Можно легко проследить все стадии ее развития, проезжая по дороге, вьющейся вверх и вниз по холмам через Валлё-де-Мэй, и по ее ответвлениям, легко сбивающим с пути каждого, у кого нет проводника, прекрасно знающего местность. Но и здесь нелегко наблюдать за эмбриональным развитием этого растения, как нелегко собирать «двойные кокосовые орехи» с дерева или на земле.

С 1948 года долина объявлена заповедником: в этом году власти купили ее, чтобы защитить примерно 4000 сейшельских пальм, которые растут только в этом районе. Но сейчас это не единственный резерват, созданный ради сейшельской пальмы. На Праслене есть еще два: фонд Фердинанда и Анс-Мария-Луиза. Кроме того, сейшельские пальмы растут на Праслене, на Курьёзе и еще на третьем острове — Раунд-Айленде, но лишь в частных владениях. Леса на этих островах в таком плачевном состоянии, что только незарастающие ямы свидетельствуют о том, как они выглядели раньше.

Сейчас нет опасности полного уничтожения лесов. В последние десятилетия не только поставили под охрану определенные естественные скопления сейшельской растительности, но и сделали новые насаждения в местах, где она произрастала раньше. Конечно, эти посадки — на будущее: пальма зацветает лишь в тридцатилетием возрасте. Но вполне возможно, что труд этот вознаградится сторицей, когда увеличится спрос на сувениры и другие изделия из плодов и листьев сейшельской пальмы.

Ее гигантские листья, как и листья пальмы из рода латании (Latania), используются для крыш и стен небольших домов и лачуг. Из молодых, еще не развившихся листьев, делают шляпы и корзины, а из орехов — оригинальные вазы для фруктов, очень популярные среди иностранцев, посещающих острова.

В Порт-Луи на Маврикии я видел, как на рынках рис и сахар, пряности и многое другое насыпают ковшиками из «морского кокоса». На всех сейшельских островах из них делают черпаки для пирог и других лодок. Скорлупа этих орехов твердая и прочная, поэтому орудия труда, выполненные из нее, славятся своей долговечностью.

Экспорт орехов, начатый еще двести лет назад французом Дюшменом, продолжается и сейчас. Ежегодно их вывозят в Италию, Сингапур и Гонконг. Этим занимаются прежде всего китайские торговцы с Праслена. Покупают их в основном в «лечебных» целях, хотя прасленские китайцы, смеясь, отрицают, что у себя на родине они используются как «подбадривающее» средство для «усталых» мужчин.

В лесах валяются и пустые орехи. Они лежат много лет, не прорастая, до тех пор пока не треснут, и их содержимое не испарится. Они совсем дешевые, китайцы их не берут, но и они хороши как сувениры. Удлиненные и «худощавые», широкие и «пухлые», целомудренные и манящие, они продаются «на память о Валле-де-Мэй» в конторе лесничества. Я сам купил несколько, за что получил один маленький, но зато полный орех.

Хотя сейшельские пальмы встречаются в разных местах, больше всего их именно в Валле-де-Мэй. Это единственный заповедник, куда предусмотрены экскурсии. В глубине долины, на холме с прекрасным видом, есть хижина для отдыха с крышей из листьев латании.

Пока мы с Вардом Жубером добирались туда, я не сразу заметил, насколько безжизненно тихо в лесу. И ветер шелестел листьями пальм, и журчал ручей, и, конечно, слышно было как шлепаются о землю двойные кокосовые орехи… Я был так поглощен созерцанием экзотической растительности, что не сразу сообразил: в лесу совсем не слышно птичьего пения. Ни одной птицы!

Не видно было даже знаменитых черных прасленских попугаев (Coracopsis nigra barklyi). Говорят, они нередко появляются в Валле-де-Мэй. Правда, в настоящее время в живых осталось всего несколько десятков этих птиц. Возможно, причина заключалась в том, что был полдень. Примерно пятнадцать лет назад, как и мне, не повезло ботанику Антону Сёрлину. В своей книге «Острова муссонов» он писал, между прочим, об удивительной тишине лесов сейшельской пальмы. Это было для меня слабым, но все же утешением.

Несмотря на буйное цветение и обилие плодов, которые некогда производили такое сильное впечатление на Гордона, у меня не появилось чувства, что я нахожусь в раю. Огромные пальмы и другие удивительные деревья скорее вызывали ощущение глубокой древности, будто ты перенесен во времена, когда ни птиц, ни млекопитающих не было еще и в помине.

Единственно, кто нарушал это ощущение, был зверек, внезапно появившийся на тропинке у хижины. Существо, похожее на ежа, прошмыгнуло между двумя побегами ананаса и исчезло. Это был «тенрек» — насекомоядное, попавшее сюда с Мадагаскара через Маврикий. Его я затем часто встречал и в других местах на Сейшелах, где к приходу первых людей не было никаких сухопутных млекопитающих.

Я и еще один английский путешественник, член лондонского «Общества охраны природы», отправились в сопровождении Давида Жубера на остров Кузен — первый птичий заповедник на Сейшелах. Мы плыли на той же моторной лодке, которая в свое время высадила нас на Праслене. Я стоял на носу и наслаждался видом моря и берегов. Мы миновали узкие проходы между коралловыми рифами и вышли в открытое море, направляясь к заповедному острову, площадь которого — 27 гектаров.

Когда, приближаясь к острову, мы вошли в маленькую гавань, со всех сторон окруженную рифами, среди больших стай морских птиц, до сих пор спокойно занимавшихся ловлей рыбы, начался переполох. Одновременно с вершин казуарин (Casuarina equisetifolia) — деревьев, похожих на сосны и растущих на некотором расстоянии от берега, поднялось множество птиц и направилось в нашу сторону. Вскоре мы оказались окруженными многотысячным крылатым «комитетом по приему гостей», состоящим из ослепительно белых чаек и коричнево-серых, но белолобых, крупных и мелких глупых крачек, буквально заполонивших лодку, словно собираясь инспектировать ее и нас.

На таком «приеме» я еще никогда не бывал. Движущей силой чаек, наверное, было простое любопытство, поскольку они никоим образом не показывали нам своей неприязни, а получать корм в подобных ситуациях они вряд ли привыкли. Позднее я узнал, что для здешних птиц такое поведение вполне естественно.

После того, как мы остановились на некотором расстоянии от песчаного берега, нас обнаружили и другие обитатели острова Кузен: между казуаринами появилось несколько человек — мужчин. Они спустили на воду пирогу и помогли нам высадиться на остров. Здесь жили смотритель заповедника и несколько рабочих с семьями. Они охраняли островные кокосовые орехи и птичьи гнезда.

Растительность на этой стороне острова довольно однообразна: лишь окруженная узким поясом из казуарин (этот вид пальмы широко распространен от Индонезии до Мадагаскара) кокосовая плантация, основанная в конце XIX — начале XX века. Предполагается, что пока она будет находиться в ведении Международной организации, поскольку деньги, получаемые от продажи ее плодов, идут на содержание заповедника и небольшой биологической станции, которую здесь вскоре собираются открыть.

На этой же стороне острова размещаются полуразвалившееся жилище бывшего плантатора, жилые дома рабочих и помещения, где расщепляют кокосовые орехи и сушат копру. Но это не мешает воспринимать Кузен как истинное царство птиц.

Повсюду на ветвях казуарины, кокосовых пальм, кустарников замечаешь гнезда глупых крачек особых видов, характерных лишь для островов Индийского океана. Самки сидят в своих гнездах, примостившихся даже на кончиках мелких веточек. Хотя в каждом гнезде бывает лишь по одному яйцу, крачки так заботливы и преданны, что не взлетают, даже когда к ним подходят совсем близко. На Кузене гнездятся 15 тысяч пар морских крачек и примерно столько же пар глупых крачек двух видов: крупная, характерная как для Индийского, так и Тихого океанов, и мелкая — вид, встречающийся лишь на нескольких островах западной части Индийского океана.