- Жизнь или смерть.

  - Смертной казни сейчас нет, позвольте заметить. Или вы мне угрожаете, бросите в камеру к уголовникам, пристрелите при попытке к бегству?

  - Зачем эта игра слов, Лев Аронович? Давайте поговорим, как взрослые люди. Вы прекрасно понимаете, что останетесь жить только в одном случае - если расскажите все. До суда и во время суда мы вас, конечно, сбережем. А потом, кто вас сохранит потом, ес-ли вы что-то скроете, утаите, обманите? Вы станете опасны, вас уберут. Вы все понимае-те, зачем эта игра? Месть? Это для банальных уголовников. Вы станете не интересны, ес-ли расскажите все.

  Синицин видел, что не произвел должного впечатления. Значит, этот его ход Лу-говой просчитал.

  - Надо отдать вам должное, полковник, вы хорошо подготовились к разговору. Но, есть информация, за которую меня не уберут, как вы изволили выразиться. А я хочу ее продать и взамен получить не пожизненное, а лет пятнадцать. Меньше уж не получится, сам понимаю. А там хорошее поведение, глядишь, и отсижу десятку.

  Луговой внимательно наблюдал за реакцией.

  - Вы о сорока миллионах, Лев Аронович?

  Луговой вздрогнул, но практически мгновенно взял себя в руки.

  - Да, вы могли догадаться о самолете. Примите мое уважение, полковник. И стоит он действительно столько - сорок миллионов долларов. Но вот где они, эти доллары, вы не знаете и не можете знать. Поэтому я вам отдаю сорок миллионов, а вы гарантируете мне пятнадцать лет, не более. - Луговой расслабился, почувствовав, что выигрывает.

  - Лев Аронович, но вы словно ребенок, ей Богу. Не на базаре же. Знаю я все - нет этих долларов, просто нет. Понимаю - почему вы так уверены, понимаю. Но вы многого не знаете, многого. Поэтому торговаться не будем, и так все ясно. Я пришел жизнь вам сохранить, а вы базар устроили. Нехорошо, Лев Аронович, не хорошо.

  Луговой усмехнулся.

  - Красивый ход опера, но бесполезный, к сожалению.

  - Что ж, будем считать, что разговор не получился, жаль. - Синицин встал, соби-раясь уходить.

  - Значит, не получился, я тоже все сказал, мне терять нечего.

  Какая же ты сволочь, подумал Синицин, двенадцать жизней загубил, Родину про-дал и еще торгуешься. Он посмотрел на Лугового с презрением, тот опустил глаза, не вы-держав взгляд.

  - Самолет мы назад вернули, никуда он не улетел, а Муравьев в соседней камере сидит. Вот так, мразь.

  Это был удар, сильнейший удар. Луговой враз как-то съежился, осунулся и посе-рел, выглядел жалким и подавленным. Из арестанта, пытающегося диктовать условия, превратился в жалкое подобие человека. Холеные ручонки тряслись и даже губы дрожали.

  - Все подробно письменно изложите, вот бумага. - Синицин положил на стол листы и авторучку. - А мне сейчас назовите фамилии.

  Луговой сидел, обхвативши голову руками. Человек, скорее нелюдь, убившая двенадцать солдат из-за паршивых долларов, продавшая Родину, честь офицера.

  - Ну-у, - поторопил Синицин.

  - Из моих один Муравьев, больше никого. На заводе директор, Головянко Эмма-нуил Федорович, заведующая складом Розенблюц Анна Борисовна, начальник отдела сбыта Дворкович Борислав Вадимович. В этом городе все. В Москве одного знаю.

  - Разумнов?

  - Да, он, Александр Викторович, генеральный директор корпорации.

  - Расскажите кратко о каждом.

  Луговой тяжело вздохнул, закурил.

  - Муравьев - мой цепной пес, не более того. Головянко знал все, в том числе и Разумного. Он единственный, кроме меня, кто его знал. Дворкович и Розенблюц - мелкие сошки, ничего, собственно, не знали. Они полагали, что мы товар налево продаем, напри-мер в те же авиаполки, как запчасти.

  - Как собирались списывать товар, как вы выражаетесь?

  - Легко, - Луговой усмехнулся. - Поступает новая партия, ее грузят на грузовики и везут на завод. По дороге все взлетает на воздух и нет товара. На самом деле товар дру-гим рейсом уходит и пополняет, устраняет недостачу. А те грузовики грузятся списанной некондицией... брак, при сборке могли что-то сломать. Надо, чтобы от взрыва хоть что-то осталось.

  - Но, ведь в машинах люди?

  - Что поделать - издержки.

  - Какая же ты мразь, Луговой. Люди для тебя издержки...

  Хотелось раздавить эту нелюдь собственными руками.

  - Не читай мораль, полковник, спрашивай.

  - Разумнов хозяин корпорации или там другое лицо?

  - По документам он собственник, проверял. А кто на самом деле - не знаю, сам понимаешь.

  - Покупатели, что известно о них?

  - О них? Мне ничего неизвестно, с ними только Разумнов общался, Головянко тоже ничего не знал.

  - Какой расклад вознаграждения?

  - За истребитель в самолет должны были загрузить всю сумму, сорок миллионов. Двумя упаковками. В одной два миллиона, в другой тридцать восемь. Два нам - семьсот мне, один Головянко и по сотке остальным. Другую упаковку Муравьев должен сбросить с самолета в квадрате 25-41. Там равнина, легче найти посылку, ее сбросят с парашютом. Разумнов или его люди, будут ждать подарок, сейчас уже через два дня. Через два дня Ан-тей должен вернуться.

  - Хорошо, напишите все подробно.

  Синицин вернулся в кабинет. Оперативно- следственная работа продвигалась ус-пешно. Преступников можно и нужно брать через два дня, как раз учет закончится, Ра-зумнова только с поличным. А если не он сам появится, людей отправит за посылкой?

  Полковник налил себе кофе, добавил немного молока, расслабился в кресле. Лу-говой вызывал не только отвращение, а желание раздавить его, размазать по полу, по сте-не, как таракана, не в обиду им сказано. Как же так можно жить, уничтожая других не за-думываясь. Наверное Луговой задумывался, но задумывался лишь о том, чтобы не пойма-ли, не раскрыли, не обнаружили.

  Он созванивался с Москвой по поводу Разумнова - ничего интересного. Наблю-дение, прослушка желаемого результата не давали. Но Синицин был уверен - его все рав-но возьмет и вину докажет. Но как быть с теми, кто стоит за ним, если такой или таковые имеются? Слишком мелок Разумнов для сорока миллионов долларов, для ведения таких переговоров с зарубежными покупателями. А кто покупатели, государство? Исключено, оно все официально могло сделать без проблем. Значит определенные оппозиционные круги, структуры власти. Зачем? Захват власти, как средство террора с политической по-доплекой? Возможно, вполне возможно и скорее второе. Да, истребитель в руках террористов - это нечто.

   Синицин допил кофе, выкурил сигарету. Посланник, наверное, уже вернулся, надо побывать у него, что-нибудь подскажет, наверняка подскажет.

  Михайлов отдыхал дома, с женой. Ирина взяла отгул на работе, чтобы побыть с мужем, последнее время он часто ездил в командировки и времени на личную жизнь поч-ти не оставалось.

  Когда прибыл Синицын, Ирина укоризненно посмотрела на мужа, вздохнула и понимающе удалилась. Полковник рассказал последние события.

  - Да, я тоже считаю, что за Разумновым стоит фигура и фигура не маленькая, ее просто так не возьмешь, не свалишь. - Согласился с полковником Михайлов. - Как вы относитесь к несанкционированным методам расследования, Олег Игоревич?

  Синицин понимал, что имеет в виду Посланник, но был не настолько близок с ним, чтобы отвечать прямо.

  - Несанкционированно и отношусь, - размыто ответил он.

   Михайлов улыбнулся, поняв причину конкретного и в то же время очень рас-плывчатого ответа.

  - Олег Игоревич, давайте говорить, как друзья. Методы провокаций... ваше мне-ние о такой форме работы?

  - Если как друзья, - улыбнулся Синицин, - то здесь необходимо говорить о кон-кретике. Мы же часто в своей работе применяем такие методы, хотя и не называем их провокацией. Например, подсовываем куклу, киллера подменяем оперативником.

  Михайлов понял ответ.

  - Хорошо. Нам надо в эти два дня выйти на искомую фигуру. Именно в эти два дня, до задержания Разумного. После сделать ничего не удастся. Необходимо создать си-туацию, чтобы Разумнов пошел, побежал к нему за советом, за помощью. Фигура, давайте этим псевдонимом его и назовем, уже ждет деньги и вряд ли захочет лишний раз разгова-ривать, встречаться, светиться. А мы должны вынудить их к общению.