Другой немецкий шпион был открыт совершенно случайно. Почтовые чиновники в Копенгагене по ошибке опустили письмо, адресованное в Берлин, в мешок с письмами, предназначенными для Лондона. Письмо это, написанное по-немецки, сообщало, что отправитель уже собирается выехать в Англию под видом представителя фирмы, торгующей газовыми рожками, а на самом деле для получения военных и морских сведений.

Пока письмо было переведено и дошло до нас, прошло несколько недель, и об отправителе ничего не было известно, кроме того, что он продавал газовые рожки. Стали наводить справки по портовым реестрам и обнаружили, что как раз в это время молодой человек, некто Розенталь, находился на пароходе, остановившемся в Ньюкасле, и собирался направиться далее в Копенгаген, только что вернувшись из поездки по Шотландии с целью продажи газовых рожков. Еще один час промедления, и он вышел бы из территориальных вод и находился бы по закону вне пределов досягаемости. Но телеграмма пришла как раз вовремя, чтобы его арестовать, высадить с парохода и привезти под конвоем в Скотланд-ярд, куда он прибыл в тот же день.

Он начал с того, что стал во всем отпираться: он вовсе не немец, он никогда не был в Копенгагене, ничего не слыхал о гостинице, из которой было послано письмо. Я заставил его написать две или три фразы по-немецки. Почерк оказался совершенно схожим с почерком письма, которое я еще не показывал Розенталю. Дело было уже к вечеру, но еще достаточно светло, чтобы он мог прочесть это письмо. Я наклонился к нему, как вдруг вздрогнул от внезапного движения кресла и щелкания каблуков. Розенталь стоял передо мной, вытянувшись и держа руки по швам, как солдат: «Я во всем сознаюсь, я немецкий солдат».

Самое замечательное во всей этой истории то, что он никогда не был военным. Его вдруг почему-то охватило желание окутать свое жалкое существование дымкой патриотического настроения. Следствие установило, что его звали Роберт Розенталь. Родился он в Магдебурге в 1892 г. и был некоторое время учеником пекаря в Касселе. Не имея никакого призвания к своей работе, он вернулся в Магдебург и совсем еще молодым парнем был присужден к трем месяцам тюремного заключения за подлог. Выйдя из тюрьмы, он нанялся на пароход и во время объявления войны находился в Гамбурге; здесь он поступил на службу в американскую комиссию помощи. Нам было известно, что немцы выпускали на волю уголовных преступников, чтобы посылать их затем в качестве шпионов в Англию. Но не было никаких доказательств, что так было и с Розенталем. Тем не менее, шпионаж был занятием, которое лучше всего для него подходило, и я нисколько не удивился, когда узнал, что он пытался спасти свою шкуру, предлагая давать сведения о работе людей, у которых служил. Как только он увидел, что ему не удалось скрыть свою виновность, он стал играть в патриотизм в продолжение всего процесса, а после вынесения приговора два раза безуспешно пытался покончить самоубийством. В противоположность другим шпионам его приговорили к повешению, и приговор был приведен в исполнение 5 июля 1915 г. Розенталь получил некоторое образование и не был лишен способностей, хорошо писал по-английски и подробно изложил все свои приключения.

Несмотря на значительные суммы, истраченные на шпионаж в Англии, немцы никогда не были осведомлены о самых важных событиях и фактах, как, например, о переброске семи первых дивизий, о появлении танков, о трассирующих пулях и, что самое важное, о существовании камеры «40 О.Б», расшифровывавшей все депеши, которые они отправляли по беспроволочному телеграфу. Единственная информация, которую могли посылать их шпионы, касалась настроения и морального состояния гражданского населения, но и в этой области они постоянно ошибались.

Самой поразительной фигурой, вышедшей из кипящего котла войны, был Игнатиус Тимоти Трейбич-Линкольн. Для того, чтобы венгерский еврей мог последовательно быть журналистом, английским пастором и членом партии либералов в английском парламенте, необходимо было обладать самыми разнообразными и самыми необыкновенными качествами. Настоящая его фамилия была, по-видимому, Трейбич. Он родился в Наксе на Дунае в 1875 г., в семье богатого еврейского коммерсанта, занимавшегося судостроением, и родители готовили его в раввины. Он изучил иностранные языки и на 20-м году жизни был отправлен в Лондон. По возвращении в Венгрию он поссорился с отцом и, уехав в Гамбург, принял лютеранство. Он отправился затем в Канаду с протестантской миссией, которой было поручено распространять христианство среди евреев, а когда это поручение было передано английской церкви, он снова переменил вероисповедание. Трейбич не был лишен известного ораторского таланта, и речи его производили впечатление в Канаде. Возвратившись в Европу, он стал просить места пастора в Англии, был посвящен в сан священника и получил Эппльдорский приход в графстве Кент. Нужно полагать, что бурные проповеди, произносимые с иностранным акцентом, не понравились эпильдорским прихожанам, так как он не имел там успеха. Он подал в отставку и приехал в Лондон, где в течение нескольких лет занимался журналистикой.

В 1896 г. он вошел в сношения с неким М. Раунтри, королем какао, который взял его к себе на службу в качестве личного секретаря. Благодаря этому он вошел в контакт с вождями партии либералов, которые избрали его своим кандидатом, чтобы оттягать место в парламенте округа Дарлингтон от консерваторов.

Однако английская палата общин, так же как и духовная паства графства Кент, не была в восторге от пламенных речей, произносимых с иностранным акцентом. Господин Трейбич, который носил теперь фамилию Трейбич-Линкольн, был счастлив покинуть палату общин, чтобы предпринять путешествие для изучения экономического положения в Европе. Его воображение рисовало ему теперь заманчивую будущность в области высшей политики; и он думал, что предназначен сделаться крупным политическим деятелем с блестящей будущностью. Я вовсе не уверен, что ему, как только разразилась война, пришла в голову мысль доставлять информацию неприятелю. Во всяком случае, хотя он и потерял свое место в парламенте и находился в большом денежном затруднении, первым его жестом было предложить свои услуги приемному отечеству Он выставил свою кандидатуру на какую-то должность в цензуре, имевшую отношение к венгерской и румынской корреспонденции. Его приняли на службу, и в течение короткого времени он добросовестно выполнял свою работу. Но он не пользовался популярностью среди своих коллег, и их холодное отношение к нему разочаровало его. Начиная с этого момента он становится сознательным англофобом.

Первым его нелояльным поступком была попытка втереться в английскую службу разведки, подавая ей надежду, что ему удастся провести германский флот в Северное море, где будет легко его уничтожить. С этой целью он предложил отправить его в Голландию, где он вошел бы в сношения с германским консулом. Хотя предложение это и было отвергнуто, ему все же удалось заручиться паспортом и приехать в Роттердам 18 декабря 1914 г. Германский консул Гнейст проявлял большую активность в области шпионажа, и, по-видимому, Линкольн произвел на него некоторое впечатление, так как он поручил ему доставить кое-какие незначительные сведения, о чем Линкольн незамедлительно донес в Англию. С этого момента Линкольн становится тем, что являлось настоящим бичом военного времени, — двойным шпионом. Вооружившись сведениями, собранными в Голландии, он снова хотел поступить на службу в английскую разведку, но там его так холодно приняли, что он испугался и 9 февраля уехал в Нью-Йорк. Там он жил довольно хорошо, занимаясь журналистикой и совершенно не ведая того, что нами уже велось следствие по поводу одного векселя в 700 фунтов стерлингов. Линкольн подделал подпись Раунтри. Один из наших лучших агентов, главный инспектор Уорд, впоследствии убитый в своей кровати бомбой, сброшенной с цеппелина, был послан в Соединенные Штаты, чтобы добиться там выдачи Линкольна, и 4 августа 1915 г. Линкольн был арестован. По прошествии обычного срока, установленного для ведения подобных дел, его судили в Олд Бейли и присудили к трем годам каторжных работ. По истечении срока наказания его решили выслать на родину, и только в сентябре 1919 г. Линкольн уже находился в Будапеште. Атмосфера его родины ему не понравилась. Он уехал в Берлин, где снова завязал сношения с графом Бернсдорфом, бывшим германским послом в Вашингтоне. В Германии говорили, что крайние правые были способны поверить чему угодно; они никогда не отличались большой политической дальновидностью. В этот момент Капп тайно подготовлял свой путч, и никто не был удивлен, когда узнали, что Игнатиус Тимоти Трейбич-Линкольн был торжественно назначен на должность заведующего бюро печати эфемерного правительства Каппа. Точно неизвестно, сколько дней занимал Линкольн этот пост, но, по-видимому, и полковник Бауэр нашел, что с этой личностью нелегко работать.