Джулия замолчала.

— Мне нужно покурить, — сказала она через несколько секунд. — Поищу в тумбочке.

Она встала, запахнула халат, повязала пояс и отправилась в дальний конец комнаты. Ее слегка пошатывало после вина и «травки». Порывшись в ящике ночного столика, она обнаружила там смятую пачку «Пэлл Мэлл», выудила оттуда сигарету, и, прикурив, глубоко затянулась табачным дымом. Затем выпустила целое облако сизого дыма — вздохнула с облегчением.

Провела ладонью по лицу — если бы она стояла сейчас на сцене, то по этому жесту зрители должны были догадаться, что героиня пытается собраться с мыслями, и, повернувшись, направилась обратно. И вдруг остановилась на полдороге. Гейл куда-то исчезла. Джулия не видела своей подруги, но чувствовала, что та где-то рядом. Ей показалось, что воздух позади дивана странным образом сгустился. На Джулию вдруг нахлынули дурные предчувствия, и она бросилась к дивану с бешено колотящимся сердцем.

— Гейл? — позвала Джулия. В первую секунду она не заметила лежащую позади дивана Гейл, и ей показалось, что подружка ее просто растворилась в воздухе. А потом у Джулии перехватило дыхание: Гейл лежала на диванных подушках совершенно голая.

Джулии вдруг померещилось, что она разглядывает саму себя. Прежде ей почти не приходилось видеть обнаженное тело другой женщины. Правда, пару раз в парную оздоровительного центра входили дамы, которые считали излишним повязывать полотенце вокруг бедер — но там нагота вполне соответствовала обстановке.

Джулия не знала, что делать: продолжать смотреть на Гейл или отвернуться. Гейл же тем временем вздрагивала всем телом от возбуждения. Она лежала, запрокинув правую руку за голову. Левая свободно покоилась вдоль туловища. Полные груди слегка свешивались по обе стороны туловища. Правая нога была согнута в колене, а левая вытянута вдоль края дивана, — так что Джулии удалось разглядеть бледно-розовые срамные губы Гейл под кучерявым треугольником волос на лобке. Все дольше взгляд Джулии задерживался на сосках Гейл — темно-пурпурных окружностях идеальной формы. Гейл глубоко дышала полуоткрытым ртом, глаза ее превратились в два знойных зеркала, в которых Джулия разглядела свое отражение.

— Гейл… — у Джулии сорвался голос.

— Почему бы нам не побыть нагишом? — спросила Гейл.

— Гейл… — вновь прошептала Джулия.

— Почему бы нам не заняться любовью? Если нам этого хочется? Кто сказал, что любовью могут заниматься только мужчина с женщиной?! Кто это сказал, Джулия? Откуда этот дурацкий закон? — Гейл вдруг улыбнулась. — Садись, дорогая. Чувствуй себя как дома.

У Джулии недобро засверкали глаза. Она поднесла сигарету к губам, затянулась, отшвырнула окурок прочь и, запахнув халат, превратилась в матрону, которая сейчас будет отчитывать нашкодившего мальчишку.

— Не думаю, что мне хочется продолжать эту игру, — ледяным тоном заявила она.

Гейл одним рывком вскочила с пола — да так неожиданно, что Джулия едва не упала, отступая на шаг.

— Мне что, силой тебя взять?! — закричала Гейл. — Как это проделывают с тобой мужчины, да?! Ну-ка, что там у нас под халатом? — Гейл ухватилась за воротник ее халата, и как ни силилась Джулия воспрепятствовать Гейл, все же ей пришлось отступить под натиском подруги. Гейл стянула халат с плеч Джулии и одним рывком распахнула его. Халат упал к ногам Джулии, и та тоже оказалась нагишом.

Глаза Джулии метали молнии, но нижняя губа вдруг предательски задрожала. Она сжала ноги, но руками прикрываться не стала, а лишь стиснула пальцы, — и обе женщины застыли: одна в агрессивной, другая — в оборонительной позе. Похоже, ни Гейл, ни Джулия не ожидали, что зайдут так далеко.

Одежда стала таким необходимым атрибутом нашей жизни, что раздевание превратилось в нечто самоценное. Подумать только, ведь многие нажили себе миллионные состояния на выпуске картинок, которые не содержат в себе ничего, кроме изображения женщин, внимательно рассматривающих свои гениталии — так, будто они совершают невесть какое открытие.

Все же Джулия понемногу пришла в себя и начала воспринимать свою наготу более естественно. Гейл, пораженная собственной безрассудностью, удивленно покачала головой и медленно поднялась на ноги.

— Ну что? — вдруг улыбнулась Джулия. — Вот мы и голые. Что дальше?

— Теперь нам надо успокоиться и постараться насладиться предстоящим вечером, — ответила Гейл. — Я не думаю, что нам нужно искусственно форсировать события. Мне уже и без того хорошо.

— Что ж, если мы собираемся дефилировать в чем мать родила, то я, пожалуй, затоплю камин.

— Замечательно, — одобрила ее идею Гейл. — А я приготовлю нам что-нибудь выпить и сверну еще один «косячок». — Она бросила недовольный взгляд на проигрыватель: — Господи, у тебя нет ничего поритмичнее? А то мне словно патоки в уши налили.

— Что-то раньше ты не критиковала мои музыкальные вкусы, — заметила Джулия.

Подружки вопросительно уставились друг на друга. Потом Гейл криво усмехнулась:

— Вот переспим друг с другом — тогда, быть может, вообще друг другу разонравимся.

— Можно радио включить — поспешно сказала Джулия, сворачивая неприятную тему. — Хочешь, настрой приемник на рок-н-ролл. — Джулия улыбнулась: — Ты не огорчайся. Мартину тоже не нравились мои музыкальные пристрастия, но у него духу не хватило сказать мне об этом. Это хорошо, что ты меня время от времени встряхиваешь.

— Ладно, — сказала Гейл. Она подошла к стереосистеме, переключила рычажок, настроилась на 102,7 ФМ, и в ту же секунду комнату наполнило собой гитарное соло, поддерживаемое четким ритмом ударных и бас-гитары. Джулия повернулась было к камину, но, услышав музыку, взглянула на Гейл. Та стояла возле колонок, покачиваясь в такт ритмичной музыке. Взгляд Джулии остановился на ягодицах Гейл — те словно зажили собственной жизнью, посылая Джулии недвусмысленные сигналы. Джулии вдруг захотелось пересечь комнату и положить свою руку на темную щель, подрагивавшую, словно тень веточки на водной глади быстрого ручейка.

Но Гейл крутанулась вокруг собственной оси и направилась на кухню.

— Водка с тоником тебя устроит? — раздалось оттуда.

— Да! — крикнула в ответ Джулия, и звук собственного голоса вырвал ее из грез.

Она присела на корточки и принялась раскладывать костер. Свернула трубочкой страницы старых «Таймс», побросала в очаг кусочки картона, а сверху накидала щепок. Затем запалила костер с четырех сторон, и когда тот через несколько секунд разгорелся, положила в камин три больших полена. Потом откинулась на диванные подушки, чувствуя, как повеяло от камина приятным теплом. Совершенно ясно, что они с Гейл займутся сегодня любовью. Это было так неожиданно. Она совершенно не готова к этому. Джулия примерно представляла, какие она будет испытывать ощущения — ведь совершенно не обязательно пить, чтобы понять, каково пьяному. Но внутренний голос, который прорезался крайне редко, ибо лет с шести Джулия перестала прислушиваться к нему, вдруг начал нашептывать ей, что то, чем они с Гейл собираются заняться, может потрясти все устои цивилизации, как это уже случилось десять тысяч лет назад. В этом смысле Джулия, воспитанная на статейках из «Космополитэн», коренным образом отличалась от бесчисленной армии лесбиянок, которые считают физическую близость между женщинами частным Целом каждого. Те люди, которые понимают, что суть проблемы не в сексе, а в свободе секса, очевидно, посмеялись бы над Джулией и Гейл, но что поделаешь — подруги не знали о том, что гомосексуальная любовь стара как мир, который, как видим, пока что цел.

Через несколько минут вернулась Гейл — красивая, юная, с очаровательной, дружелюбной улыбкой на губах. Она несла поднос, на котором стояли два запотевших бокала и лежала самокрутка с марихуаной — билет в мир телепатии и чувственности.

Гейл присела рядышком. Джулия следила за ней так, как кошка следит за игрой теней. Это было удивительное чувство — наблюдать за привычными жестами человека, которые вдруг приобретали совершенно новые оттенки, поскольку жестикулирующий человек был неодет. «Я, похоже, еще не видела в жизни ни одного человека, — подумалось Джулии. — Я принимала за людей их одежду».