Удивительно, но Антип быстро пошёл на поправку. На второй день после операции он уже сидел в постели. Перевязки переносил стоически, даже не стонал. Единственное, на что сетовал — нельзя есть. Был бы зонд — покормить можно было бы, но где взять резиновую трубку?

На четвёртый день, чтобы пациент не умер от голода, пришлось делать ему питательную клизму. Неблагозвучно? Так ведь в медицине не только белые халаты, но кровь, гной и неприятные запахи. Кто брезглив, тому в медицине делать нечего.

Был такой способ кормления. Делали бульон и вводили его клизмой в прямую кишку. Всасывался бульон хорошо, и это позволяло протянуть пациента до его кормления естественным путём.

А через неделю после операции Антипу разрешили есть жиденькие кашки и супчики, но он и этому был рад. Поразительно, но и на такой еде он порозовёл, а щёки слегка округлились. А когда Никита снял швы, и вовсе едва в пляс не пустился.

— Домой пойду, семья соскучилась.

Никита объяснил ему, что и как есть — для таких пациентов это важно.

Антип поклонился, уходя:

— Ввек не забуду, благодарствую.

Палач ушёл. Впрочем, для Никиты он был уже пролеченным пациентом. Хотя, вспоминая его, Никита стеснялся своей слабости — ведь без малого едва не зарезал мужика, колебался ещё, как поступить. Слаб всё-таки человек.

Из лекарни Никита в церковь направился, на вечернюю молитву. Не сказать, что он был воцерковлённым человеком, но в храм Божий периодически ходил. Поставишь у образов свечи, постоишь — и на душе легче становится. А сейчас шёл, чтобы святой Пантелеймон дух его укрепил, не дело колебаться во время операции — продолжать её или…

А выходя из храма, Никита столкнулся в дверях с девушкой. Поразила она его. Лицом симпатичная, но не красавица, фигура под одеждой свободной скрыта. Но вот глаза! Колодцы синие, бездонные, чистые, как у ребёнка. Никита как глянул, так и утонул в них.

Только вот девушка с сопровождающей была — то ли матушка, то ли служанка. Посмотрела на Никиту подозрительно, как цербер. И по одежде не понять — кто такая? Купеческая ли дочь, боярыня или поповна?

Никита тут же к нищему на паперти направился — тот всё время здесь стоял. Указал рукой на парочку:

— Кто такие? — и медяк в ладонь сунул.

— Та, что постарше — Мария Матвеевна, вдовица купца Пантелеева, — ответствовал ему нищий, — он о прошлом годе в бане сгорел. А с нею дочка, Любава.

— Люба, что ли?

— Можно и так.

— А часто ли они в церковь ходят?

— Да каждый день их вижу.

— Далеко ли живут?

— Да ты, никак, глаз на дочку положил? Не советую. И другие к ней подкатывались. Но как о долгах узнавали, так сразу весь интерес и пропадал.

— Откуда о долгах знаешь?

— Кто же их на улице не знает? Лавку купеческую отобрали, прислуга разбежалась. Того и гляди — дом отберут.

Похоже, этот нищий был в курсе всех дел прихожан. Да и что удивительного? То одна богомольная старушка с ним поговорит, то другая новостями да сплетнями поделится. А околоток велик ли? Ведь в храм ходят одни и те же — кто поблизости живёт.

— Что, парень, остудил я твой пыл? — усмехнулся нищий.

— Нет.

Никита шёл к боярину домой и размышлял. Немного денег он скопил, можно дом купить, а то он сейчас как приживалка у боярина. В голове мелькнула шальная мысль — а не купить ли дом купца Пантелеева? Найти тех, кому купец должен был, отдать долг — под роспись, честь по чести, чтобы не было потом проблем. Но и сомнение было. Купит он дом купеческий за долги, а Любава даст ему от ворот поворот. Или ещё того хуже — согласится с ним встречаться только из чувства благодарности за выкупленный отчий дом? Такого поворота Никита вовсе не хотел. Ведь он с девушкой совершенно незнаком, только глаза её видел. Может, он ей не понравится. А как узнаешь?

Никита был молод, активен и даже среди своих современников выделялся настойчивостью и целеустремлённостью. Попав в другое время, он боролся на первых порах за выживание. Кормить его было некому, приютить, дать кров над головой — тоже. Руки были, голова, а денег не было. Нашёлся добрый человек, помог, благодарен ему Никита. А ведь не только работой жив человек, тем более — молодой. Хочется общения с противоположным полом, и — да чего там — любви! В природе весна, снег сошёл, лёд на реках вот-вот тронется. И в душе томление, сердце общения просит. Вот и сейчас он решил действовать, а не ждать.

Следующим днём после работы Никита вновь направился в церковь.

У порога храма стоял вчерашний нищий. Увидев Никиту, он ухмыльнулся:

— Пришли они уже.

Никита медяк в ладонь попрошайки опустил — всё-таки вчера нищий кое-какую полезную информацию ему дал, и не исключено, что ещё что-то скажет.

Войдя в храм, он остановился. С улицы в церкви было темновато, только свечи горели, тускло освещая обширный зал. Когда глаза адаптировались, он принялся разглядывать прихожан. Вот вроде похожие фигуры. Он медленно подошёл и встал метрах в пяти сзади.

Священник закончил читать молитву, прозвучало последнее «Аминь». Народ перекрестился и потянулся к выходу.

Никита пошёл за девушкой, рядом с ней — матушка её, как и вчера. Он приотстал, чтобы не казаться невеждой и наглецом.

Никита шёл за ними до самого дома, и видел, как они зашли в калитку. Забор вокруг дома был добротный, и дом каменный, под «круглой» крышей — как называли четырёхскатную кровлю. Причём крыт дом был медными листами, и это говорило о том, что купец в своё время был успешен и имел достаток. Впрочем — всё уже в прошлом.

Ну вот и адрес известен.

Никита направился домой к боярину. По дороге пытался справиться со смутными сомнениями в душе — не торопит ли он события?

С женщинами ему хронически не везло. Взять ту же Венеру. Променяла она его на хлыща с «БМВ», потом вернуться попыталась. Но, обжёгшись на молоке, будешь и на воду дуть. Как-то пообщаться бы поближе, поговорить, понять — что за человек. Бывает же: смотришь на женщину и любуешься лицом, фигурой. А как рот красавица откроет, так всё обаяние разом и исчезает, потому как глупа непроходимо. Любаву к красавицам отнести нельзя, но ведь приворожила она его чем-то? А как с ней общаться? Дома мамаша, а сидеть и караулить у дома, когда девушка выйдет, времени нет; да и торчать на улице, привлекая внимание прохожих, не хотелось.

Несколько дней он раздумывал — что делать? И ни одной умной мысли в голову не приходило. Все эти дни в церковь он не ходил, а когда пришёл, нищий на паперти его огорошил:

— Давненько тебя не было! А знаешь, дом-то купеческий на торги выставили!

Никиту пробил холодный пот. Дождался!

— Кто?

— Знамо кто, купец Куракин! У него расписка долговая. Дом-то ему не нужен, у него свои хоромы покраше будут, с поверхом.

— Ты-то откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?

— Так он на моей улице живёт, не далее как сегодня похвалялся.

— Может, знаешь, за сколько дом продастся?

— А какой тут секрет? Двенадцать рублей серебром.

Никиты мысленно выругался. У него не хватало денег — два рубля. Это много, за неделю не заработать. С учётом расходов на лекарню и жалованье помощникам необходимо два, а то и три месяца — как повезёт.

Решение пришло сразу: надо идти к князю и просить недостающие деньги в долг.

В церковь Никита не пошёл. Дав попрошайке очередной медяк, он направился к боярину.

По случаю вечернего времени Семён Афанасьевич был дома, в трапезной. Увидев Никиту, он махнул рукой:

— Иди, попробуй диковины заморской.

— Доброго здоровья, Семён Афанасьевич! Чем удивить хочешь?

— Чаем, из Синда привезли. Дорогой — ужас просто. Все хвалят, а я понять не могу — трава и трава.

Никите налили в кружку, и он отхлебнул. Ощущение — как от спитого чая.

— Я сейчас.

Никита прошёл на кухню — она называлась «поварня». На стенах медные кастрюли и сковороды развешаны.

— Леонтий, — обратился он к повару, — покажи, как ты чай заваривал.