Вечером 30 ноября адмирал присутствовал на ежедневном совещании союзных послов. Они чувствовали себя в затруднительном положении. Его спросили, удовлетворится ли он сдачей десяти батарей. Он ответил, что может руководствоваться только приказами, полученными им из Парижа; они же со своей стороны могут обратиться к своим правительствам, с тем чтобы добиться отмены этих приказов. Еще когда он был на совещании, туда явился королевский маршал — граф Меркати — и задал ему тот же вопрос. Адмирал ответил, что он лично чувствовал себя в весьма затруднительном положении, так как требование о сдаче оружия было предъявлено без его участия, и он лишен был возможности проявить какую-либо инициативу. Ему остается только повиноваться полученным им приказаниям и довести до конца условия ультиматума, срок которого истекает в полночь. Он сообщил также, что шесть батарей уже доставлены на Корфу и что десант будет состоять не из черных колониальных войск, а из французских территориальных частей. Граф Меркети получил тот же ответ. При закрытии совещания Гийемен проводил адмирала к двери и сказал:

— Спасибо вам, адмирал, теперь мы вполне спокойны.

— Увы, — ответил адмирал, — я не вижу оснований для спокойствия.

Среди послов как будто преобладало мнение, что греки снова, как много раз раньше, уступят. На случай, если бы эта демонстрация оказалась неудачной, адмирал решил через два дня прибегнуть к суровой блокаде.

Как мы уже упоминали, требование о сдаче греками оружия исходило от генерала Саррайля, которого де Рокфей успел напугать. В то время не менее шестидесяти процентов его частей, находившихся в Салониках, болели болотной лихорадкой, и, несомненно, его легковерность вызвана была раздражением от этого факта и боязнью, что его бездеятельность вызовет недовольство со стороны Франции.

Вечером 30 ноября генерал Калларис отдал приказ своим войскам не прибегать к оружию, кроме как в целях самозащиты, т. е. только в том случае, если союзники первыми откроют огонь. Чтобы свести к минимуму опасность столкновения, он отвел на значительное расстояние часть регулярного афинского гарнизона. В этот вечер напряженность в воздухе ощущалась всеми. Люди на улицах вели себя беспокойно: шли слухи о передвижении войск. В такого рода атмосфере обычно следует избегать «мирных демонстраций».

Изданный адмиралом приказ, попавший впоследствии в руки греков, гласил следующее:

Секретно.

Морские силы.

Часть А.

Десант.

Приказ № 13.

Демонстрация перед Афинами.

Оперативный приказ.

Общая цель. Десант занимает позицию, с применением силы в случае необходимости, в таких местах, откуда наши войска могли бы угрожать Афинам, и захватывает военные учреждения или точки, которые окажутся в зоне действий и могут быть использованными в военных целях.

Далее следовал список этих точек. Десант состоял из 3 тыс. человек, включая небольшие отряды англичан и итальянцев. Высадка десанта была произведена спокойно, но можно было заметить перемену в населении: оно выглядело угрюмым и мрачным. Один батальон был оставлен для охраны Пирея, остальные последовали к тем позициям, которые они должны были занять. Они имели с собой запас воды и продовольствия на два дня и значительное количество патронов, но было совершенно очевидно, что если греки захотят ответить па силу силой, то 3 тыс. человек будет совершенно недостаточно для выполнения намеченной задачи. Греческое правительство официально предупредило французов, что оно не сдает оружия, и поэтому ныне бесполезно утверждать, как это делали французы в то время да и впоследствии, что их завели «в засаду».

Это слово без зазрения совести употреблялось французскими журналистами, и поэтому стоит процитировать газетные статьи, опубликованные в Англии, Франции и Италии перед вооруженной демонстрацией, из которых ясно, что сопротивления со стороны греков можно было ожидать.

В «Таймс» от 27 ноября указывалось, что греческие офицеры решили сопротивляться сдаче оружия, какие бы приказы ни исходили от короля, и что граждане и студенты соединялись, чтобы защищать свою страну против намеренного оскорбления.

«Корьере де ла Серра» подтвердил сообщение, напечатанное в «Таймс»; наконец, комиссия французской палаты депутатов, расследовав события, которые привели к вооруженной демонстрации, возложила всю ответственность на де Рокфея и французского морского министра. Вооруженная демонстрация представляла собой военные действия против нейтрального государства, и не что иное.

На пути к намеченным позициям наступающие колонны встретили несколько греческих патрулей, которые удалились при их приближении. Около восьми часов адмирал оставил флагманский корабль и на машине поехал в Запейон, где были размещены французские морские части, поддерживавшие телефонную и радиосвязь с флотом. Единственный инцидент, имевший место до одиннадцати часов, заключался в словесной стычке с двумя греческими офицерами, стоявшими во главе шестидесяти солдат и оспаривавшими право адмирала взобраться на одну из гробниц для удобства обозревания окрестностей. Офицеры ссылались на данный им приказ охранять памятники древности. Пока они вели переговоры, явился французский офицер с сообщениями, что багаж команды «Репюблик» украден.

В одиннадцать часов раздались первые выстрелы у Фесиона. Кто стрелял первым, останется навсегда невыясненным. Французы утверждают, что нерегулярные греческие войска открыли огонь по отряду, который пытался отбить украденный у него багаж; англичане говорят, что это было прямым нападением по приказу греческого верховного командования; греки заявляют, что французы атаковали войска, охранявшие бараки Руфа, что соответствовало приведенному выше секретному приказу адмирала, в котором встречаются слова «в случае необходимости силой». Нужно учесть, что в этом деле имелись налицо три враждебные стороны — десант, греческие регулярные части и известное количество вооруженных венизелистов, не говоря уже о банде де Рокфея, его вооруженных агентах-провокаторах; и все они были сильно заинтересованы в том, чтобы спровоцировать конфликт. Стрельба началась повсюду. Греческий отряд, охраняющий гробницу, был взят в плен, после того как несколько человек, сидевших вокруг памятника, были убиты французскими пулями; на Запейоне открыли бешеный пулеметный огонь, и вокруг адмирала было ранено несколько человек. Король послал письмо на флагманское судно к адмиралу, прося его остановить стрельбу, но ему было сообщено, что адмирал покинул флагманское судно и находится в Запейоне. В 11 ч. 45 мин. адмирал по телефону передал на суда приказ открыть огонь по холму Стадиона. Тут имела место некоторая задержка, и, до того как приказ был приведен в исполнение, князь Демидов, русский посол, принес от короля сообщение, в котором тот соглашался сдать шесть батарей. Адмирал согласился при условии, что сдача будет подтверждена греческим кабинетом. Впоследствии в Париже он подвергся жестокой критике за принятие этого предложения. По мнению адмирала дю Фурне, он должен был бы подвергнуть город бомбардировке. Морской министр адмирал Лаказ пошел еще дальше при встрече с адмиралом дю Фурне по его возвращении в Париж.

— Вы должны были, — сказал он, — заставить короля выполнить вашу волю, хотя бы ценой того, чтобы превратить Афины в развалины. Я бы поддержал вас, как я поддерживал других.

Стрельба была прекращена, но де Рокфей не показывался адмиралу на глаза как раз тогда, когда информация была всего нужнее. Он был занят посылкой морскому министру фантастических телеграмм, в которых преувеличивал значение столкновения и дошел до того, что сообщил, будто адмирал захвачен в плен греками.

В начале четвертого часа ночи стрельба внезапно возобновилась не только в городе, но и в Запейоне, где было ранено несколько французских матросов, находившихся вблизи адмирала. Кто был ответственен за эту новую вспышку, точно установить не удалось. Генерал Калларис, командующий афинским гарнизоном, говорит, что первыми открыли огонь по греческим частям венизелисты и что французы ответили; возможно, что так оно и было, но в то время, когда нервы у всех были напряжены до крайности, любая из сторон могла первой начать стрельбу.