Вне всякого сомнения, возвышение и падение империй — процесс длительный. Но самые тяжелые двери висят на маленьких дверных петлях, и в обоих рассматриваемых случаях (Адрианополь, 9 авг. 378 г. и Пуатье, октябрь 732 г.[106]) эти петли повернулись. Разгромив под Адрианополем римскую армию и убив императора, германский народ вестготов положил начало столетию агонии империи, завершившемуся ее гибелью. Но для того, чтобы все сложилось иначе, было бы достаточно самой малости. Прояви командующий чуть больше терпения, появись у солдат возможность как следует отдохнуть перед боем, переменись погода... Любой из этих факторов мог оказаться для империи спасительным.

 При Пуатье франки разбили мусульманское войско. Сама битва уступала по размаху Адрианопольскому сражению, но ее психологические и политические последствия оказались не менее весомыми. Во-первых, был положен конец доселе беспрепятственному расширению исламских владений. Во-вторых, победа Карла Мартелла стала оправданием для смены династии и перехода верховной власти в руки его потомков. Внук Мартелла, вошедший в историю как Карл Великий (758—814 гг.), управлял огромным государством. В рамках этого государства определились основные черты будущей Европы в широчайшем диапазоне. Были очерчены границы будущих Франции и Германии, возникла система вассалитета, появились епархиальные школы, ставшие предтечами университетов. Однако, если бы арабский военачальник не сложил голову при Пуатье, франки, возможно, потерпели бы поражение. В этом случае новая династия, создавшая великую франкскую державу, не пришла бы к власти, а место империи Карла Великого заняла бы мусульманская Франция, или даже мусульманская Европа.

Средиземное море, ставшее исламским озером

Современные историки уже не считают, что в раннем средневековье вся Европа севернее Испании прозябала во тьме невежества. Там, где исследователи прошлого видели лишь гибель римской цивилизации под натиском варваров, нынешняя медиевистика склонна видеть политическую и культурную преемственность романо-германских королевств по отношению к империи. Там, где не видели ничего, кроме горя и бедности, отмечают укрепление слоя свободных земледельцев и сохранение торговых связей. А вместо сетований по поводу упадка культуры говорят о новом взлете, проявившем себя в разных областях. В это время были созданы кельтские манускрипты и образец германской эпической поэзии «Беовульф», появился новаторский по своей сути монашеский орден Св. Бенедикта. Иными словами, многие ученые уже не задаются вопросом, можно ли было избежать Темных веков, поскольку полагают, что избегать их не следовало. Правда, даже самая оптимистичная интерпретация периода V —X вв. не может полностью отрицать, что Западная Европа все же переживала нечто вроде затмения.

В 350 г. единственная держава — Римская империя — властвовала над большей частью Ближнего Востока и северной Африки, а также над землями, где ныне располагаются Англия, Франция, Бельгия, Нидерланды, Испания, Италия, Швейцария и Западная Германия. Но уже вскоре империя затрещала по швам под яростными ударами варваров. Восточная ее часть, Византия, просуществовала еще около тысячи лет и пала лишь в 1453 г. с захватом турками Константинополя. Но что касается запада, то к 476 г., когда был низложен последний император, Римская держава уже на протяжении жизни целого поколения являлась немногим более, чем юридической фикцией. Она разлагалась и неуклонно шла к гибели. Римские владения опустошались нескончаемыми вторжениями, города подвергались разграблению. Дважды, в 410 и 455 гг., был захвачен и разорен сам Рим. Римские воины гибли в сражениях, женщины становились добычей завоевателей. Центральная власть, формально еще продолжавшая существовать, не могла помешать варварским племенам селиться на римских землях и основывать фактически независимые королевства. Население уменьшилось настолько, что, согласно словам папы Геласия (492 — 496 гг.): «Эмилия, Тоскана и другие провинции Италии почти обезлюдели». Если здесь и наличествует некоторое преувеличение, то действительный масштаб упадка можно проследить на примере города Рима. Во времена Христа в Риме проживал миллион человек[107], а к X в. н. э. осталось лишь двадцать пять тысяч. Для сравнения: в том же X в. население Кордовы, столицы мусульманской Испании, составляло около ста тысяч человек, а Севильи — около шестидесяти. Иными словами, распад империи на мелкие государства повлек за собой бесчисленные войны и несомненный упадок городов.

Если бы Римская империя устояла или смогла бы объединиться и возродиться после распада, это избавило бы Европу от анархии, насилия и несчетных невзгод. Вот почему битвы при Адрианополе и Пуатье имели такое значение для будущего. А ведь обе они, при условии лишь некоторого изменения обстоятельств, могли завершиться по-иному. Давайте поочередно рассмотрим эти возможности.

На протяжении долгих веков своего существования Римскому государству не раз приходилось сталкиваться с опасностью, исходившей от воинственных соседей. В IV веке Рим испытал двойной натиск — с востока, со стороны находившейся на подъеме Персии, и с севера, откуда наступали различные германские племена. Дабы сделать управление громоздкой империей более оперативным, ее поделили надвое. Один император имел резиденцию в Константинополе, столицей другой части государства продолжал считаться Рим, хотя фактически ею стал Милан[108], находившийся ближе к зоне боевых действий.

 В начале IV в. севернее Дуная, на территории бывшей римской провинции Дакия (нынешняя Румыния), обосновался германский народ вестготы. Спустя полвека на них обрушились другие германские племена, бежавшие от свирепых кочевников гуннов, вышедших из центральной Азии. В 376 г. н. э. доведенные до отчаяния вестготы обратились к властям Константинополя с просьбой позволить им переправиться через Дунай и поселиться на территории римской Фракии. Если придерживаться реалистичных оценок, гутов, вместе с женщинами и детьми, насчитывалось около двухсот тысяч. Таким образом, предстояло массовое переселение на римскую территорию народа, повергавшего римлян в трепет. Однако восточный император Валент (364 — 378 гг.) согласился на это, причем, разумеется, вовсе не из гуманистических побуждений.

Высоко ценивший достоинства готских воинов (в его армии имелись наемные готские отряды), император рассчитывал использовать их для защиты своей державы. Задача борьбы с Персией требовала от Рима существенного увеличения воинского контингента. Кроме того, Валент знал, что готские переселенцы доставят в империю немалые богатства, за счет которых смогут основательно поживиться (если и вовсе не приберут к рукам) римские чиновники. Массовая коррупция представляла собой печальную повседневную реальность поздней империи.

Император потребовал, чтобы переселенцы, перейдя Дунай, разоружились, и получил на то согласие их вождей. Ему следовало проявить большую осторожность. Едва переправившись на римский берег, вестготы вступили в конфликт с имперскими чиновниками, состязавшимися друг с другом в изобретении более изощренных -способов обобрать беженцев. Но, к их несчастью, готы сумели дать отпор.

В начале 377 г. они подняли восстание, поддержанное самыми обездоленными группами местного населения — рабами и рабочими с каменоломен. Из-за Дуная к ним на помощь пришло большое конное войско, и римлян принудили к отступлению. «Варвары хлынули на широкие равнины Фракии, подобно диким зверям, бежавшим из клетки», — писал римский историк Аммиан Марцеллин.

Весной 378 г. император Валент собрал войско, насчитывавшее от тридцати до сорока тысяч человек[109], и подготовился к контрнаступлению. Правивший на Западе племянник Валента, Грациан (376 — 383 гг. н. э.), выступил на подмогу родичу из Ректии (в нынешней Швейцарии). Там годом раньше он одержал победу над вторгшимися в его владения другими германскими племенами. К сожалению, Валент, как сказали бы в наше время, «не смог подняться выше уровня своей посредственности». Имея возможность сокрушить загнанного в угол, но никоим образом не побежденного врага, он не воспользовался ею, на свою же беду. Вместо того чтобы дожидаться подхода Грациана, Валент принял решение дать бой немедленно, ибо, как утверждали, не желал ни с кем делить славу победителя. К тому же он легкомысленно положился на донесения разведчиков, оценивших численность вестготов не более чем в десять тысяч. (Истинное число готских воинов нам неведомо, но очевидно, что их было гораздо больше.) 9 августа 378 г. армия Валента подошла к городу Адрианополю и прямо с марша ударила по лагерю готов[110].