую таблетку.

Вика наблюдала боком за этой красивой 45-летней женщиной, начавшей немного подкашливать и закрывающей рот платочком. Казалось, нос ее слегка посинел, а щеки спереди необычно порозовели, отдавая серостью изнутри. Но это не портило лица, может быть, придавая ему облик умной и чахнувшей в святости дворянки.

Вика хотела заговорить и не решалась, покашливание соседки останавливало ее. Загорская наверняка читала много книг, считала она, что еще делать одной дома, когда не выходишь в люди, и книжная тема, возможно, развлекла бы ее, помогла отвлечься от кашля.

— Вы любите читать книги? Я недавно прочла одну очень интересную. Абсалямов — «Белые цветы».

Загорская, убрав платочек, с интересом взглянула на Вику.

— Да, я читала ее в «Роман-газете», правда очень давно, лет 25 назад. Мне очень понравилось.

Она серьезно задумалась, забыв о своей болезни. Почему Михайлова спросила именно об этой книге? Молодежь вообще не читала Абсалямова, считала она, и не ожидала услышать такой вопрос сейчас. «Что это — намек на цветы или предстоящее выздоровление, а может просто понравившаяся книга? Совпадение? Вряд ли, скорее выздоровление и цветы. Что ж, я готова к этому, — рассуждала Загорская. — Таких врачей трудно отблагодарить полностью, но Абсалямов нашел решение, значит и мне его нужно найти, не повторяясь».

В книге доктор вылечил тяжело страдающую молодую девушку и потом многие годы находил под дверью белые цветы. Загорская еще не знала, как отблагодарить Михайлова, которого еще даже и не видела, но уже почему-то абсолютно поверила в свое исцеление.

— Говорят, чтобы полностью понять книгу, — продолжала Вика, — ее нужно прочесть трижды — в детстве, юности и зрелом возрасте. Читая заново, познаешь скрытые уголки мыслей автора.

Она взглянула в глаза Загорской, та почему-то смутилась и отвела взгляд.

— Да, я согласна с вами, Виктория Николаевна…

— Зовите меня просто Вика, — перебила она Загорскую.

— А меня Марина, — в ответ улыбнулась Загорская, она не любила, когда ее называли Машей, — муж говорил, что вы свободно владеете английским, лучше его профессоров.

— Нет, Марина, это не совсем так. Да, я говорю без акцента, но совсем не знаю этой страны, ее обычаев, нравов. Поэтому и решила подучиться, узнать побольше о странах, о народах.

У меня маленькая биография — школа, замужество, сейчас поступила в ВУЗ. Больше и сказать нечего. Марина, расскажите немного о себе, — попросила Вика.

Она передала ей чашечку минералки, предложенную стюардессой, взяла себе и, попивая, ждала ответа.

— Я преподавала французский в МГИМО, там и познакомилась с мужем. Врачи запретили мне рожать из-за сердца, хотя еще год назад чувствовала себя нормально, потом что-то не заладилось…