Теперь поезд шел по перешейку к Коринфу, повернул к югу по мосту, возвышавшемуся над западной оконечностью канала. Аттика и Афинский залив скрылись за выступом скалы; и вот мы в Пелопоннесе: справа, в лучах заходящего солнца, открывался вид на Коринфский залив. Обогнув залив, поезд устремился еще дальше на юг, в горы. По обе стороны пути высились темные скалы, а внизу виднелись небольшие долины, в которые вели узкие горные тропки. Местность казалась безлюдной. Лишь изредка внизу, под нами, промелькнет стадо и пастух, опирающийся на палку, да собака пастуха с громким лаем примется догонять поезд, пытаясь отогнать пыхтящего дракона, который явился, чтобы сожрать ее подопечных.

Постепенно дорога стала шире, горные скалы уступили место более отлогим холмам; паровоз перестал пыхтеть и пошел быстрее. Горы оказались позади, и мы выехали на равнину. Где-то впереди в вечерней мгле замерцали огоньки.

— Аргос, — сказал Джон.

Поезд, замедляя ход, подходил к крохотной станции в нескольких милях от расположенного в Аргивской долине некогда крупного города. Под низким навесом качалась единственная керосиновая лампа, которая освещала только прикрепленную к стене дощечку с названием станции — Микены.

Поезд с грохотом умчался в Аргос; какой-то юноша подбежал к Джону и Хилде и пожал им руки. Это был Спиро, третий из четырех братьев, которые содержали гостиницу «Прекрасная Елена» вблизи развалин древнего города Микены. Братья получили телеграмму Джона, и Спиро явился нас встретить.

Джон предложил Спиро отправиться с нами на неделю в качестве гида пешком по незнакомой нам части маршрута. Спиро согласился.

Следующее утро выдалось пасмурное; когда мы тронулись в путь, начало моросить. Вскоре мы свернули влево и пошли по тропинке, которая вилась вокруг огромного холма. Равнина осталась позади; мы приближались к большому амфитеатру, зажатому с трех сторон крутыми скалами. Высоту их отсюда трудно было определить, так как вершины заволокло туманом. Тропинка неуклонно поднималось вверх, все время подаваясь вправо.

Вдруг перед нами в тумане выросла стена — она казалась сплошной, непроходимой скалой, но по мере приближения становилась как бы тоньше, пока не исчезла совсем. Это были Львиные ворота Микен. Над громадной перемычкой, сделанной из одного блока, по обе стороны от центральной конической колонны стояли на задних лапах, как и две тысячи лет назад, две геральдические львицы. На какое-то мгновение все онемели: перед нами был вход в крепость Агамемнона! Туман постепенно рассеивался. Через мрачную подворотню мы вошли в крепость. Внутри, справа, среди сырой травы и цветов, образуя двойней круг, выделялись высокие каменные плиты, под которыми в шахте раскопа Шлиманом были обнаружены захоронения; вглядевшись в эти мрачные углубления, он приподнял сказочное покрывало, сотканное легендой, и убедился, что, как он и предполагал, в основе легенды лежат действительные события. Взобравшись на развалины колоссальных стен, мы попали в мрачные залы Агамемнона, откуда поднялись на вершину башни. Здесь, высоко над воротами, где и сейчас еще ясно видны основания колонн и дверные пролеты, сооруженные более чем за тысячу лет до классического периода Греции, неверная жена Агамемнона Клитемнестра со своим любовником Эгистом ждала сигнала с маяка, который должен был возвестить о том, что герой возвратился из Трои и приближается к дворцу со стороны побережья. Может быть, здесь, в этом бассейне, Агамемнон упал, сраженный в тот момент, когда его жена произносила первые фальшивые слова приветствия.

На следующий день ярко светило солнце, и мы с братом Спиро — Орестом отправились на юг, в Тиринф. Горные вершины вокруг Микен казались еще выше, их красновато-бурые контуры четко вырисовывались на светло-голубом фоне. Мы шли мимо беленьких домиков, прятавшихся среди апельсиновых и лимонных рощ. На фоне темных листьев плоды отсвечивали золотом и оттенками топаза.

Вскоре мы добрались до Тиринфа или, вернее, до громадной известняковой скалы, возвышающейся посреди плоской равнины, на которой виднелись крепостные стены колоссальной толщины. Если верить мифу, это родина Геракла. В то время Пройт был царем Тиринфа, а стены эти сложили из огромных многоугольных каменных глыб семь гигантов-циклопов. Но до 1884 года все археологи относили эти руины к средневековью и поэтому не интересовались дальнейшим их исследованием. Только Шлиман оставался верным своему чутью, подсказывавшему ему, что за фантастикой мифа скрываются исторические события. В тот год он приехал в Тиринф и, произведя раскоп на вершине скалы, обнаружил развалины дворца. Обнесенный высокими крепостными стенами, дворец этот превзошел своим великолепием все найденные ранее сооружения. Что же касается его принадлежности к средним векам, то находки Шлимана, в особенности керамика, не оставляют на этот счет и тени сомнения: Тиринф — этот громадный дворец-крепость, построенный каким-то влиятельным греческим престолонаследником примерно в 1500 году до н. э., — так же древен, как и Микены. Он является древнейшим в Европе дворцом с наружными стенами из камня.

Мы поднялись по крутой лестнице, вырубленной в скале. Она была устроена с таким расчетом, что неприятель, взбираясь вверх, был вынужден подставлять правый уязвимый бок к защитникам крепости, а щит держать в левой руке.

Миновав главные ворота, мы едва протиснулись сквозь узкие двойные стены, которые с внутренней стороны были настолько гладкими, что даже блестели. Джон сказал, что в этом якобы повинны многие поколения овец: они пасутся на холме, пощипывая траву, и трутся своей жирной шерстью о стены.

Затем мы поднялись на открытое плато, пересекли наружный двор и подошли к тому месту, где некогда находились конюшни и кладовые; через огромные разрушенные ворота проникли во внутренний двор дворца и дальше, — минуя колоннаду портика, — в главный зал, куда выходило множество комнат, в том числе ванная с бассейном и водостоком.

Внизу простиралась зеленая равнина, окруженная с трех сторон горами; с севера над Микенами вновь нависли тучи, горы казались мрачными, зловещими; с юга на очень близком расстоянии сияло голубизной море, а по другую сторону залива за Навплией высились горы Спарты; их снежные вершины отражались в спокойной морской глади. Подул слабый ветерок, и небольшие анемоны на развалинах закивали головками. Где-то далеко внизу по белой дороге, той самой, по которой Агамемнон шел навстречу своей смерти, какой-то пастух гнал на север маленькое стадо.

Спускались мы по другой, известной Оресту дороге на западном склоне горы; то был потайной ход, по которому в тревожное время можно было пройти незамеченным; высеченный в скале проход этот заканчивался крутыми ступенями. К вечеру мы пришли в Навплию и сняли комнаты в маленьком домике на берегу залива с видом на Венецианский замок.

Жесткие постели не способствовали отдыху наших уставших ног. Поэтому мы встали очень рано, выпили кофе, съели хлеб с маслом из козьего молока и отправились в Эпидавр, расположенный вблизи восточного побережья Аргопиды. Пяти минут быстрой ходьбы в веселой компании среди божественной природы оказалось достаточно: вялости как не бывало, и дурно проведенная ночь позабыта! Дороги как таковой не было. Порой мы шли по долине, вдоль берега бурой речушки, которая вилась среди серебристых оливковых рощ. На фоне травы яркими пятнами выделялись алые, розовато-лиловые и белые анемоны, а асфодели качали своими изящными серовато-розовыми головками. Среди зеленых пастбищ то тут, то там появлялись красновато-бурые участки вспаханной земли.

К концу дня мы добрались до расположенного среди всех этих красот Эпидавра. Наш путь лежал через сосновую рощу; вдруг луч солнца осветил мраморную глыбу в траве, за ней вторую, третью… Вскоре мы шли среди сплошных руин. Джон с Хилдой принялись показывать строения и давать объяснения. Мрачная тень Тиринфа и Микен, ощущение опасности, обреченности и смерти, не покидавшие нас весь этот восхитительный день, постепенно исчезли. Блуждая по слабо освещенным развалинам Эпидавра, мы мысленно перенеслись на тысячелетие назад, в эпоху высокоразвитой культуры и науки, в века праздности и веселья. В классическую эпоху здесь был создан своего рода медицинский центр, место поклонения Эскулапу, с купальнями, храмами и домами для лечения и отдыха. Город рос, и греки, конечно, выстроили стадион для спортивных соревнований; за деревьями виднелись его ровные площадки; вокруг стадиона и теперь еще белели трибуны для зрителей. Но наслаждение физическим совершенством и смелостью не могло полностью заполнить часы досуга греков; духовные наслаждения ценились выше физических. Здесь же, недалеко от стадиона, лежат развалины самого большого и прекрасного театра Греции; расположенный в широкой лощине, между грядой холмов, опоясывающих город, он насчитывал шестьдесят рядов, вмещавших много тысяч зрителей. Последний ряд находился очень высоко и значительно удален от круга, где играли актеры. Но благодаря тому что ряды расположены полукругом, наподобие веера, акустика была настолько совершенна, что актерам не приходилось напрягать голосовые связки, чтобы их слышали в самой отдаленной точке. Мы убедились в этом на опыте: когда чиркнули спичкой внизу, на сцене, звук был слышен в верхнем ряду так же отчетливо, как если бы спичку поднесли к самому уху.