— Выясним, не переживайте, — обозлился Пустовалов, — каждый ответит сам за себя, никто на вас чужую вину не свалит. Но вы сотрудник милиции и знакомы с 242 статьей Уголовного кодекса.

— Порнушка не ваш профиль, подполковник, — перебил его Никифоров, — давайте не будем заниматься не своим делом, и запугать меня у вас не получится. И работать на вас я не стану, не старайтесь взять меня на компре.

Пустовалов сжал незаметно кулаки: «Ишь, как заговорил, оправился змееныш, но ничего, мы твои ядовитые железы вырвем, посмотрим, как ты заговоришь позже».

Никифоров понимал, что лучшая оборона — это наступление и, принаглев, продолжил с усмешкой на лице.

— Я так понимаю, подполковник, что серьезных вопросов у вас ко мне нет, личность моя известна — да и три часа истекли, — намекал он на Закон, — так что я, наверное, пойду, захотите поговорить — присылайте повестку.

Он встал, но выйти не решился, знал, что без пропуска или сопровождения, его не выпустят из здания. Но больше всего он беспокоился о своих деньгах — когда они спрятаны в надежном месте или положены на счет, это надежнее кармана. ФСБэшники могут и обыскать, хоть это и не законно, доказывай потом, что ты не верблюд, объясняй, откуда взялась такая большая сумма денег.

Пустовалов посмотрел на него, так нагло еще никто не вел себя в этом здании в его присутствии, обычно эмоции оставались скрытыми за маской доброжелательности и вежливости.

— Зря вы, Петр Афанасьевич, так непрофессионально о нас думаете. Есть к вам вопросы и очень серьезные, хотелось бы, чтобы вы ответили на них также бойко и уверенно, как говорите сейчас. Действительно, пока о 242 статье УК РФ разговор отложим, правильно, не наш профиль, — усмехнулся Пустовалов, — но только пока, к сути ваших действий в этом плане мы еще вернемся. Меня больше беспокоит другая статья, 275-ая, она-то уж точно по нашему профилю.

Никифоров враз побледнел.

— Да-а, вы мастера фальсификаций, но со мной этот номер у вас не пройдет. Измена Родине — ишь о чем заговорили, — начал он ёрничать, — может я спал с Мата Хари и передал ей семенной фонд? Или у вас проституция стала Государственной изменой? Но я даже не содержатель домов терпимости, а спать с проституткой… — он ехидно улыбнулся.

— Это хорошо, что вы знаете Уголовный кодекс, но я вам выборочно все-таки напомню 275-ую статью.»… либо иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, совершенное гражданином Российской Федерации… от 12 до 20 лет»… И обратите внимание — здесь нет слов, как в ваших экономических статьях УК, например, «сведения о хозяйственном положении заведомо ложные», или «имущество заведомо добытое преступным путем». Здесь нет слов «заведомо». Может, вы и не знали заведомо, что оказываете помощь агенту ЦРУ Чабрецову в ущерб внешней безопасности России, а может и знали — следствие установит и суд примет во внимание этот факт. Разрыв-то в сроках лишения свободы большой — от 12 до 20 лет, есть над чем и вам подумать. Может вы знали заведомо, а может, и нет, что кассеты, переданные вами Чабрецову через камеру хранения, потребовались ЦРУ для шантажа академика, чтобы заставить его уехать в Америку и создать там небывалое по мощности биологическое оружие. А это уже прямая угроза безопасности России. Виновны вы или нет, насколько виновны — это решать суду, а не мне, надеюсь, вы все правильно поняли? Так что оставьте свое ехидство, вас никто сюда просто поболтать не звал.

Пустовалов наблюдал за Никифоровым, его лицо, бледное, как мел, покрылось испариной. Он с трудом вытащил из пачки сигарету, но никак не мог прикурить — пальцы не слушались и не могли высечь из зажигалки огонь. Пустовалов помог ему прикурить, он затянулся глубоко несколько раз.

— Я ничего не знал, — заговорил он хрипло и прерываясь, словно ком застрял в его горле, — я не знал, что этот подлец работает на ЦРУ. Не мог я, не мог совершить измену, я ничего не знал… Это же ерунда…

— Вы продали Михайлова за 30 с лишним тысяч долларов и это не ерунда, за ерунду не платят таких денег. Или вы хотите сказать, что любая порнушка может стоить таких денег? Что с вами делать — решим позднее, а сейчас изложите все письменно и подробно.

— Но… — решился на последнее Никифоров, — там, в этой статье есть примечание… Когда добровольно…

— А вы пришли добровольно? — глядя на него в упор, спросил Пустовалов, — или пытались оказать нам помощь? Что-то я не припомню ничего такого, вот разобраться с сотрудниками ФСБ — вы пытались, матки повыворачивать, «райскую» жизнь устроить, это вы пытались. Или я опять что-то не так говорю?

Никифоров опустил голову, он чувствовал, как пот струится между лопаток, а лоб вновь покрылся холодной испариной. Он достал платочек, вытер лицо и шею.

Пустовалов вызвал Федотова.

— Идите, Никифоров, с капитаном, изложите все на бумаге, от вас будет зависеть многое, — оставил он ему последнюю надежду.

Чабрецов вышел из дома с кинокамерой, не петляя, как обычно, сел на городской автобус и доехал до вокзала. Прошел в камеру хранения, достал из ячейки пленку и вышел на привокзальную площадь. Вставив кассету в камеру, он просмотрел ее и улыбнулся — все в порядке. До 17 часов оставалось полчаса, он снова сел на автобус и доехал до центрального парка, пройдя по нему на другую сторону, вышел на улицу Горького.

«Это недалеко от пивного бара, где встречался Чабрецов с Никифоровым однажды», — подумал Пустовалов. До 17 часов оставалось 10 минут, и он уже не сомневался, что пленку Чабрецов передаст сегодня. Где? Очертив на карте круг, куда можно дойти за 10 минут, он задумался — слишком много мест, где можно передать пленку и перекинуться несколькими фразами.

— Как он одет? — запросил Пустовалов группу наблюдения.

Получив ответ, снова уткнулся в карту. «В рестораны он не пойдет, одежда не та, а вот для пивных баров или забегаловок вполне подходит. Надо отправить в бар группу, пусть освоятся там заранее, обследуют туалет, установят камеру, если возможно. Чабрецов вышел из дома с кейсом и кинокамерой, надо обратить внимание на людей с таким же кейсом или кинокамерой. Скорее всего они обменяются ими в удобном месте — за столиком, у стойки или в туалете, взял рядом стоящий кейс и вышел», — размышлял Пустовалов. Он отдал необходимые распоряжения и стал ждать, время, как всегда в таких случаях, тянулось медленно.

Пустовалов включил чайник, насыпал в кружку растворимого кофе, бросил две ложечки сахара и залил кипятком, вдыхая запах ароматного напитка. Пока он немного остывал, перебирал в памяти лица на автобусной остановке, запечатленные на пленке, когда Чабрецов вешал объявление. Может кто-нибудь из них придет на встречу с Чабрецовым, они так и не знали, кто прочитал информацию, оставленную на остановке. Если это разные лица, то действует в Н-ске целая шпионская сеть и ее разоблачение — дело чести.

Группа, отправленная им в бар, сразу же обнаружила там мужчину с таким же кейсом, как у Чабрецова и он, по всей видимости, направлялся туда же. Кинокамера, вмонтированная в заколку галстука одного из сотрудников, передавала четкое цветное изображение — на автобусной остановке этого человека не было.

Во рту пересохло и Пустовалов не замечал, что кофе обжигает рот, его волнения не были беспочвенными, особая сложность операции заключалась в том, что все участники операции приглашены из других регионов и совсем не знали город, в отличие от Чабрецова и всей группы. Местных он знал в лицо и их, естественно, использовать было нельзя.

За минуту до 17 Чабрецов вошел в бар, осмотрелся и сразу прошел в туалет. Там уже находились оперативники, неизвестный с кейсом то же проследовал в туалет и пристроился к соседнему с Чабрецовым писсуару. Эксгенерал застегнул ширинку, взял кейс незнакомца и вышел в зал, наблюдая, пойдет ли кто-нибудь за связником? Но тот вышел спокойно и Чабрецов взял кружку «Клинского».