Он протянул ей пятьсот рублей, спросил напрямую:

— Еще работать будешь или за чеками поедешь?

— Нет, перекантуюсь где-нибудь. Сегодня холодно стоять. Мы с подругой хату снимаем, а она сейчас с постоянным клиентом дома, — глянув на часы, продолжила: — час еще кувыркаться будут.

— Зачем тебе кантоваться где-то? — Обрадовался Николай, — сиди здесь — пиво есть, поболтаем.

Он был уверен, что Катя останется — деньги получены и волноваться не о чем, время есть. Так и случилось.

— Добрый хозяин и собаку в такую погоду не выгонит на улицу: дома подержит. А тебя кто или что заставило? — Спросил Николай, практически зная ответ: нужны деньги на дозу или сутенер грозит расправой, может и что-то другое — вряд ли.

Но и в этот раз ошибся он, не угадал.

— Я же говорила — подруга с клиентом дома. Я его терпеть не могу — если останешься: он потом заставляет нас трахаться друг с другом, а сам онанирует. Противно… Кое-как смогла уйти.

Она отпила глоточек, вся как-то съежилась, словно пытаясь забиться в угол и исчезнуть, исчезнуть, что бы не тревожили, не беспокоили вопросами.

Временами Катя ненавидела всех — и тех кто платит нормально и не издевается. Всех своих клиентов — одни элементарные сволочи, которые попользуются и не заплатят, еще и отлупят вдобавок. Другие — садисты и извращенцы. Третьи — просто имеют деньги. Но третьи попадали в немилость только в периоды тоскливой безысходности и апатии от такой жизни.

— И что же подруга? — уточнил Николай.

— Что подруга? — не поняла Катя вопроса.

— Что она одна с ним делает? Занимается сексом?

Екатерина усмехнулась. А Николай понял, что более глупого вопроса задать было нельзя. Но ее усмешка базировалась все-таки немного на другом.

— Жди, как же… такие сексом не занимаются. Разденет догола, подрочит и уйдет… Извращенец.

Николай засмеялся.

— Вам то что? Наоборот лучше — ничего делать не надо и деньги в кармане.

Катя посмотрела на него, как на школьника, возразила назидательно:

— Дерьмо — всегда дерьмо… даже с деньгами. А мы, ты что думаешь, не люди? Иногда бывает — и денег побольше даст, и грубого слова не скажет, а все равно не то, не лежит душа, нет желания пообщаться второй раз. Сидишь рядом, хочется побыстрее отработать и убежать.

Екатерина замолчала и налегла на пиво, как бы заполняя появившуюся внезапно паузу. Допила все с хмурым лицом, выбросила банку на улицу и вдруг улыбнулась лукаво, пододвинулась ближе, заговорила проникновенно, поглаживая член поверх брюк.

— А вот тебя бы я хотела видеть. Ты ласковый и добрый. Может, поедем ко мне? Квартира наверняка уже освободилась. — Она заглядывала в глаза, ожидая ответа, поглаживала легонько, начавшего оживать мальчика, и продолжала проникновенно: — А если хочешь — я и подругу оставлю, втроем побудем, поласкаем в два ротика.

Николай, раздумывая, завел машину — в салоне стало прохладно и дымно от выкуренных сигарет. Пожал плечами, ответил неуверенно и конкретно не объясняя:

— Не знаю… вряд ли. Дела еще у меня…

— Жаль, — вздохнула Катя. — Но знай, что я буду ждать. Звони, — она протянула листок с номером телефона.

Николай взял бумажку, хотя и знал, что в большинстве случаев дозвониться невозможно. Или подсовывают девчонки откровенную липу, или трубку не берут, или что-то другое. Но, в девяносто процентах, связи нет. Он всегда брал или сам записывал номер телефона, таскал в кармане листок недельку и выкидывал потом без сожаления. Но были и исключения — звонил, дозванивался и встречался. Один, максимум два раза, не более. Верить им нельзя никогда — очень коротки у проституток-наркоманок память, желание и ответственность, как и сама жизнь. Скажи им об этом — не поверят, обидятся и не поймут, всегда найдут отговорку на аксиому.

Когда Катя вышла из машины, Николай отъехал метров на двести и остановился. Он раздумывал — догнать, вернуть Екатерину, поехать к ней или все-таки рвануть к Нине со Светкой. Катя почти здесь и все будущее реально, а Нина со Светкой еще неизвестно — дома ли? Могут и вообще не открыть, хотя и звали. Иллюзорно все, но хотелось новизны на сегодня и он поехал к ним.

На звонок долго не открывали, спрашивали: «Кто там»? И шептались между собой — слышно было даже через дверь. Мать была дома и они наверняка обсуждали: как быть. Наконец, желанная отворилась, видимо, девчонки договорились между собой — пускать или нет.

Нина сразу же кинулась на шею, защебетала радостно, обращаясь к сестре:

— Я же говорила тебе, что это он. А ты — не он, не он… Я его хоть где узнаю. Раздевайся, проходи в комнату.

Николай скинул дубленку, прошел в комнату, наблюдая, как суетятся сестры, убирают постель, складывая белье в низ дивана. Присел на собранный диван и сразу же попросил, обращаясь к Нине:

— За пивком сгоняешь?

— Конечно, тут рядом. А что брать?

— На две сотки пиво, ты знаешь, и так что-нибудь возьми. На свое усмотренье.

Он протянул три «бумажки» и она упорхнула в коридор одеваться. Николай потянулся сидя, спросил:

— Ну, как дела, Света? Не ждали?

Она пожала плечами, ответила неопределенно:

— Нет, почему же… — и, как бы спохватясь, добавила: — ждали, мы всегда тебя ждем, в любое время.

Николай усмехнулся, но возражать не стал. Он давно понял, что ласковое щебетание и поцелуйчики Нины, более скромные слова и обнимания Светланы — это только игра. Обычное поведение с клиентом, хотя среди клиентов его и выделяли. А может, даже, ему это только казалось. Ни к чему вдаваться в подробности.

Он взял ее руку, притянул ближе, усаживая себе на колени. Погладил ножку, задирая платье до паха, поласкал грудь и, чувствуя нарастающее возбуждение, оттолкнул с колен. Хотелось дождаться Нины, выпить немного пива и затем уже развалиться на диване. Ощущать всем телом ласки зрелых девиц дороги. Обоих и сразу.

Сафронов вышел из машины и выматерился про себя — минус тридцать с поземкой не доставляли удовольствия. Сосны неподалеку стояли замертво, не шевелясь, и только низовик гнал и гнал снежную пыль в известную ему даль, оставляя людям промозглость и зябкость.

Он осмотрелся. Через двухметровый кювет почти сразу к дороге примыкал сосновый лес. Почему-то подумалось, что там теплее: нет этой противной поземки.

Из впереди стоящего милицейского уазика вышел опер Костя Пулков. Сафронов обрадовался — любил с ним работать, толковый парень.

— Привет Глеб. Дубак сегодня. Пойдем, глянешь труп и в машину.

— Привет, — вздохнул Сафронов. — Пойдем.

Они стали спускаться вниз.

— Обрати внимание, Глеб, — начал свой доклад Пулков, — из кювета мы выбрались полчаса назад. Осмотр закончили, тебя, — он усмехнулся, — или кого другого поджидали. Лучше уж тебя, конечно…

— Ну, спасибо на добром слове, Костик, — съязвил Сафронов.

— А что? — Продолжал Пулков, сметая перчатками снег с лица трупа. — С тобой работать легче. Увереннее что ли… Так вот, за полчаса, пока в машине сидели, следы наши, сам видишь, наполовину замело.

— То есть, ты хочешь сказать, что трупик здесь недавно, часа два, три от силы.

— Ну, да, скорее всего так, — пояснил, прикуривая сигарету, Пулков. — Когда мы подъехали — всего одни следы были, наполовину заметенные снегом. Скорее всего того, кто по 02 позвонил.

— А кто позвонил? — переспросил Глеб.

— Не знаю, — Костя пожал плечами, — не представился мужичок. Кому нужны сейчас лишние хлопоты? И на том спасибо — замело бы через несколько часов снегом и получите весной «подснежник» в подарочек.

Сафронов поднялся с коленок и то же закурил. Он не доставал Пулкова вопросами, знал, что расскажет он все сам и подробно. Все, что успел рассмотреть и узнать.

— Сам видишь, Глеб — женщина лет двадцати, двадцати пяти. При себе ничего нет, ни сумочки, ни документов, видимых повреждений тоже. Однако, в кармане два стандартных чека, полагаю героин, и двести рублей по сотке. Ты спросишь — передоза? Возможно, скорее всего так и есть. Но, есть одно но — ни шприца, ни сумочки, ни хрена. Может и помогли… Что гадать? Пойдем, пусть ее грузят и везут в морг.