Когда этот вид открылся миссис Слэйтер, было действительно забавно наблюдать, как она от удивления абсолютно опешила. В течение нескольких мгновений могло показаться, что она считает себя жертвой чародейства и подозревает свою подругу в колдовстве. Когда же ее несколько успокоили данные смеющейся мисс Ладингтон объяснения, озадаченность уступила место интересу и любопытству. Вскоре мисс Ладингтон распорядилась остановить экипаж и отправить его в каретный сарай. Подруги же решили пройти пешком по деревне. Во время прогулки каждый дом, каждый поворот изгороди, каждый куст сирени, каждая поросль диких роз, посадки смородины в саду и чуть ли не каждый камень на дороге вызывали то или иное воспоминание. Шедшие по улице старые дамы одновременно смеялись и плакали от переполнявших их чувств. Они останавливались перед каждым домом и молча стояли некоторое время, а затем, помедлив, шли дальше, вспоминая прошлое. Вся их беседа состояла из беспрестанно повторявшихся: «А ты это помнишь?» или «А ты еще не забыла об этом?»

Поскольку миссис Слэйтер переехала из Хилтона относительно недавно, она могла еще достаточно подробно рассказать о том, что именно было снесено, что достроено или изменено после отъезда мисс Ладингтон из родных мест.

— А вообще-то, — заметила миссис Слэйтер, — внешний вид старой улицы остался практически тем же, что и в старые годы. И это несмотря на все изменения, которые вынудили тебя покинуть деревню. Конечно, были проложены новые улицы, население увеличилось по крайней мере втрое и основательно пополнилось чужаками…

Медленно продвигаясь вперед, они вскоре оказались у здания школы.

Дверь была широко открыта. Как две школьницы, опоздавшие на занятия, обе дамы вошли внутрь на цыпочках. У входа на стене висел ряд деревянных крючков. Не сговариваясь, обменявшись лишь понимающими взглядами, каждая из них повесила свою шляпку на тот крючок, который использовала в школьные годы. Потом они прошли через открытую дверь в классную комнату и уселись там на те самые скамьи, на которых почти полвека тому назад царственно восседали две прелестные девушки, так не похожие на этих пожилых дам, но вместе с тем неразрывно связанные с ними странными и нежными узами. Сдавленными голосами, с влажными от слез глазами и с лицами, сияющими от нахлынувших воспоминаний о прошедших днях, обе седые дамы беседовали о событиях, которые разыгрывались в скромной комнате, — о давно умолкнувших голосах и смехе веселой юности, которые отдавались некогда эхом в этих стенах и которые никогда более не будут звучать на этом свете.

В помещении стояла в углу большая кованая печь, точная копия той печи, у красных, раскаленных боковин которой собирались в холодные зимние утра промерзшие в своих коротких платьицах девочки. На стенах висели чистенькие, хотя и устаревшие теперь географические карты из того времени, когда они пришли на свое первое занятие по географии, и большая черная классная доска из дерева, на которой они частенько имели «удовольствие», к вящей «радости» своего учителя, демонстрировать отсутствие знаний по алгебре и геометрии. Позади скамей, на которых они теперь сидели, располагался еще ряд скамей, предназначавшийся для повторения уроков отстающими. Они помнили многие испытания, через которые пришлось пройти в их бытность школьницами.

— А ты никогда не задумывалась над тем, где те девушки, на местах которых мы теперь сидим с тобою? — задумчиво спросила миссис Слэйтер. — Более или менее отчетливо я могу припомнить себя школьницей. И эти воспоминания делают меня несколько сентиментальной. Но что странно — мне иногда кажется, что я не могла быть той девочкой… Мне трудно передать это чувство.

— Конечно, трудно. Да и как ты можешь представить себе то, чего не было? — ответила мисс Ладингтон.

— Но я же была и остаюсь ею, — возразила миссис Слэйтер.

Бросив на нее беглый взгляд, мисс Ладингтон улыбнулась.

— Ты на удивление хорошо сохранилась, — заметила она. — Ты не знаешь, что это такое — когда сразу изменяется твой внешний вид, как это произошло со мной. Но разве не будет большой дерзостью утверждать, что ты являешься все той же юной девушкой семнадцати лет?

Миссис Слэйтер улыбнулась.

— И все-таки когда-то я была ею, — сказала она. — И этого ты никак не можешь оспаривать.

— Вот именно с этим-то я как раз и хотела бы поспорить, с твоего позволения, — возразила мисс Ладингтон. — Я очень хорошо помню ту молодую девушку. И должна тебе заметить, что она очень мало была похожа на пожилую даму, что я вижу перед собой. Так же мало, как ты похожа на ту молоденькую девушку.

Миссис Слэйтер снова улыбнулась.

— До чего же ты остроумна, моя дорогая, — несколько растерянно заметила она. — Ты весьма точно обрисовала ситуацию, а потому я должна признать, что мой внешний вид действительно изменился за последние сумасшедшие сорок лет, после того как мы окончили школу в Хилтоне. Но все же я настаиваю, что мой характер, мое внутреннее «я» изменились существенно меньше, чем лицо той девушки, которой я была. Но в любом случае, как бы я ни изменилась, продолжаю оставаться — я уверена в этом — все тем же человеком.

— Как же прикажешь тебя понимать? — прервала ее мисс Ладингтон. — Сейчас ты на одном дыхании сказала, что ты одновременно и одно и то же существо с несуществующей уже девушкой, и родственное ей лицо. Но если ты состоишь с ней в родственных отношениях, тогда ты не можешь быть ею, а если остаешься ею, то ты не можешь состоять с ней в родственных отношениях.

— Подожди-ка! Никак не пойму, к чему ты клонишь, — спокойно возразила миссис Слэйтер. — Мне кажется, мы с тобой спорим не более чем о словах.

— Э нет, как раз не о словах! Речь идет о гораздо более важном, чем просто слова, — воскликнула мисс Ладингтон. — Ты уверяешь, что мы с тобою — две старые женщины — и обе юные девушки, которые сорок или даже больше чем сорок лет тому назад сидели на этих местах, являемся одними и теми же людьми, несмотря на то, что за прошедшие годы столь существенно изменились как внутренне, так и внешне. Я же утверждаю, что мы не являемся ими. И Господу известно, да будет с нами его милость, что мы не являемся ими. Так что, как видишь, мы спорим с тобою как раз не о словах.

— Но послушай! Если мы не те молодые девушки, то куда они подевались и что с ними стало? — распахнув глаза, спросила миссис Слэйтер.

— Правильнее было бы поинтересоваться, что с ними могло произойти, если ты собиралась искать их в нас. И я попытаюсь ответить тебе на этот вопрос, Сара. С ними произошло то же, что произойдет с нами, когда подойдет наш черед исчезнуть из этого мира, чтобы никогда более не появляться в знакомых нам местах… Они бессмертны в Боге, и однажды нам суждено повстречаться с ними там, наверху.

— Ну что за странная идея! — воскликнула миссис Слэйтер, с удивлением глядя на свою подругу.

Слегка покраснев, мисс Ладингтон возразила:

— Ну а мне она не кажется такой уж странной. И по крайней мере она не так отвратительна, как твои представления, будто мы, старые женщины, являемся чем-то вроде мумий тех юных девушек, которыми когда-то были. В любом случае мне легче и приятнее думать, будто наше юношеское «я» пребывает уже теперь где-то в бессмертии, чем представить себе, как оно увядает, ссыхается и сморщивается в нас по мере того, как мы превращаемся в старух. Нет-нет, моя милая, рай наверняка не может быть садом, в котором произрастают лишь одни увядшие цветы! В свое время мы — я не сомневаюсь в этом — обнаружим в нем все розы и лилии нашей жизни в полном расцвете.

Как-то совсем незаметно за разговором пролетели часы, и только становящиеся все более длинными тени, пересекавшие классную комнату, наконец обратили на себя внимание мисс Ладингтон, вернули ее к действительности и напомнили об обязанностях хозяйки.

Когда несколько позже они медленно направлялись через лужайку к дому, мисс Ладингтон самым подробным образом рассказала подруге о своей вере в бессмертие тех личностей, которыми они некогда были, а также о том, как ей удалось прийти к этой вере. При этом она подчеркнула, что только благодаря этой обретенной ею вере она смогла избавиться от постоянного состояния угнетенности, когда она не могла ни о чем думать, кроме как о прошедших годах прекрасной молодости. Все это миссис Слэйтер выслушала молча.