Заграница не прельщала его по двум причинам: не хотелось мучиться ностальгией и найти его там легче, чем в русской глубинке. А он не хотел более связываться ни с какими спецслужбами. Денег хватит прожить безбедно оставшуюся жизнь. Охота, рыбалка, грибы, ягоды — вот его пенсионная стихия и мест в России ой как много, где все это есть с избытком. Он размечтался. Купить квартирку в городе, одному хватит и двухкомнатной, сдать ее в аренду, а самому жить на дачке-коттедже где-нибудь на берегу залива. «А поеду-ка я на машине, где понравится — там и останусь», — решил он. Собрав вещи, он перенес их в «УАЗик» и тронулся в путь. «Наконец-то можно вздохнуть свободно — никаких забот, а впереди одни удовольствия», — улыбнулся он.

Чабрецов ехал и радовался жизни, чуть было не проморгав гаишника, останавливающего его машину. Он остановился и вышел, предъявляя сотруднику водительское удостоверение и техпаспорт. Из стоявшей рядом «Волги» вышли его бывшие сослуживцы, забирая документы у милиционера, бросили кратко и емко обжигающие слова:

— Гражданин Чабрецов, вы арестованы…

Пустовалов решил вначале побеседовать с заместителем командира в/ч 1452 подполковником Зверевым. Как и его командир, полковник Серегин, он прибыл по вызову генерала Степанова.

— Прежде, чем вас примет начальник управления, я бы хотел задать вам несколько вопросов, Игорь Сергеевич, — начал Пустовалов, — какова процедура посещения вашей части лицами, неработающими на вверенном вам объекте?

— Вопрос, конечно, не сложный, но хотелось бы вначале узнать, с кем я разговариваю? — насторожился Зверев.

— Меня зовут Валентин Петрович, я начальник отдела, который обеспечивает ваше оперативное прикрытие и безопасность.

— Значит, к нам недавно приезжал ваш заместитель, он представился Пустоваловым, исполняющим обязанности, вы, наверное, были в отпуске?

Пустовалов отметил про себя, что Зверев или не знал, как представился «Пустовалов» по имени отчеству, или скрывает это.

— Очень хорошо, Игорь Сергеевич, давайте разберем мой вопрос на примере Пустовалова.

— А что, там было что-то не так? — вновь насторожился Зверев.

— Ну, почему же не так, — улыбнулся Пустовалов, — просто так, наверное, будет более понятно. Наш отдел как раз и готовит такие инструкции, вот я и хотел их обсудить с вами, может что-то добавить в них, изменить.

— Доступ на наш объект, как вы сами понимаете, ограничен, — усмехнулся Зверев, — без приказа его могут посещать всего три человека — директор, начальник управления ФСБ по области и вы. Исполняющие обязанности и другие лица посещают объект только на основании письменного приказа и предъявления удостоверений, военных билетов или паспортов для гражданских лиц.

Зверев опустил голову и уставился в пол, как нашкодивший школьник.

— А у «Пустовалова» был с собой письменный приказ, он же исполняющий обязанности?

— Нет, — не поднимая головы ответил Зверев — я доложил командиру об этом, но он не захотел портить отношений с вашей конторой, как он выразился, и приказал мне молчать. Он сам занимался с ним, показывал объект и что там они делали еще, не знаю. Сейчас с командиром у меня натянутые отношения, я подал по этому поводу ему письменный рапорт, зарегистрировал его в канцелярии. Когда он увидел, что рапорт зарегистрирован, его ярости не было предела, до сих пор не пойму, как живой еще остался. Буду писать рапорт о переводе в другую часть…

Пустовалов задумался: «Если то, что говорит Зверев, правда, значит он не виновен, впрочем, все это легко проверить». Он достал фотокарточку Воробьина, Зверев опознал ее, как «Пустовалова».

— Значит так, Игорь Сергеевич, в соседней комнате вы напишите подробное, очень подробное объяснение о том, как к вам на объект попал вот этот человек, — он показал на фотографию, — кто приказал пропустить его на объект, что он там делал, что видел, что мог выяснить или выяснил из секретной информации и т. д. и т. п… Не забудьте указать, каковы должны быть ваши действия в случае несанкционированного проникновения на объект, напишите и про свой рапорт. Все отразите очень подробно, позже мы еще вернемся к этому разговору.

Зазвонил телефон, Пустовалов взял трубку. Звонили Московские коллеги, они сообщили, что Воробьин с подругой улетели в Нью-Йорк, видеокассета с ними. Как и предполагал Степанов, материалов по секретному ядерному объекту они не везли. Но интересным был другой факт — Воробьина в аэропорту провожал Н-ский облвоенком, генерал Григорьев. Он уже вылетел обратно в Н-ск, как удалось установить, в Москву его не вызывали и служебных вопросов он там не решал.

Пустовалов приказал доставить Григорьева к нему прямо из аэропорта любым способом, лучше добровольно, по приглашению. Сейчас настало время побеседовать с Серегиным. Полковника привели к нему в кабинет и Пустовалов увидел недовольство на его лице — срочно вызвали в УФСБ, а сами держат уже несколько часов и не слова о деле.

Пустовалов откинулся в кресле и демонстративно разглядывал его — кряжистый мужичок с типично русским лицом, если бы не две особенности: очень темные, можно сказать, черные глаза, в которые смотреть долго просто невозможно, и ямочка на подбородке. «Наверное, бабский любитель», — подумалось ему, так часто говорят о людях с подобной ямочкой. Оба молчали, наконец, Серегин не выдержал:

— Может, вы представитесь, а заодно и объясните — зачем меня сюда вызвали. Полдня уже торчу здесь безрезультатно, не солидно для такого ведомства.

Пустовалов еще помолчал с минуту, Серегин даже заерзал на стуле от его внимательного взгляда, потом неожиданно сказал:

— Вы сейчас пойдете в один из наших кабинетов и напишите подробно все о том, как вы допустили на объект человека без имеющихся на то оснований. Кто он, что успел осмотреть, какими мотивами вы руководствовались, несанкционированно допуская его к секретам ядерной ракетной базы, какова его цель прибытия и так далее и тому подобное. Надеюсь, вам понятно, о чем я говорю?

Он поднял трубку и вызвал одного из своих сотрудников.

— Отведите гражданина в кабинет, где он сможет спокойно письменно ответить на поставленные вопросы, дайте бумагу.

— Я что — арестован, задержан, почему вы со мной разговаривайте в таком тоне? Ничего я писать не собираюсь, меня сюда вызвал генерал Степанов, вот с ним я и буду говорить…

Пустовалов не среагировал на его слова ни как.

— Уведите его — откажется писать: составьте протокол, что письменные показания добровольно дать отказался. Все.

Сейчас подполковник раздумывал над тем, правильно ли он поступил, не став разговаривать с Серегиным, строил в уме версии, как он себя поведет. По всему выходило — правильно. Всю правду он не напишет, а письменная ложь станет ему не на пользу, этим можно торговаться с ним в дальнейшем, хотя «товар» очень слабенький. Пустовалов нутром чувствовал, что не настало время еще для серьезного разговора, не хватает чего-то. Чего?

Он прекрасно видел, как затряслись ручонки у Серегина, как выступила испарина на его лбу и подсел голос. «Боится, тварь, но больше всего его волнует один вопрос — что нам известно, в каком объеме. Это для него сейчас главное, от этого он станет «плясать», от этого отталкиваться». Пустовалов примерно знал, что напишет Серегин и на этом этапе его это устраивало. Он ждал появления облвоенкома, не зря провожал он Воробьина в аэропорту, чувствовал нутром, что даст он ему зацепку. Поэтому и не начинал опрашивать Серегина.

Его привели минут через 10, самолет приземлился вовремя. Оперативник доложил Пустовалову, что Григорьев никак не хотел ехать в УФСБ, но вроде бы и не отказывался — обещал приехать сам часа через два. Пришлось намекнуть, что дело срочное и поехать придется сейчас в любом случае.

Он прошел в кабинет и сразу же сел в кресло. Пустовалов представился, это прибавило «кислоты» на лице генерала — он ожидал собеседника постарше званием и решил сразу же показать — генерал и в УФСБ генерал…

— У тебя есть 7 минут, подполковник, говори, что хотел.