— Откуда она у него?

— Она была в числе закладных вещей, которые клиенты при носили в обеспечение кредита, — ответила Карин. — Если кто-то своевременно не расплачивался, то вещь переходила в собственность кредитора. Так, по крайней мере, он объяснил мне.

— Не ломбард же был у твоего дяди, — с недоверием произнес он.

— Конечно, нет, — сказала она. — Но это имело какое-то отношение к его делам.

Петер Ланцендорф еще раз оглядел маленькую серебряную вещичку, и в голове его внезапно возникло воспоминание, от которого перехватило дух.

Сегодня в первой половине дня Петер несколько раз пытался дозвониться до Роберта Гофштеттера, того самого школьного товарища, который устроил его в институт, а сам ушел в редакцию «Абендпост». Дозвониться удалось лишь после обеда. Роберт сказал, что если он придет к нему около четырех часов, то еще застанет его в редакции. О чем идет речь? О процессе Армбрустера, проходившем четыре года назад? Он попросит достать материалы из редакционного архива. Вот почему Петер старался быть пунктуальным. Роберт его уже ждал, теряя терпение.

— Папка здесь, — сказал он. — Для чего она тебе нужна? Институт ведет исследования по затратам времени на процессы по особо тяжким преступлениям? Чем только вы теперь не занимаетесь! Надеюсь, найдешь, что ищешь. Но мне надо уходить на пресс-конференцию в транспортном управлении. С дорожными происшествиями в последнем квартале делается черт те что. Вот дело с Фридеманами куда веселее. Как? Ты был там в связи с допросом? И этот господин уже висел на суку на берегу Старого Дуная? Ты можешь располагаться у меня, пока не покончишь с делом. Потом отдай папку секретарше в семнадцатой комнате.

Ланцендорф перевел дух, когда Гофштеттер ушел. Дрожащими руками он открыл папку. Процесс по делу Армбрустера длился тогда три дня. Самая важная для Ланцендорфа деталь гласила: «…Местонахождение сумки убитой до сих пор осталось невыясненным. В сумке предположительно находились автоматический карандаш, пудреница, связки ключей, губная помада, вышитый носовой платок и серебряная зажигалка. Последние две вещи с инициалами «ЭЛ»…»

Он захлопнул папку и откинулся. Конечно, в данном случае могло быть и совпадение. Но такое совпадение просто поразительно.

Зажигалка могла быть и не ее. Ну а если ее, тогда как она оказалась у Фридемана? Он стиснул голову руками. А если бы на ее месте была Карин?… Он посмотрел на телефонный аппарат. Самое лучшее — это позвонить Шельбауму, тогда дело получит свой обычный ход. Ну а если кто-то подслушивает его разговор? Тогда завтра же все это будет в газетах.

С папкой под мышкой Петер вышел в коридор. Он чуть было не прошел мимо семнадцатой комнаты, но вовремя вспомнил, что здесь следует сдать папку секретарше. Он дошел до первой телефонной будки и позвонил Шельбауму. Тот оказался на месте. Он охотно согласился выслушать Ланцендорфа.

Обер-комиссар ждал его. Ланцендорф положил зажигалку на письменный стол и доложил о том, что ему стало известно. Шельбаум выслушал спокойно.

— Если бы вы могли умолчать о моем визите и не говорить об этом фрейлейн Фридеман… — закончил Ланцендорф.

Шельбаум покачал головой.

— Вы сами спокойно поговорите с ней, — сказал он. — Расскажите ей, как вы относитесь к этому делу. Вы ведь любите девушку, так будьте с ней откровенны. Если она впадет в шоковое состояние, то это, конечно, плохо. Но будет значительно хуже, если она потеряет к вам доверие… — Он пожал плечами. — Нам ведь еще неизвестно, каким образом зажигалка оказалась у Фридемана. Все может оказаться безобидным делом.

— Тогда я лучше подожду, пока вы уточните, — глухо произнес Ланцендорф и покинул кабинет.

Шельбаум размышлял. Дело все более запутывалось. Разговор с Фазольдом ни к чему не привел. Что означает шрам после операции под мышкой у Фридемана? Какую роль играет зажигалка?

— Алоис, — обратился он к Нидлу, который присутствовал при разговоре. — Домой сегодня поезжайте на машине. Но сначала посетите родителей Лоренци и узнайте, не принадлежала ли эта зажигалка их дочери.

Затем он позвал Маффи.

— Будьте готовы завтра утром. Возможно, поедем в Пфаффельрид.

Когда Маффи вместе с инспектором вышли в приемную, он спросил:

— Зачем ему туда надо?

— Подобрать для вас подходящую камеру в тюрьме, — с ехидцей ответил Нидл.

Лицо Бузенбендер выражало отчаянную решимость.

— Не трудитесь. От меня вы ничего не добьетесь.

Нидл поднялся со своего стула и встал позади нее. Она вскинула голову и посмотрела на него.

— Вы хотите меня ударить? Что ж, начинайте! Но вы все равно ничего не добьетесь!

По знаку Шельбаума инспектор вернулся на свое место. — Я вас не понимаю, — дружески сказал Шельбаум. — Почему вы молчите? Чем это может вам повредить?

— Я не хочу, чтобы другие оказались такими же несчастными, как я, — произнесла женщина. — Что вы раскопаете сами — это меня не касается…

— Невиновного не наказывают, — сказал Шельбаум.

— Что такое вина? Кто решает?

— Закон, — ответил Шельбаум.

Она кивнула.

— Я участвовала в убийстве. Закон сочтет меня виновной. Других нет?

Шельбаум понимал, что она имела в виду.

— Каждый должен отвечать за содеянное. Земельный суд Мюнхена ходатайствует о вашей выдаче, и, по-видимому, вас выдадут. Но пока вы нам изложите все, что знаете о Фридеманах.

— Я не скажу ни единого слова!

— Мы подождем, пока вы не передумаете.

Как только Бузенбендер увели, Шельбаум спросил инспектора:

— Позвонил ли Маффи в Пфаффельрид?

— Да, — ответил Нидл, — но, может быть, лучше поеду я?…

Шельбаум отрицательно покачал головой.

— Вы, Алоис, должны заняться делом Кухельауэра. Маффи я этого поручить не могу.

На лице Нидла отразилось разочарование. С тех пор как от родителей убитой Эллен Лоренци он узнал, что речь действительно идет о зажигалке их дочери, его интерес к делу Фридемана значительно возрос.

С нескрываемым огорчением он посмотрел на Шельбаума, который, не проронив ни слова, забрал шляпу, пальто и вышел из кабинета во двор, где у автомашины его ожидал Маффи.

Они поехали через Венский лес в направлении на Санкт-Пелен.

— Вы информированы по данному делу? — спросил Шельбаум. — Вы ведь тогда у нас еще не работали.

— Шум был на весь мир, — ответил Маффи с легкой обидой. — Самое зверское преступление за последние годы…

— Были и другие, не менее зверские, — сказал обер-комиссар. — Но следует помнить, что отец жертвы является советником Государственной канцелярии…

Двадцатилетняя Эллен Лоренци была убита в Турецком парке в ночь с 29 на 30 апреля 1960 года, когда она возвращалась домой. Труп был обнаружен на следующее утро в кустарнике недалеко от наблюдательной вышки. Следствие показало, что девушку пытались изнасиловать, но это не удалось из-за отчаянного сопротивления жертвы. Исчезли сумочка, наручные часы, клипсы и кольцо. Расследование шло долго, пока за другое подобное преступление не был арестован некий Армбрустер. Полиция обнаружила у него наручные часы, кольцо и клипсы убитой. Об их происхождении Армбрустер рассказал фантастическую историю: он, мол, обнаружил труп в кустарнике и забрал украшения. Незадолго до этого он слышал, как девушка разговаривала с иностранцем.

— Он должен нам сообщить все до мельчайших подробностей, — сказал Шельбаум. — Тогда никто ему не поверил. На суде он отказался от своих показаний, данных на предварительном следствии.

— Он умолчал о том, какие методы применял тогда Видингер, чтобы выудить из него показания.

— Благоприятпого впечатления он не производил, этот подонок.

— Но он был оправдан, — напомнил Маффи.

— Четырьмя против четырех голосов присяжных, — сказал обер-комиссар. — Ему повезло. Шесть лет он получил за другое преступление.

Они проехали Санкт-Пелен и увидели вдали мощные стены монастыря.

— Такого парня не жалко, — презрительно сказал Маффи.