Я так скучала по его объятиям, что, очутившись совсем рядом, словно окаменела, опасаясь потревожить и спугнуть этот момент. Свечение вокруг него разрасталось алым пламенем.

И тогда он открыл глаза, а я снова забыла, как дышать.

Самый потрясающий потемневший синий взгляд с расширенными до предела черными зрачками остановился на мне. Несколько долгих секунд мы молчали. Я, внутренне съежившись, пыталась уловить хоть какие-то отголоски уничижительных эмоций, но он просто смотрел на меня, лишая дара речи и путая мысли. Я сжалась, словно испуганный зверек, ожидая приговора хищника, загнавшего меня в угол.

Но в следующую секунду Макс уже впился в мои губы жадным поцелуем, терзая их, будто пытаясь вобрать в себя без остатка, стереть эту часть с моего лица. Это казалось неожиданным, потому что до сего момента, он всегда был только нежным. И такого Макса я тоже познавала с удовольствием и интересом, отдавая всю себя с не меньшим рвением, что и раньше. Я ощутила, как наши энергетические потоки схлестнулись, соединяясь в одно свечение, как две реки неизбежно сливаются в одном устье. Он перевернулся, подмяв меня вниз, а сам навис надо мной. Его челка щекотала мне лоб, вызывая улыбку на горящих от безжалостных поцелуев губах. Мое тело отвечало жаром, нещадно прокатывающимся по всем его частям и отдаваясь блаженной дрожью.

Я действительно почувствовала всполохи силы, разрядами снующей между нами, расходясь гедонической пульсацией. Такую невероятную всепоглощающую эйфорию от прикосновений я не испытывала еще никогда.

Кажется, Макса охватили те же ощущения, потому что он на миг остановился, тяжело дыша и вглядываясь в мои глаза с чуть ошарашенным выражением лица.

«Я тоже чувствую это», – послала я ему мысль, опасаясь нарушить сказанным вслух словом наше единство.

После секундного колебания он вновь прильнул ко мне, возвращая в мир сказочных фантазий и абсолютного счастья.

Я лежала на боку, спину окутывало тепло Макса, продолжавшего хранить молчание. Я не могла прийти в себя от всеохватывающего многообразия гаммы чувств, в плену которых только что находилась. Произошло нечто нереальное и из ряда вон выходящее. И раньше я любила Макса больше собственной жизни, но теперь я по-настоящему чувствовала его, ощущала частью себя. Что-то будто переключилось во мне, вызывая физическую боль даже от мысли, что я скоро буду далеко от него.

Рука его, покоившаяся на моем бедре, сжалась, посылая мурашки по телу, которое, казалось, минутой ранее, от усталости уже не способно было к каким-либо действиям. Он не разговаривал, и его мысли не доходили до меня. Даже его свечения мне больше не было видно, будто он поставил блок, который я не могла преодолеть. Его эмоции были мне не доступны, поэтому все во мне сжалось от нехорошего предчувствия. Будто он наказывал меня.

– Макс, – наконец я услышала свой охрипший голос. Надо рассказать ему обо всем, заставить поверить в фиктивность отношений с Алексом. И тем более в то, что мы не соединились в пару. Я повернулась на сто восемьдесят градусов и оказалась нос к носу со своим идеалом. – Ты должен знать кое-что важное. У нас с Алексом ненастоящий брак.

От того, как приподнялась одна его бровь, а взгляд остался тот же отстраненный, я поняла, что должна очень сильно постараться, чтобы убедить его в своих словах. Я вздохнула и, не удержавшись от соблазна, провела указательным пальцем по щеке парня. Печаль, вызванная его недоверием и отстраненным выражением лица, сковала мое сердце. Я надеялась, он простил меня, прочитав все мои чувства, мысли, жесты.

Неожиданно я услышала отчетливый звук проворачиваемого ключа со стороны коридора, а затем шум открывшейся двери. Неприятное предчувствие шевельнулось в моей груди. Я посмотрела на него с немым вопросом, ожидая, когда же его проникновенный долгожданный голос зазвучит, рассеивая мои сомнения и страхи. Типа он сегодня ждал в гости сестру или даже родителей, которые сейчас казались мне меньшим из зол, но он молчал.

Через минуту дверь в комнату отворилась, а Макс прикрыл глаза, поморщившись, будто вся эта ситуация его только раздражала. В один момент его мысли открылись мне, показывая то, что я никогда не захотела бы видеть. Череду образов девушек, которые были у него последние месяцы. Они прижимались к нему, касались его, целовали и… и все остальное, о чем у меня нет сил даже уразуметь.

Сердце сдавило, словно тисками, дышать стало тяжело, будто сверху положили необъятный груз, в голове стучал пульс, ударяя по мозгу на манер барабанной установки, а сознание до последнего отказывалось верить. Наверное, так себя чувствует живой человек, очнувшийся в гробу и осознавший, что надежды нет. Именно так я себя ощущала. Мертвой.

– Нет, пожалуйста… это не правда, – руки сами собой потянулись к его лицу, дотронулись до высоких скул, обхватив лицо в последних попытках утопающего найти спасательный круг. Но я тут же в ужасе одернула их, прижимая к своей груди.

– Мне жаль, что ты это видела… Я живу дальше, как ты и просила, – в его голосе сквозила смесь усталости, печали и даже сарказма, ввергнувшие меня в окончательную пучину ноталгии.

– Кто-нибудь, может, расскажет, что здесь происходит? – зло спросила гостья.

И я сделала единственное, что могла в этот момент. То, что на самом деле хотела. Я исчезла.

И как только оказалась на полу своей спальни, я дала волю чувствам и разрыдалась в голос, не беспокоясь быть услышанной. Холод покрытого глянцевым камнем пола, напоминавшего мрамор, под стать леденящей стуже, сковывающей душу, окутывал все тело, прикрытое лишь тонкой простыней. Было так больно, что, казалось, я действительно умирала. Медленно, мучительно, беспросветно, бессердечно и жестоко. Я заливалась слезами, но они не могли стереть образ Макса из моей головы, как не могли и убрать его слова из памяти.

На смену ужасу и горю заступало чувство огромной обиды, такой сильной, какую может причинить только любимый человек.

Когда мозг и тело в объединенном горем тандеме уже практически приняли решение прекратить существование, а вместе с тем и муки, в комнате бесшумно появился силуэт. Лишь на долю секунды задержавшись на пороге, он скользнул ко мне и, подняв с пола, прижал к своей груди в защитном жесте. Как лучи доброго живительного света, его синие глаза всматривались в мои с бескорыстным желанием помочь.

Ни о чем не спрашивая, Алекс передал мне свои силы, успокаивая воспаленный разум и умиротворяя измученную сущность.

Утром я так и проснулась, завернутая в простынь в руках Алекса, лежащего рядом в неудобной позе. Я немного подвинулась, чтобы дать ему больше места. Он тут же благодарно раскинулся, не разрывая своих объятий.

Я внимательнее к нему присмотрелась: лицо его было уставшее, синяки под глазами выдавали то, как много сил он потратил, чтобы утешить меня. Мне стало неловко от того, что я своими проблемами все время истязаю его, а он каждый раз мчится на помощь. Нет, он не бесчувственный, как однажды я заявила ему в лицо, а заботливый преданный друг.

Воспоминания о вчерашнем дне были подернуты толстым слоем мембраны, защищавшем меня от очередного приступа суицидальной меланхолии. Все казалось, как в далеком сне или даже в прошлой жизни. Нет, любовь к Максу никуда не ушла, как и обида. Они просто притупились, чтобы дать мне жить дальше. Я с удивлением обнаружила, что могу думать о нем, и при этом слезы не рвутся изнутри сокрушающим все на своем пути потоком.

Ощутимое облегчение настолько меня поразило, что я взглянула на Алекса, как на бога. Чувства благодарности и бесконечной признательности переполнили меня.

Он приоткрыл глаза, взмахнув пушистыми темными ресницами, и уголки его губ поползли в стороны, растягиваясь в милую улыбку.

– Как ты? – спросил Алекс хриплым ломаным низким голосом.

– Лучше. Благодаря тебе, – я коснулась его руки, покоящейся рядом с моей.

– Я рад, что смог помочь, – его теплая ладонь обхватила мои холодные пальцы.