— Очень просто: в тёплую воду бросил щепотку, и всё.

— Кипяток есть?

— Как не быть? Завсегда имеем.

— А горшок глиняный?

— Хоть два десятка!

— Тогда смотри, я покажу — как надо.

Никита ополоснул горшок кипятком, чай в мешочке понюхал. Пахнет хорошо, добротным листом. И листья крупные — он любил такие.

Чая он сыпанул в горшок щедро, залил кипятком, накрыл полотенцем.

Через десяток минут заварка настоялась. Её разлили по кружкам, добавили кипятка.

— Теперь к князю несём.

Поставили кружки на поднос — и в трапезную.

По залу сразу пошёл духовитый аромат.

Князь закрутил носом:

— Это чем так пахнет?

— Да чаем же! Просто его заваривать надо уметь.

— Неужели пробовал?

— Приходилось…

— Ну вот! А то как сена заваренного попил.

Князь отхлебнул и восхищённо прищёлкнул языком:

— Другое дело!

— Ты, Семен Афанасьевич, с медком да с баранкой — любо-дорого выйдет.

— Что дорого — так это уж точно, — не сдержался князь.

Он добавил в кружку мёду, размешал ложкой и вновь отхлебнул:

— А ведь и правда вкусно! Непривычно, конечно.

— Это поперва. Хороший чай, бодрит.

— Лечебный?

— Вроде того.

— Гляди-ка! А я выкинуть хотел или холопам отдать. Надо завтра супружницу угостить. Леонтий, ты всё видел, как Никита делал?

— Всё, княже.

— Тогда ступай. А ты, Никитушка, садись, испей со мной напитка заморского. Али дело какое у тебя ко мне?

— И чаю выпью, и дело есть.

Сначала пили, смакуя, чай. По этому напитку Никита основательно соскучился. Запах кофе ему нравился, но кофе он не пил — напиток вызывал изжогу. А чай он любил и разбирался в нём, покупая в чайной лавке индийские сорта. Отменный чай не часто продавался, но иногда удавалось купить, и потому он сейчас наслаждался напитком. Допив, поставил кружку на стол.

— Семён Афанасьевич, два рубля серебром нужны, в долг.

— Прогорел, что ли? — удивился Елагин.

— Дом хочу купить. Купец Пантелеев долговую расписку купцу Куракину оставил, а сам почил в бозе. Теперь Куракин дом на торги выставил. Говорит — за двенадцать рублей серебром, а у меня двух рублей не хватает.

— Знаю я этого Куракина! Жук ещё тот, проныра редкостный. Хорошо, дам я тебе денег, только дом осмотреть надо, поторговаться. Вот что: пожалуй, пошлю я с тобой Степана. Он по строительству у меня, его не проведёшь: каждую балку самолично осмотрит и всё тебе доложит. Ну а торгуйся сам, в этом Степан тебе не помощник.

— Спасибо.

— И ещё: ты в шахматы играешь ли?

— При чём тут шахматы? Играю, и не только в шахматы — в нарды ещё.

— Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?

— Тебе-то зачем, Семён Афанасьевич?

Князь немного смутился:

— Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят — из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведёт.

— Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?

— Навроде того. Так научишь?

— Времени много уйдёт.

— А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.

— Ты и мёртвого уговоришь, князь. Согласен. Сами-то шахматы у тебя есть?

— Заказал уже. Не хуже царских будут — фигуры из рыбьего зуба выточат.

«Рыбьим зубом» называли моржовые клыки.

— Договорились, — Никита поднялся с лавки.

— Степана когда подсылать?

— Завтра с утра. Боюсь — опередят меня.

— Эка беда! В Москве домов полно, всегда купить можно. Кто-то разорился — дом продаёт, другой возвысился — дом по чину, получше, побогаче присматривает.

— Я бы этот хотел, — не стал раскрывать свою тайну Никита.

— Будет тебе Степан. А за чай спасибо, удружил. Я им завтра Ордын-Нащокина угощу. А то он после чаепития у царя плевался. Говорит — как отвар сена налили, пусть холопы сами его пьют. А потому как никто в Москве заварить его не может, окромя немцев из Кукуевой слободы. То-то я ему нос утру! Удружил ты мне!

Князь достал калиту и отсыпал Никите два рубля серебром.

— Смотри насчёт шахмат, договорились.

— Я слово всегда держу.

На том они и разошлись, премного довольные друг другом. Семен Афанасьевич хотел назавтра утереть нос Ордын-Нащокину, угостив его правильно заваренным чаем, а о шахматах молчать пока, пусть сюрприз будет. Да и Никиту сам Господь ему вовремя подставил. Ордын-Нащокин за обучение этой игре немцу пять рублей серебром отдал, а Никита его за два рубля научит. И молчать Семён Афанасьевич будет, ни одному боярину не проболтается. Иначе очередь к Никите выстроится, каждый к царю поближе быть хочет. А вот накося-выкуси!

Князь состроил кукиш и ухмыльнулся. И откуда у Никиты такие знания? Лечит лучше иноземцев — те только кровь пускать умеют, в игры играет разные. Где он всему этому научился?

Мысленно князь похвалил себя за то, что привёз Никиту в Москву. Полезный он человек, ещё не раз пригодиться может, и кто знает, какие таланты у него ещё есть?

А Никита был доволен тем, что и деньги нашёл, и долг отдавать не надо. В шахматы научить играть — не мешки таскать. Если голова на плечах у игрока есть — успехи будут.

Степан оказался дотошным и знающим. Уже утром они заявились в дом вдовы Пантелеевой, представились покупателями и попросили разрешения осмотреть дом.

У Марии Матвеевны глаза были припухшие, заплаканные.

— Делайте, что хотите! — она безучастно махнула рукой.

Степан сразу полез осматривать чердак. Никита стал осматривать дом, и в трапезной столкнулся с Любавой. Глаза её от удивления широко распахнулись: она явно узнала Никиту, но потом отвела взгляд, отвернулась. Наверное, не так она представляла себе встречу с ним.

А через час прибежал купец Куракин:

— Мне сказали, что покупатели дом смотрят? Рад видеть вас. За долги дом на продажу выставляю. Дом хороший, крепкий, четырнадцать рублёв за него всего и прошу, — затараторил он.

Был купец вертляв, худ сложением.

В это время подошёл Степан, закончивший осматривать подвал. Одежда его была в пыли, с головного убора свисала зацепленная в подвале паутина.

— Ты, что ли, продавец будешь? — прогудел он.

— Он самый, — выпятил грудь Куракин.

— На потолке одна балка плохая — жук-древоточец поел, в дальнем углу фундамент подмокает. Ну и по мелочи: в горнице доски на полу рассохлись, печь в поварне дымит, перекладывать надо. Красная цена дому — десять рублей.

Услышав цену, купец подскочил:

— Да ты что, деревенщина! Где твои глаза? Крыша медными листами крыта, только она одна на рубль с алтыном тянет.

— Крыша хороша, не спорю — мастер делал. А остальное?

Завязался спор. Никита послушал его некоторое время, потом выложил на стол монеты и сложил их столбиком. Вид денег на продавца всегда действует почти магически.

— Даю двенадцать рублей и ни копейкой больше. Думаю, лучше цену никто не даст. Это моё последнее слово.

Купец уставился на деньги, звучно сглотнул:

— А, согласен!

— Тогда давай долговую расписку и пиши купчую — всё, как положено.

— У меня с собой расписки нет, — растерялся купец.

— Я подожду, пока принесёшь, — холодно сказал Никита.

— Тогда я мигом, сейчас-сейчас! — Купец исчез.

Подождав, когда за ним захлопнется дверь, Степан сказал:

— Дом небольшого ремонта требует — не без того, но крепкий, сто лет ещё простоит.

Они уселись на скамью.

Прибежал купец, на ходу доставая из-за пазухи расписку.

Никита взял бумагу, прочитал. Да, Пантелеев деньги брал и отдачу просрочил.

— Купчую пиши. Степан и вдовица видаками будут.

Купец, высунув язык от усердия, долго писал бумагу. Когда он закончил, Никита прочитал, проверил. Вроде всё правильно: указана цена на дом, дата сделки и подпись. За одного видака подписался Степан, вдову под ручку привёл сам купец. Та поставила подпись.

— Пересчитай.

Купец зазвенел монетами.

— Всё правильно. Эй, вдова, выметайся из дома, он теперь не твой.