Адмирал приказал своим судам открыть огонь по холму Стадион. Если бы все снаряды взорвались, они нанесли бы большие повреждения и стоили бы многих жизней. Ни один из снарядов не попал в холм Стадион, но дворцы русского и итальянского посольств подвергались опасности, и князь Демидов и граф Боздари едва избежали смерти от руки своих союзников.
К концу дня стрельба затихла. В 6 ч. 45 мин. союзные послы и королевские уполномоченные явились в Запейон и попросили адмирала прекратить бомбардировку. Легкими судами было выпущено 60 снарядов и четыре — с «Мирабо». Позже вечером адмирал уведомил послов, что он намерен повторить бомбардировку в виде карательного действия. Он решил по телеграфу испросить из Парижа санкцию на бомбардировку королевских дворцов, арсеналов, бараков и тех частей города, которые, по имеющимся данным, настроены враждебно по отношению к союзникам. По проводам побежали сообщения в Лондон, Рим и Петербург. Никто не знал, что де Рокфей тайно телеграфировал французскому адмиралтейству, требуя немедленных и кровавых репрессий. 3 декабря он телеграфировал: «Необходимо немедленно принять суровые репрессивные меры. Единственная возможная мера заключается в регулярной бомбардировке Афин». Через несколько часов он снова телеграфировал: «Поверьте, что задержка с принятием таких мер приведет к новой катастрофе. Афинская французская школа фактически эвакуировалась. Мы запаковываем наши чемоданы. Если мы не примем суровых мер, мы вскоре сами станем объектом репрессий». Хотя в течение всего кризиса ни один из союзных граждан, ни из официальных лиц не подвергался каким-либо оскорблениям, он пустил кличку «афинские насильники», которая бессовестно муссировалась потом парижской прессой.
В боях этого дня французы потеряли 57 убитых и 154 раненых. У англичан было 5 убитых и несколько раненых. Итальянцы, по совету графа Боздари, который возражал против всей операции, удалились, как только началась стрельба. Греки потеряли 30 убитых и 52 раненых французами, 11 убитых и 12 раненых венизелистами, у которых в свою очередь было 3 убитых и 2 раненых. Это довольно значительное число для «мирной демонстрации». Кроме того, предстояло обменять пленных — 80 захваченных французами и 60 захваченных греками, подобрать раненых и организовать уход за ними. Греки сами предоставили транспорт и кровати в госпиталях в распоряжение адмирала и, кроме того, вернули оружие и вещи, попавшие в их руки во время боев.
Вместо новой бомбардировки, намеченной адмиралом, союзники сошлись на карательной блокаде, объявленной адмиралом 8 декабря, что было его последним официальным актом, так как 11 декабря он был освобожден от командования и отозван в Париж. Де Рокфей, однако, был оставлен на своем посту.
Комической интермедией в этом трагическом деле было прибытие генерала Саррайля по телеграмме де Рокфея. Он явился, чтобы «бросить свой меч на чашу весов». Ему всегда не хватало войск, чтобы сдерживать немцев и болгар, но у него были свободные дивизии, чтобы пожинать лавры в Афинах в борьбе против армии, лишенной боеприпасов. Для иллюстрации методов Саррайля мы можем указать на рассказ генерала Кордонье, его первого помощника. Генерал Кордонье рассказывает, что при отъезде из Флорины он натолкнулся на тела трех греков, связанных вместе и убитых одним залпом. «Это был еще один случай, — говорит он, — работы нашей армии по образцу Матье» (имеется в виду капитан Матье, офицер разведки Саррайля, работавший в тесном контакте с де Рокфеем). «С того момента, как я принял командование, греки должны были думать, что я отдал приказ об этих убийствах». «У Саррайля мало сдержанности, мало энергии, мало таланта», — писал Кордонье, а в своем рапорте верховному командованию в Париже он говорит: «В конце концов мне пришлось настойчиво указывать на совершенно очевидную для всех неспособность Саррайля, и я в моем рапорте писал: „Пошлите солдат в Салоники, и вы добьетесь победы“».
3 декабря Афины внешне стали спокойнее. Более богатые греки стали выезжать. Но чем больше успокаивался город, тем сильнее росло возбуждение де Рокфея. В течение этого дня он сообщал в Париж и адмиралу, что банды греческих резервистов стекаются в город, чтобы предать его огню, что за холмами, господствующими над Пиреем, стоят замаскированные батареи, что два полка идут в порт; на следующий день он сообщил, что войска переведены обратно из Пелопоннеса в Афины. Греческий главнокомандующий генерал Калларис явился к адмиралу и сумел опровергнуть эти угрожающие сообщения. Он предложил отправиться с французским офицером на место, где, по мнению де Рокфея, спрятаны замаскированные батареи, или в любую другую точку, чтобы судить, производятся ли военные приготовления.
Адмирал назначил похороны убитых французов на 3 часа дня. Похороны прошли без всяких инцидентов. Греческие войска отдали салют первыми.
После бомбардировки в домах венизелистов были произведены обыски, и совершенно неожиданно было найдено множество винтовок, бомб и капсюлей французского армейского образца, была также стальная броня, непроницаемая для пуль, которую, по всей вероятности, должен был одеть Венизелос, когда придет момент повернуть оружие и использовать взрывчатые вещества против своих соотечественников.
Греция была не единственной нейтральной страной, где во время войны французская тайная служба сумела проявить свою деятельность. В последний период войны главой французской тайной службы в Швейцарии являлся бывший журналист по имени Кассела, состоявший сотрудником «Матэн». Кассела номинально назначили на пост атташе французской миссии в Берне, в действительности же его поставили во главе тайной службы, пользовавшейся почти неограниченными средствами. Кассела был невзрачный человек, с усиками, похожими на зубную щетку, и не располагающим к себе лицом. Кассела, будучи журналистом и основательно знакомый с французскими методами газетного шантажа, жадный к деньгам, лишенный моральных устоев, играл грязную роль в Швейцарии и стал бы предметом общественного скандала во всех союзных странах, если бы не вмешательство газетного цензора и выплаченные швейцарским газетам субсидии. Кассела, как и де Рокфей, работал не покладая рук. Он навербовал подлинную армию шпионов всех национальностей и потратил миллионы франков на самые бесполезные мероприятия. Первая его задача, порученная ему Клемансо, заключалась в том, чтобы найти в Швейцарии доказательства тайных сношений между Кайо и подданными неприятеля. Он потратил огромные суммы на это расследование. Вся шайка международных авантюристов, которыми кишмя-кишела Швейцария, слеталась к нему с вымышленной информацией, подтвержденной поддельными документами. Все это он скупал и отсылал без разбора в Париж, к великому смущению работников юстиции. Он не только собрал уйму ложкой информации, но в своем неумеренном рвении использовал своих агентов для похищения людей на франко-швейцарской границе, в надежде вырвать у них показания против Кайо. Очевидно, собранные им досье были совершенно неубедительными, если такой яростный враг Клемансо, как Кайо, избежал расстрела.
Наряду со своей деятельностью, направленной против Кайо, Кассела вел беспощадную войну против швейцарских купцов, подозреваемых в доставке товаров Центральным державам. Их имена были немедленно занесены в «черный список» союзников, и им было запрещено вывозить что бы то ни было из союзнических стран. Тем не менее Кассела в некоторых случаях странным образом терял бдительность. Впоследствии было доказано, что значительное количество какао, вывозимого в Германию, производилось из сырья, выращиваемого в союзных странах. Кто может сказать, какую сумму заработал на этом Кассела?
Другим источником его доходов была выдача паспортов на въезд во Францию. Одним из наиболее сомнительных является случай, когда богатый левантийский кораблевладелец обратился к нему за паспортом для поездки в Париж в целях продажи и зафрахтования своих судов. Кассела потребовал такую непомерную сумму, что кораблевладелец отказался платить. Воспользовавшись временным отсутствием Кассела, левантиец обратился к одному из его подчиненных, который согласился дать ему визу за значительно меньшее вознаграждение. Кораблевладелец уплатил эту сумму и выехал в Париж. Когда Кассела узнал об этом, он немедленно отомстил, оговорив этого человека перед парижской полицией. Несчастный был немедленно арестован и брошен в тюрьму. Он просидел много недель и считал себя счастливым, когда ему, наконец, удалось выйти на свободу. Кассела из казенных денег выплачивал субсидию курзалу в Женеве, чтобы избежать его закрытия под тем предлогом, что это место развлечения необходимо ему для его работы: здесь, мол, он может вести наблюдения за нежелательными элементами в городе.