Вначале медленно и неуверенно, а затем, ускоряя шаги, Татьяна Викторовна покинула операционную и направилась в покои Лу-Тана. Ей до темноты в глазах хотелось окунуться в бассейн. Уже на пороге она рванула застежки комбинезона, стащила кеды и с бортика прыгнула в воду. Оттолкнулась неожиданно сильно, в полёте сгруппировалась, перекувыркнулась через голову и практически без всплеска вошла в воду, сразу опустившись на дно. Шаловливая мысль о том, вырастут ли у неё ласты и хвост, заставила улыбнуться, но улыбка быстро исчезла. Нарезая под водой круги, Татьяна отдавала себе отчет в том, что испугана. Взбудоражена. Подавлена. Странные приступы, случавшиеся с ней в последнее время, походили на гипертонические кризы, однако у неё никогда не было повышенного давления — классический гипотоник, вялый по утрам, поддерживающий работоспособность при помощи крепкого сладкого чая и утренних пробежек! Состояние же изменённого сознания, проявляющееся во время этих припадков, вообще могло быть увязано только с самыми крайними проявлениями гипертонии. Но тогда обследование, проведённое Э, должно было выявить серьезные функциональные нарушения организма, а их не было!

Начала сказываться нагрузка. Татьяна Викторовна всплыла и легла на спину, дыша часто и неглубоко. Нервное возбуждение препятствовало сосредоточению, и ей не сразу удалось успокоить подстёгнутое адреналином сердце. Неожиданно для самой себя она рассердилась. Что-то чужеродное проникло в сознание, понастроило там свои замки и крепости, пустило корни и пыталось взять под контроль её, Татьянино, существование. Она не смогла оформить это связанной мыслью. Скорее, её преследовало ощущение, подобное воспоминанию о сне, который был так ярок ночью и поблек с первыми лучами солнца. Что значили два имени, прозвучавших в тишине и вызвавших такое смятение? И, кажется, были и другие имена, которые она никак не могла вспомнить.

Она сделала глубокий выдох, максимально освобождая легкие, и скользнула в глубину, где зависла у дна, закрыв глаза и слушая мерный шум воды, который странным образом прояснял сознание, помогал выстраивать логические цепочки и делать выводы, как она надеялась — правильные. В именах земных мудрецов был ключ, но какую дверь он мог открыть? К погибели или к спасению? Татьяна осознавала, что положение становится серьёзным. Выйдя за территорию станции в околопланетарном пространстве Земли, она оказалась не подготовленной к нападению, которое произошло так стремительно и чётко, словно её ждали. Кто мог знать о способности станции мгновенно перемещаться в пространстве? Кто мог читать её мысли, включая те, спонтанные, неожиданные, сработавшие, как стартер телепортации Лазарета? Логика была безжалостна. Только Управляющий Разум. От такого открытия Татьяна выскочила из воды, как пресловутый дарук, ибо всполошённому организму потребовался экстренный вдох. И поняла, что столкнулась с серьёзной моральной проблемой. Вопросы доверия или недоверия к Лу-Тану не возникали у неё никогда. Она поверила старому креллу раз и навсегда — с того памятного разговора в станционном шалмане. Поскольку Э всегда воспринимался ею, как искусственное продолжение разума Учителя и прежних докторов Лазарета, она никогда не сомневалась в его действиях, подчас вовсе непонятных. Неужели это время наступило?

Татьяна снова нырнула. Если головокружительная космическая эскапада приведёт к печальному финалу, лучшее, что случится с самой Татьяной — процедура стирания памяти, после которой она будет возвращена в опостылевшую квартиру, пропахшую горем и одиночеством. Худшее?.. Она даже не могла представить. Но то, что с ней происходило в последнее время, было явно хуже искусственной амнезии. Мог ли Управляющий Разум быть тем вселенским злодеем, что подверг её жизнь и рассудок опасности ради неизвестных Татьяне целей? Она прислушалась к себе, анализируя по старинной привычке. Можно ли не доверять собственной коже? Глазам? Ушам? Э, бывший опорой и помощником Учителя, стал её защитником и рыцарем. Она помнила ощущения, впервые охватившие в МОД при подлете к Юмбе — заботы и особого, сердечного тепла, лёгкой иронии, тонкой, едва уловимой, нежности. Ощущения прикосновения разума старшего брата, готового прийти на помощь или объяснить трудную задачку. Брата, о котором она всегда мечтала. Как она может не доверять ему, спасавшему её столько раз? Но… Может ли она доверять ему?

Татьяна не боялась последствий откровенности. Очутившаяся так далеко от Земли, увидевшая мир объемным, спроецированным на всю громаду космоса, она получила в подарок от жизни настоящее чудо. Если бы сейчас её сердце остановилось, она, может быть, успела бы испугаться момента смерти, но не пожалела бы ни о чём! А раз так…

Она еще не умела этого делать — вода помогла. Надо было закрыть глаза и «уйти» в монотонный шум, лишить организм кислорода, замедлить ход сердца и ток крови. На шестой минуте подобного состояния Татьяне показалось, что она руками раздвигает пространство. На седьмой охватило ощущение, что она погружается в глубину и объем мироздания. На восьмой, прежде недостижимой минуте, ей удалось приоткрыть свое сознание навстречу той странной субстанции, которой являлся Управляющий Разум станции. Секунды растянулись. В их вязкой патоке она не могла шевельнуться, но кислорода по-прежнему не требовалось, не ощущалось ни следа паники. Наоборот, наслаждение от осознания того, что границ для разума не существует, явилось, пожалуй, сильнейшим чувством из всех, когда-либо испытанных Татьяной Викторовной. Ответное прикосновение Э было нерешительным и вовсе не похожим на отпечаток ментальности, который Татьяна привыкла чувствовать, когда он присутствовал в её сознании. Она не смогла бы озвучить, то, что испытывала, и никогда не назвала бы это ответом на заданный вопрос. Эмоции, накрывшие Татьяну волной, кажется, были не менее непривычны Управляющему Разуму, ведь всемерно используя его опыт и мощь, доктора Лазаретов даже не пытались заглянуть в его «средоточие жизненных установок», как говорил Иф-Иф. Они принимали Э таким, каким он был — лаконичным, не общительным, корректным. Он, в ответ, относился к ним с бесконечной преданностью, как и к своей нынешней хозяйке, но не стремился к эмоциональной близости, являющейся характеристикой живого существа, поскольку сам себя воспринимал как нечто промежуточное между живым и неживым.

На девятой минуте пребывания под водой, без болезненных процедур и нейротропных препаратов, без использования глубинного сканнинга, Татьяна полностью сняла защитные психические барьеры и, словно горсть прозрачной воды в ладонях, протянула Управляющему Разуму всю себя: маленькие человеческие тайны; прошлое, до сих пор пульсирующее болью где-то в уголке памяти; нынешние невесёлые размышления; страх перед тем неведомым и враждебным, что небезуспешно пыталось подавить её личность. Все мысли, сомнения, чаяния и надежды она транслировала ему в единый миг и застыла, дожидаясь ответа.

Робкие касания чужого разума были похожи на прикосновения языков пламени — волшебного, не обжигающего пламени, которое освещало лишь те участки, до которых дотрагивалось. Сторонняя воля наполняла Татьяну трепещущим напряжением, удивлением, а затем восторгом, вызванным неожиданным подарком. Это были не её эмоции — эмоции Управляющего Разума, но она ощутила их, словно свои собственные, и отстраненно удивилась схожести ментальных контуров. Загадочный и великолепный, молниеносный и мудрый Э воспринимал окружающий мир и её саму, как человек. Одинокий, странный, закрытый от мира человек, за прошедшие тысячелетия ставший вещью в себе. Ментальное усилие сдавило виски — Э сомневался в чём-то, но только мгновение. Под прикрытыми веками Татьяны вспыхнуло тёплое лазоревое сияние, она увидела ясно, словно стояла рядом, вытянутый постамент с подобием чаши на верхней площадке, в которой лежало, щедро плеская радужными взблесками, яйцо размером с баскетбольный мяч. Кристалиновое яйцо. Картинка быстро погасла. Тот, кто сделал ответный подарок, тоже покинул её сознание, оставаясь шумом на краю бытия, ощущением станции и Лазарета, надеждой и опорой Стражей порога секторов галактики — Управляющим Разумом.