Судя по силе звука, животные находились совсем рядом, буквально в нескольких метрах. Мы отчаянно пытались разглядеть их сквозь частокол деревьев и густоту листвы, но увидеть не удавалось ровным счетом ничего. Хотя бы мелькнул крохотный кусочек черной шерсти, сверкнул глаз, качнулась ветка или затряслись листья. Нет, ни малейшее движение не выдавало их присутствия. Вой прекратился так же неожиданно, как и начался. Словно в концертном зале, когда между частями симфонии поднимается шумок, вновь послышались голоса сверчков, лягушек, мухоловок и попугаев. Звуки были слабенькие по сравнению с только что оборвавшимся оглушительным воем.

Мы были в восторге. Теперь уже не оставалось сомнений, что короткохвостые индри действительно живут здесь. Мишель сделал кое-какие уточнения, еще более нас подбодрившие.

— Они всегда поют и одно и то же время, — сказал он на обратном пути к запрудам. — У них привычка являться каждый день на то же место в один и тот же час. Завтра они будут здесь. Приходите пораньше и приносите камеру. Возможно, вам повезет и вы увидите их. Если они не станут петь, попробуйте повыть голосом индри — они частенько откликаются на зов.

Предложение казалось вполне разумным, и мы в радостном возбуждении вернулись в гостиницу. В тот вечер, потягивая коньяк в огромном, как сарай, ресторане гостиницы, мы наперебой рассказывали Жанин о своей удаче. Она рассеянно улыбалась и быстренько перевела разговор на волнующую ее тему о скандале в Антананариву, сдабривая запутанный рассказ смачными деталями, а под конец забросала нас вопросами о последних новинках парижской моды.

На следующее утро по совету Мишеля мы отправились в лес по той же дороге, захватив с собой аппаратуру. Но ни увидеть, ни услышать индри не удалось. Мы надрывались во всю силу легких, имитируя призывный вой, но в ответ не раздалось ни звука. Попытка обследовать ближайшие участки леса тоже не увенчалась успехом. Уже через пять минут мы убедились в полной бесперспективности поисков: кустарники росли слишком густо, и при нашем движении поднимался такой шум и треск, что пугливые индри должны были удрать без оглядки. Ничего не оставалось, как запастись терпением и проявить упорство. День за днем мы возвращались на это место. Снова и снова после двух-трех часов ожидания мы драли горло, издавая фальшивые крики индри. Мы уже знали каждую птичку в округе, но наша главная «добыча» и не думала появляться…

Так продолжалось шесть дней. На седьмой мы начали терять терпение. Битых три часа мы просидели не шевелясь. Я уже собирался завыть, когда Джеф тронул меня за руку.

— Вон там на дереве, — прошептал он, — прячется самка бабакото. Она держит на коленях детеныша и говорит ему: «Посмотри на этих двух зверей. Странная у них привычка — приходят каждый день в одно и то же место в один и тот же час. Сядут и поют. Сейчас услышишь».

Так оборвалась моя карьера певца в стиле «индри».

Откровенно говоря, надежда на то, что мы когда-нибудь увидим короткохвостого индри, была слаба. Мишель утверждал, что они верпы своим привычкам, но нам так и не удалось больше услышать вблизи их нежный зов. С маниакальным упорством ежедневно тащили мы в лес мимо кишащих рыбой прудов магнитофон, камеру, треногу и кофр с объективами. Пусто. Возможно, индри по чистой случайности затянули свою песню в том месте или по ошибке забрели туда. Скорее же всего паши ежедневные визиты напугали их и вынудили подыскать другой уголок для спанья и кормления. Пожалуй, и нам было не грех последовать их примеру.

Сравнительно недалеко лесорубы проложили в чаще еще одну просеку. Она показалась нам соблазнительной. И действительно, уже первый поход принес маленький успех. Меня почему-то привлекло упавшее дерево — возможно, потому, что оно было освещено ярким солнечным лучом, прорвавшимся сквозь дыру в кроне. Я раздвинул влажный куст, внимательно посмотрел, куда бы поставить ногу, и увидел, что едва не наступил на скопление блестящих коричневато-зеленых существ размером с мяч для гольфа. Их было штук двести, не меньше.

Когда я поднял один шарик, продольная щель вдоль туловища раскрылась, и оттуда вылезло двадцать нар отчаянно барахтающихся ножек. Существо распрямилось, выставило вперед шишковатые усики и уверенно двинулось по руке. Оно напоминало увеличенную во много раз мокрицу, хорошо знакомую всякому, кто хоть раз бывал в английских садах; там они живут под камнями. На самом деле сходство было обманчивым: эти существа принадлежали не к семейству мокриц, а к удивительной разновидности многоножек, также не встречающихся нигде, помимо Мадагаскара. Зачем они собрались в таком количестве, было непонятно. Зато я точно знал, что они украсят инсектарий Лондонского зоопарка. Мы набили ими карманы и доставили в гостиницу около сотни трофеев.

Жанин пришла в ужас. Я пытался уверить ее, что многоножки совершенно безвредные существа, питающиеся исключительно подгнившими растениями, по, когда я выложил одну на стол и она засеменила по нему всеми своими многочисленными ножками, Жанин завопила и пулей выскочила вон.

Мы поместили коллекцию в большой, закрытый проволочной сеткой ящик, наполнив его влажным мхом и гниющей древесной массой. Было решено, что самым безопасным местом для питомцев будет угол в моей комнате. Я думал, что многоножки окажутся мирными ночными компаньонами. Но как только я погасил свет и приготовился спать, они пробудились и начали энергично возиться, барабанить лапками по сетке, царапать шершавые стенки ящика и громко чавкать, пережевывая кусочки дерева. Производимый ими гам действовал на нервы, но мне лень было встать и вынести ящик наружу. Поэтому я засунул голову под подушку и с трудом умудрился заснуть.

Проснувшись, я со всей очевидностью понял, что недооценил многоножек. Это были настоящие чемпионы но преодолению препятствий: мелкая сетка оказалась для них сущим пустяком. Штук тридцать-сорок спали на полу в комнате, свернувшись клубочком; они выглядели точно как блестящие стеклянные шарики. Открыв дверь, я увидел примерно столько же шариков по всему коридору и явственно представил реакцию Жанин. К счастью, было очень рано, горничная еще не пришла, а сама Жанин оставалась верна привычкам «доскандалыюго» периода: кофе в постель ей подавали около одиннадцати часов. Я быстренько собрал своих друзей и водрузил их на место. Никто так и не узнал, что они ночью бродили по гостинице.

Следующую ночь они уже провели в «лендровере», причем мы подобрали ящик с сеткой вдвое толще предыдущей. Я не решился признаться Жанин в том, что произошло, но день спустя горничные стали находить многоножек в бельевом шкафу, в кладовке и в ванных комнатах. Все, решил я, теперь она вычислит, откуда взялись эти твари. Однако беспокойство оказалось напрасным. Жанин восприняла это ужасное вторжение как еще одно свидетельство того, что жизнь вдали от столицы отвратительна, груба и примитивна.

Многоножки были не единственным нашим приобретением. Спустя несколько дней к гостинице подрулил на своей элегантной машине начальник отделения лесного ведомства. Он направлялся на совещание в соседний город и по дороге увидел крестьянина, который нес только что пойманного тенрека. Вспомнив о нас, шеф купил его за несколько франков и, поскольку у него не было ни клетки, ни мешка, посадил зверя в багажник. Это был не обыкновенный, похожий на ежика тенрек, а настоящий тандрака — бесхвостый тенрек, крупное пушистое создание размером с кролика. Он добавил, что зверек попался очень шустрый и на удивление свирепый. Мы с почтением разглядывали заднюю часть машины. Путешествие в багажнике вряд ли пришлось тандраке по нраву, и он явно точил зуб на своих поработителей. Так что извлекать его придется со всеми предосторожностями.

Мы надели перчатки, приготовили три мешка, пустую клетку и только после этого кивнули начальнику. Тот отомкнул багажник и чуть-чуть приоткрыл крышку. Я заглянул внутрь, но там было слишком темно. Пришлось еще приподнять крышку. Щель стала побольше, но я все равно ничего не увидел. Наш друг сказал, что действовать надо быстро и решительно. Он резко откинул крышку багажника. Мы рванулись вперед. Но хватать было некого. Мы начали осторожно вытаскивать содержимое — мешок с инструментами, домкрат и запасное колесо. Начальник был озадачен: багажник оказался пуст. Куда же мог деться пленник?