— Нет. Я… — Договаривать — слишком большая роскошь. Она свела брови к переносице и снова уткнулась в расчеты.

На жёлтую лампу слетались мотыльки.

— Хватит, говорю. Без тебя всё съедят. — Кир взял её за руку и заставил подняться. Листы посыпались на землю, под лохматые лапы Командора. Тот радостно взвизгнул.

Ночью он проснулся от мерного гудения. Прислушался: в коридорной лампочке билась муха. Свет там всегда оставляли зажженным, и муха всегда была — одна и та же, а может всегда новая.

Дом стоял, погружённый в душное сонное оцепенение. Кир попробовал снова заснуть, но не выходило. Поворочавшись так с минуту, он не выдержал и встал. В коридоре неяркая лампа подсвечивала две захлопнутые двери и ещё одну — распахнутую.

На деревянной лестнице скрипели четвёртая и шестая ступени — их он по привычке перешагнул. В прихожей горел ночник — красная лампочка, похожая на сигнальный огонь машины. В детстве Зарина постоянно расшибалась ночью об углы и стены, поэтому родители заполняли дом ночниками, лампочками и фонариками. Они до сих пор сыпались из всех буфетов и ящичков.

Муху отсюда не было слышно, но он замер и задержал дыхание: снаружи доносились невнятные звуки. Командору не спится?

Кир различил слабое голубоватое свечение с кухни. Влада сидела на своём привычном месте — за углом стола, и лицо её в отсветах экрана тоже было голубоватым и неподвижным.

— Эй.

Она вздрогнула, сразу сделавшись испуганной и несчастной. Кир хотел сесть рядом, но передумал. После ужина все стулья оттащили в другой конец комнаты, чтобы смотреть телевизор, теперь пришлось бы нести назад и шуметь на весь оцепеневший дом.

— Тебе чего не спится?

— Да вот. — Она говорила даже не в половину — в четверть голоса.

Кир постоял, так и не придумав, о чём ещё спросить. Открытое в ночь окно дышало теплом и близкой грозой.

Он выпил тёплой воды из графина, подумал ещё и развернулся, чтобы уходить, но вдруг вспомнил.

— Влада. Кто-то ходил у дома?

— А? — Она подняла встрёпанную голову. — Кто ходил? Вроде нет.

Сливовое варенье — анис и бадьян, яблочное — корица с гвоздикой, абрикосы были с ванилью. Дом пропах специями, как лавка колдуньи, и Кир всё ждал, когда же на стенах появятся сохнущие связки трав, перевязанные кружевными тесёмками.

Зарина любила спать до полудня, поэтому он удивился, когда обнаружил её утром на кухне, распивающей чай. И тут же вспомнил о предстоящем походе в школу.

— Влада куда-то ушла? — широко улыбнулась Зарина. Кир покосился на край стола — там сиротливо лежал брошенный ноутбук.

— Да. Она бегает по утрам. До кладбища и обратно.

Чайник был горячим, но пустым, и пришлось ставить его заново. Ноутбук был холодным, а значит, сегодня утром его ещё не включали. Зарина крошила на стол кусочек батона и почти не ела.

За окном покачивала сырыми листьями старая груша. Глинистую дорогу напротив дома развезло.

— Дождь, — сказал Кир. Не то спросил, не то констатировал.

— А, точно, — рассеянно отозвалась сестра. — Ночью был, даже гроза, кажется.

Из окон кухни было видно поле почти до самого кладбища. Но там дорога уходила в низину, и синяя резная оградка пряталась за кустарником. Влады видно не было.

Пока не закипел чайник, он пошёл умыться. Не то, чтобы Кир так долго возился в ванной, но когда он вернулся, тут же услышал возню в прихожей. На крыльце Влада стаскивала кроссовки. Она не любила разуваться в доме, хотя все остальные делали именно так. Она всегда снимала обувь на нижней ступеньке крыльца и дальше шла босиком, ступая по крашеным доскам в одних только носках.

Кир заметил — её кроссовки были чистыми. Надо же так суметь — пробежать по глинистой дороге, до самого кладбища, там-то, в низине, наверняка непроходимая грязь, и не испачкаться.

— Дождь же был.

— Дождь? — Она замерла на секунду, стоя на одной ноге. — Нет. Ночью погремело и мимо прошло.

Следом за ней Кир вернулся на кухню. Зарины тут уже не было — наверное, ушла наверх, собираться. Влада поставила чайник на плиту, достала кружки и коробку с овсяными хлопьями.

Чайник долго не мог закипеть, хрипел, исходил испариной. За это время Кир успел подняться на второй этаж и заглянуть в комнату сестры. Та спала, завернувшись в одеяло, как гусеница в кокон. Не вынесла душа ранней побудки. Может, так и лучше. Он прикрыл дверь и спустился, перепрыгивая через скрипучие ступеньки, чтобы не шуметь.

Чайник всё никак не мог закипеть, и Влада стояла рядом с ним, задумчиво постукивая ложкой об ладонь.

— Да он уже кипел сегодня.

— Нет, я с утра не ставила.

Они посмотрели друг на друга. На боках прозрачных кружек плясали солнечные зайцы. Кир сел за стол, локтем отодвинув ноутбук подальше, чтобы не брызнуть на него водой, и вдруг понял — ноутбук был тёплым. Сегодня утром его уже включали, а может, не выключали всю ночь.

— Дверь в твою комнату. Если захлопнуть её, то потом она открывается с жутким скрипом. От скрипа я бы проснулся. Ты не ложилась сегодня?

Влада смущённо опустила глаза. Ей повезло: чайник весело забулькал, поэтому она отвернулась, чтобы залить кипятком овсяные хлопья, и прятать глаза больше не пришлось.

— У меня появилась одна идея на счёт диссертации, хотела довести её до конца. Вот и просидела всю ночь.

Она выглядела очень усталой. Даже поникшей какой-то, хотя и пыталась натужно улыбаться. Кир снова потрогал ноутбук — так и есть, тёплый, как будто его только-только отключили от сети.

— Влада, не считай себя обязанной. Если тебе тяжело, то совсем не обязательно готовить на всю семью и мыть дом сверху донизу. Пиши спокойно свою диссертацию.

Одну только общую гостиную пришлось вымыть пять раз — и каждый раз вода в ведре становилась чёрной. Единственный ковёр в прихожей хранил остатки прошлогодней пыли — его пришлось выбивать, а после всё равно мыть. Подоконники вспомнили о том, что они белого цвета. А на следующий день пыль налетела заново — через распахнутые во всём доме окна.

Влада слабо встрепенулась.

— Да ты что? Мне не трудно. Наоборот, мне нужно на что-нибудь отвлекаться, иначе я просто взорвусь.

Отвлекаться так отвлекаться. Сделать это не помешало бы и ему. Паршивенькое ощущение, вроде бы он уже вёл этот разговор или видел во сне Владу, постукивающую ложкой по ладони. Что-то было не так. А что — он не мог понять.

В полдень он застал Владу стоящей на кухонной табуретке. Привстав на носочки, она привязывала пучок травы к газовой трубе под потолком. Цветная тесёмка норовила выскользнуть из-под пальцев.

— Ах ты же…

Табуретка подозрительно качнулась. Кир успел обхватить Владу за талию, хоть, возможно, это и было излишним. Табуретка всё равно уже успокоилась.

— Роста не хватает. — Завязав тесёмку мышиным хвостиком, она сползла на пол и осторожно высвободилась из его рук.

— Это мята? — Кир почти не помнил, как пахнет мята, ему это было почти всё равно. Он мучил внутри себя странное воспоминание. Кажется, в фильмах и книгах это романтично называют «де жа вю».

— Нет, это лаванда. Лаванду можно добавлять в печенье. Но мята тоже будет. Из мяты можно сделать сироп. Она растёт у вас за летней верандой. Ты знал?

Он понятия не имел, что мята растёт за верандой, зачем им вообще эта мята, и откуда взялась кружевная тесёмка, завязанная в мышиный хвостик вокруг белой трубы. Утром он мечтал, чтобы всё было именно так. Но откуда Владе это узнать?

— Ты не против? — изменившимся голосом спросила она и села на край табуретки. — Ты же не против, нет?

— Нет, конечно. Бери, что хочешь.

Откуда всё-таки эта тесёмка? У матери в жизни не водилось швейных принадлежностей, она пропадала у себя в больнице с утра до вечера, а потом с вечера до утра. Когда ей было шить? Да и характер не тот, чтобы коллекционировать тесёмки в большой шкатулке в буфете.