Странно, солнце печёт вовсю, почему мне так зябко? Или это камни в ожерелье холодят кожу? Но вокруг ничего угрожающего.

— Аркай, бывший файх Пустельг, что лишены звания рода, ответишь ли ты Верховной служительнице Богини Неба?

Стоящий рядом с Белкой немолодой смуглый воин принялся быстро шептать ей на ухо, переводя.

— Да, отвечу.

На рассвете уже был проведён ритуал, лишающий всех бывших Пустельг имён и человеческого статуса. Теперь для этха они ничем не отличаются от животных. Аркаю имя оставили до конца допроса — с животным не говорят. Он это оценил. А может, ему просто было уже всё равно.

— Почему ты нарушил Закон?

— Я хотел отомстить.

Пичуга слетела с крыши и закружилась над площадью. Странная, таких здесь никогда не водилось. Крохотное тельце с непропорционально большими крыльями. Серебристая. Первый раз такую вижу.

— Ты сам решил напасть на Храм?

— Мне подсказал маг… из Альянса. Я не знаю его настоящего имени. Он обещал помочь мне отомстить.

А ведь он безумен. И не чёрная пыльца тому причина. Аркай сошёл с ума давно, когда ему только привезли завернутое в кусок кожи тело единственного сына. Но этого никто не заметил.

— Именно для этого ты приказал своим воинам попробовать запретное?

— Ради мести. Это было его условием…

Не могу не признать, хорошая идея. Зависимый позволит наложить на себя любые чары, в обмен на пыльцу. Какая-то мысль упорно скребётся на границе сознания.

— Зачем вы напали на деревню Альянса? — неожиданно подала голос Альрэна. Этха зашептались. Непозволительная вольность — прервать Верховную. Впрочем, жрица лишь слегка пожимает плечами. И невозмутимо повторяет вопрос на языке этха.

— Воинам хотелось убивать. Он обещал им кровь, но…

— Не применяй слово «воин» к своим людям. Так ты говоришь, он обещал им кровь?

Птица, наконец, определилась с намерениями и порхнула Аркаю на плечо. И, едва коснувшись его кожи, превратилась в аккуратно свернутый лист дорогой бумаги. Одновременно с этим бусины моего ожерелья налились мертвенным холодом. Опасность!

— Что это? — Алаксая подняла листок и, недоуменно хмурясь, развернула.

— Верховная, нет! — бросаюсь к ней, опережая собственный вопль. Медленно-медленно, как под водой, жрица поднимает глаза, недоумённо смотрит на меня. Резкий удар по запястьям заставляет её разжать руки, а я, обхватив женщину за пояс, оттаскиваю её как можно дальше от медленно падающего клочка бумаги, за очерченный солью круг. Примитивная, основанная исключительно на вере, но вполне действенная защита. Вспыхнул листок ещё в воздухе. Бледно-голубым, неестественным пламенем. Оно перекинулось на землю, охватило пленника. Жрица обернулась и осела на песок, вполголоса призывая на помощь Богиню. Мне зрелище заживо разлагающегося человека уже не в новинку, но к горлу всё равно подкатывает ледяной комок. Есть во всём этом что-то до дрожи жуткое. Что-то куда хуже обычного колдовства. Аркай молчит, судорога, исказившая его лицо, неприятно похожа на улыбку. Обнимаю Алаксаю за плечи. Верховная жрица дрожит и шепчет молитву, словно маленькая напуганная девочка. Опытные, многое повидавшие на своем веку воины в ужасе отворачиваются, Белка прикрывает рукой рот.

Через несколько долгих, страшно долгих минут тело, бывшее повелителем Пустельг, наконец рассыпается прахом. Алаксая неуверенно поднимается и стряхивает мои руки. Шаг в сторону, брезгливо искривившиеся губы — она вновь Верховная жрица, сильная и уверенная в себе.

— Полагаю, мы больше не в силах ничего узнать, — Алаксая покосилась на засыпанную прахом площадку, — Иннай, велите своим людям развести здесь костёр и жечь его до вечера. Всех остальных прошу за мной.

Воины Альянса уехали через пару часов. Альрэна кидала на меня отчаянные взгляды, но возможности поговорить так и не представилось. Незримую черту, разделяющую их и этха, нельзя было переступить, не привлекая внимания. Единственное, что удалось — день назад передать через Алаксу, что всё хорошо и что я объяснюсь, как только появится возможность.

Этха смотрели им вслед со странным выражением. Альянс и Степь враждовали испокон веков, но здесь умеют ценить помощь, а тем более — спасённую жизнь файха. Могу поспорить, не позже чем через месяц в Серый замок явятся посланники от всех кланов. Ловлю краем глаза задумчивую улыбку Верховной — она явно думает так же.

Ещё несколькими часами позднее Храм покидали этха. Большая часть отправлялась искать затаившихся отступников, остальные везли домой тех раненых, что могли перенести дорогу. Погибших этха похоронили утром, насыпав курган на берегу бывшего озера. Поминальный обряд проведут потом, отдельно в каждом клане, как только вернуться последние воины. А до тех пор по умершим не разрешено даже плакать. Тела отступников просто вывезли подальше и бросили, на радость лисам и шакалам.

Верховная жрица вышла на ступени Храма, держа в руке серебряный кубок с вином. Как ни странно, меня это не насторожило. Мне, как и ещё полутора десяткам этха из разных кланов, предстояло задержаться в храме, пока не смогут передвигаться оставленные здесь раненые. Мой файх уверенно шёл на поправку, что не могло не радовать. Его мнение о том, кто здесь слаб и не перенесёт дороги, до сих пор звенело в ушах у всех Каракалов. Женщина сердечно попрощалась со всеми этха, после чего подошла к Карлаю, старшему сыну Джалэная, взявшему на себя управление родом, пока отец не оправится от ран.

— Твой воин спас мне жизнь. Я благодарна.

Мужчина поклонился. Алаксая вежливо улыбнулась, продолжая держать кубок в чуть отставленной руке. В мою голову наконец-то закрались нехорошие подозрения.

— Отныне и до тех пор, пока я Верховная жрица, род Каракала почётные гости Храма в любое время и всегда могут рассчитывать на совет от меня и моих сестёр.

На сей раз поклонились все присутствующие Каракалы. Прочие этха покосились на них с лёгкой завистью. И, с неприкрытым любопытством, на сосуд, всё ещё находящийся в руках Верховной жрицы. Женщина тем временем повернулась ко мне. Жестом остановила попытку опуститься на колени, посмотрела в глаза.

— Ты же, воин, заслужил отдельную награду. Ночь Полнолуния уже окончилась, но праздник не был завершен как должно, — она обмакнула в вино кончики пальцев и протянула мне кубок.

Мёртвая тишина. Абсолютная. Неслыханная, высочайшая честь — быть избранным Верховной жрицей. Благословение и избраннику, и его клану, и всем его потомкам в течении трёх поколений. Редчайшее событие и, да, вполне достойная награда за спасённую жизнь. Богиня, признайтесь, что вы такое против меня имеете?

У меня тряслись руки. Так, что драгоценный кубок едва не упал на землю.

— Не отравлено, — одними губами прошептала Алаксая, придерживая мои пальцы, — Нужно поговорить.

Вкус вина в моей памяти не отложился.

Пламя в мгновение ока обняло иссохшие останки, укутало их рыжим коконом, наконец-то стирая из этого мира. Жаль, нельзя так же сжечь на погребальном костре память. У баюкаемого огнём трупа когда-то были зелёные глаза и сложный характер. Давным-давно…

— Кем он был? — в простом белом платье и накинутом сверху, как принято у женщин этха, вышитом халате, Алаксая смотрится моложе и, как ни странно, мягче.

Занятно, в легкомысленных, чисто символических ритуальных одеждах — Верховная жрица, та, чей голос перевешивает мнение файхов, лёд и властность во всей фигуре, а в скромном и закрытом одеянии — уже не юная, но сумевшая сохранить привлекательность степнячка. Хоть сватайся!

— Теперь это уже не важно.

Небо на востоке едва начинало светлеть, развалины были окутаны туманом, словно саваном. Мы стоим среди руин дворца и смотрим в огонь. Вряд ли кто-то из этха в состоянии представить, что подарившая ночь простому воину Верховная жрица будет до утра складывать с ним погребальный костёр для больше трёх столетий назад убитого человека. И говорить. Столь о многом.

— Ты ничего не скажешь ему в дорогу?

Несколько секунд раздумываю над этим вопросом.