Знакомое ощущение «стога на голове» нагло ворвалось в размеренный сон, изгнав дремотные образы и вялое чувство опасности. Шуня ползал по лицу, отчаянно вереща — соскучился, будил, желал поиграть. Увидев, что хозяйка проснулась, с чувством исполненного долга поплыл к жмурящемуся со сна Биму — дергать за уши и усы, щекотать нос до тех пор, пока возмущенный поведением налетчика (в прямом и переносном смысле) пес не соскочит на пол, заливаясь яростным лаем, и не попытается цапнуть зубами. Татьяна встала, потягиваясь. Правая рука болела — тянуло мышцы, и пальцы казались замороженными. «Перетрудила универсумом, — усмехнулась она себе, отправляясь в душ, — надо ложиться в Икринку на профилактику».

После завтрака она с опаской заглянула в синтезак. На выдвижной панели лежала горстка неровных, шишковатых зерен, пахнущих металлом. Татьяна вздохнула, высыпала «первый блин» в мусороуловитель, и кинула в лючок еще пару зерен. Наверное, надо было мешок покупать сразу, а не двухсотграммовый пакетик! Подумав, скормила синтезаку и грязную земную одежду. Интересно, сообразит Э, что образцы почвенного покрова с планеты Земля, в простонародье называемые грязью, не являются изначальной составляющей ткани джинсов?

Ей очень хотелось окунуться в бассейн. Даже не окунуться, а не пожалеть пары часов для искрящейся волшебной воды, но поразмыслив, она решила не откладывать посещение Икринки. Беспокоила ментальная атака, случившаяся накануне. Следовало разобраться прежде, чем «выстрелит» что-нибудь еще.

Спустя полчаса Татьяна лежала внутри, наблюдая за тампом, левитирующим за закрытыми прозрачными дверями операционной. Ни сюда, ни в лабораторию, ни в хранилище Э не допускал ни Бима, ни тампа, строго соблюдая правило. Бим уже привык, знал, что силовые щупы поймают за задние лапы в попытке проникнуть внутрь, и безжалостно вытащат наружу. А вот тамп не сдавался. Икринка очень привлекала его, и каждый раз, когда Татьяне надо было войти в операционную, а тамп оказывался рядом, его игра в салки с Управляющим Разумом превращалась в целое представление.

Глаза следили за розовым шариком ползающим по дверям снаружи в тщетной надежде найти хоть щелочку, чтобы пролезть внутрь, а разум холодно и отстраненно впитывал информацию, которую порциями выдавал Управляющий Разум. На ее вопрос о том, почему станция покинула привычное пространство и каким образом переместилась в звездную систему Солнца или, говоря языком Ассоциации — сектор Фин, Э предпочел отмолчаться в своей обычной манере. Сейчас он монотонно сообщал физические параметры созвучия ментальных волн, воздействию которых она подверглась вчера. Излучение воздействовало на участки коры мозга, отвечающие за память, стимулировало их в разной последовательности, заставляя воспоминания подняться с глубинных уровней на поверхностные. Цель воздействия была Э не известна.

Татьяна с недоумением шарила по собственной в памяти в попытках найти то, что могло вызвать интерес нападавших. Детство, юность, выпускные экзамены, вступительные, интернатура. Знакомство с Артемом, ординатура, работа в клинике. Как и все люди, она не помнила многих подробностей, останавливаясь лишь на важных вехах жизни и вспоминая мелочи раз от раза, иногда в самый неподходящий момент. Так что именно интересовало тех, кто покусился на человеческий ларь памяти? Было ли что-то в ее прежней жизни, что могло представлять для них интерес, но чего она не помнила. И что это могло быть?

Татьяна совершенно измучилась, пытаясь понять чужую логику, но информации было слишком мало, и она махнула рукой на бесплодные попытки. Дала приказ Э на будущее учесть подобную ситуацию и при выходе в открытый космос всегда накрывать МОД ментальным защитным экраном, и запустила первый уровень программы физического восстановления. Полтора часа подобного сна должны были ликвидировать все негативные последствия для нервной системы, которые могли случиться после ее эскапады, и снять воспаление перетруженных мышц кисти.

А затем, следовало вернуть станцию на место! Нет, пожалуй, сначала она поплавает!

Вода обволакивала парным коконом. Татьяна ныряла без перерыва, уже задерживая дыхание от двух до трех минут без всякого вреда для себя. В дальней стороне светлел в толще воды овальный Лу-Танов экран, и она часто посматривала туда с грустью. Ведь сколько раз ни пыталась активировать подводную панель управления, та не поддавалась.

С бортика, разбежавшись и радостно взлаивая, свалился Бим, окатив недовольно заверещавшего тампа кучей брызг. Старательно загребая лапами, пес пытался догнать хозяйку, а та, смеясь, ускользала, неожиданно выплывая сзади и дергая его лапы. Бим фыркал, гавкал, улыбался зубастой мордой, иногда, словно ковшом экскаватора захватывая нижней челюстью воду и шумно глотая.

Ступеньки в бассейне предусмотрены не были. Поэтому когда Бим подплыл к бортику и принялся оглядываться на хозяйку, та подсадила его, чтобы пес выбрался наружу. Вспомнилось, как лихо Лу-Тан прыгал в бассейн — с переворотами, с различными кульбитами и «тулупами», как выскакивал из воды, проезжая на пузе вперед и оставляя за собой мокрую дорожку. Сердце сжало тоской. Она так хотела бы увидеться с ним! Но понимая, что это невозможно, была согласна хотя бы услышать вновь светлую и печальную песнь серо-зеленой серафиды, от которой на душе становилось легче, а любимые образы не казались утерянными навсегда.

Неожиданно от Э пришел ответ. Он мог проиграть эту мелодию — ведь он записывал все, что происходило на станции. Странный вывод завершил его сообщение, как раз перед тем, как он включил трансляцию: «Музыка — всё!».

Почти опустившись на дно, Татьяна застыла, слушая пение. Тембр серафиды пробивал толщу воды и даже, кажется, звучал по-другому, нежели на суше. Звук из плоского стал объемным, будто по кругу бассейна стояли мощные колонки, а сабвуферы дрожали в скрытой мощи, прокачивая низкие, бередящие ноты, которых ранее она не заметила. От них волосы вставали дыбом. Татьяна закрыла глаза, полностью отдаваясь звуку, растворяясь в нем без остатка, посылая вслед ушедшим всю свою любовь и благодарность. Знакомые звезды перекрестка так и стояли перед глазами — она узнала бы их из миллионов светил галактики. На том перекрестке не дует ветер, не пахнет нежной зеленью весенних рощ, и дороги, пересекающиеся на нем, хоть и зовут ее, да напрасно. Место, который человек находит в мире лишь раз или не находит никогда. Свое место.

Виски сжали безжизненные холодные пальцы. Сердце на миг остановилось, чтобы зачастить после. Что-то изменилось — нота в мелодии, тембр голоса или температура воды. Татьяна с изумлением открыла глаза и, стараясь не делать резких движений, поднялась на поверхность. Здесь заторопилась, схватила полотенце с шезлонга, накинула, босиком побежала в коридор. Навостривший уши Бим с лаем погнался следом. На пороге смотровой она остановилась, тяжело дыша.

Лазарет плыл в пустоте космоса, окруженный со всех сторон призрачной темнотой. И следа голубой планеты не было рядом с ним. Звезды слагались в знакомые сакральные соцветия и приветственно кололи лучами. Станция вернулась на место.

— Э, сколько я была под водой! — закричала Татьяна Викторовна и, смеясь, закружилась по смотровой. «Шесть минут по метрике Земли» — последовал ответ.

Она остановилась, недоумевая. Внутреннее ощущение времени было совсем другим. Да и не могла она пробыть под водой шесть минут без вреда для здоровья, если ее нынешний рекорд составлял всего три.

— Э, я просила тебя отсчитывать секунды моего подводного пребывания. Сколько было секунд?

Управляющий Разум замешкался. Ей показалось, или он ответил с неохотой:

«Сто семьдесят пять секунд по метрике Земли».

Татьяна Викторовна растерянно промокнула стекающую с волос по плечам воду, закуталась в полотенце, и собралась было сесть в любимое кресло, чтобы подумать над парадоксом времени, в котором только что приняла участие. Возможно ли, что Э ошибся с подсчетом? Или три минуты растянулись на шесть, из которых перемещение станции уничтожило три. Три минуты жизни!