Особенно этим страдал доктор Ахмед Абд ас-Салям Юсеф. Будучи неплохо подготовленным теоретически, он часто старался свести план лечебных мероприятий к устранению главных причин, вызвавших совокупность симптомов данного заболевания. В общем-то путь правильный. Но в нашей специальности он применим не во всех случаях. Иногда беседа с больным после его обследования в корне могла изменить подход к выработке плана лечебных мероприятий или же вовсе опрокинуть наметившуюся перспективу в этом. Приведу пример.

Как-то мы разбирали сложное заболевание 32-летнего мужчины, вызвавшее деформацию тазобедренного и коленного суставов, укорочение ноги и деформацию голеностопного сустава: стопа была фиксирована после перенесенного воспалительного процесса в положении подошвенного сгибания. После длительного обсуждения этого сложного в биомеханическом смысле больного упомянутый доктор предложил план лечения, рассчитанный на длительный срок и направленный на ликвидацию путем сложных реконструктивных операций многих деформаций нижней конечности. Когда поговорили с пациентом, выяснили его просьбы и спросили, что бы он хотел от врачей, больной ответил, что пришел за советом, не опасно ли ему совершить хадж в Мекку. Об операции он и слышать не хотел, так как, по его словам, его ничто не беспокоит и он считает себя практически здоровым человеком. Дело в том, что больной, несмотря на значительные анатомические и функциональные изменения в одной из нижних конечностей, в общем-то был хорошо компенсирован, т. е. он ходил без добавочной опоры — палки или костылей, боли его не беспокоили, правда, он слегка хромал. С учетом пожеланий больного предложенный сложный план оперативных вмешательств был отвергнут. Пациенту назначили курс консервативной укрепляющей терапии. На этом мы и простились с ним. Больше он к нам не являлся.

На клинические разборы больных при необходимости приглашались ортопед-невропатолог доктор Карл Обердар из Чехословакии, а также специалисты-физиотерапевты доктора Зейнап аль-Бендери и Эмэль Абу ан-Нага, обе из Египта. Все они работали в физиотерапевтическом стационаре Ас-Сабах-госпиталя.

К услугам клинической конференции очень часто прибегали руководители объединений, особенно в случаях с больными с плохим исходом после неудачного оперативного лечения. А таких больных было немало. Атмосфера клинических конференций всегда была доброжелательная и деловая. Проходили они по четвергам после окончания рабочего дня. Несмотря на усталость, врачи собирались на конференции с большим интересом и удовольствием: старшие, предвидя полезные дискуссии, на которых можно показать свою эрудицию и знания, младшие — послушать и, как говорится, набраться ума. Это был единственный раз в неделю, когда мы сходились все вместе. Здесь же, в кулуарах, мы обменивались новостями и мнениями о наиболее интересных больных, операциях. И несмотря на то что помещение конференц-зала в старом здании клиники, где мы проводили клинические конференции, было неказистым, в нем мы всегда чувствовали себя хорошо и уютно. Значительно позже в связи с вводом в эксплуатацию нового корпуса госпиталя мы получили хорошую и просторную аудиторию. Но мы так к ней по-настоящему и не привыкли.

Чтобы закончить вопрос о плановых конференциях, проводившихся в госпитале, следует сказать и о рентгенологических конференциях. Они созывались регулярно два раза в месяц — второй и четвертый понедельник. Собирались па них ортопеды-травматологи и все врачи-рентгенологи, работавшие в Кувейте. Эти конференции в отличие от клинических проходили без больных. Врачи приносили рентгенограммы, помещали их в негатоскоп, и начинался их разбор. Как правило, это были трудные в диагностическом отношении случаи.

Я вспоминаю одну из рентгенологических конференций с участием профессоров М. Вайса из Польши и А. Суинъярда из США, на которой разбирался сложный амбулаторный больной. Рентгенологическая картина заболевания была настолько трудна, что упомянутые профессора, мои коллеги и я могли высказаться о диагнозе только предположительно, к тому же называя лишь две-три нозологические единицы. Бедренная кость пациента была очень изменена и напоминала по рентгенологической картине злокачественную сосудистую опухоль или фибросаркому с расплавлением костной ткани. На этом фоне встречались и участки костной ткани с нормальной структурой. Рентгенологическая картина поврежденного бедра не укладывалась в рамки классической рентген-диагностики ни одного из известных заболеваний. Профессор Л. Суинъярд во время диспута сдался первым, сказав, что не знает такого заболевания. Его примеру последовал и профессор М. Вайс. Я тоже капитулировал, при этом высказав предположение насчет проявления в данном случае какого-то заболевания, свойственного данной стране или данной географической зоне. Больного решено было положить в госпиталь и подвергнуть операции диагностической биопсии, что и было сделано, но не в нашем госпитале. Потом мне сообщили, что у него оказался двадцатилетней давности, запущенный и нелеченный эхинококк бедренной кости.

Мне вспоминаются и другие интересные больные, рентгеновские снимки которых разбирались на этих конференциях. Это были больные со сложными изменениями в костях и суставах при болезнях крови, при расстройстве функции паращитовидных и других эндокринных желез, почек и т. д.

Эти конференции оказались особенно поучительными для начинающих врачей. Приведу характерный случай. Один молодой доктор, дежуривший в клинике, Али Хасан Вафа, принес рентгеновский снимок прямо с приема. Это была рентгенограмма голени мальчика девяти лет, получившего травму. Врач попросил старших товарищей помочь ему разобраться, есть ли на рентгенограмме какие-либо изменения: трещина, перелом или смещение эпифиза (ростковая зона кости) вследствие травмы. Рентгенограмма, сделанная только в одной передне-задней проекции, была абсолютно нормальной. Мы посоветовали врачу сделать, как это и принято, добавочный снимок, теперь уже в другой проекции — боковой. Повторная рентгенограмма показала длинный косой перелом диафиза большеберцовой кости. Больному тут же была оказана надлежащая медицинская помощь.

4 декабря 1971 г. в ортопедическом госпитале отмечалось десятилетие общества рентгенологов и ортопедов. Был устроен большой прием, на котором кроме врачей присутствовали министр общественного здоровья доктор Адб ар-Раззак Мишари аль-Адвани с женой, немкой из ФРГ, и профессор Эар Брук из Англии. Инициатор и организатор этого общества доктор Махмуд Камель аль-Буз выступил с коротким сообщением по поводу юбилея и подвел скромные итоги деятельности организации.

В кулуарах мы разговорились с министром, выходцем из очень влиятельной и богатой кувейтской семьи аль-Адвани. Ему было 55 лет. В Англии он окончил медицинский факультет Лондонского университета. Возвратившись на родину, он стал работать врачом в государственном госпитале. Спустя несколько лет он уехал в Лондон на специализацию, сдал экзамены, получил диплом терапевта, после чего вернулся в Кувейт. Дела у него шли весьма успешно, что дало ему возможность наряду с работой в государственных лечебных учреждениях открыть собственную частную терапевтическую клинику.

В прошлом школьный педагог, аль-Адвани все чаще и чаще возвращался к мысли о возобновлении своей педагогической деятельности, но уже в качестве врача-преподавателя Кувейтского университета. С этой целью он на два года уехал в Соединенные Штаты Америки, где совершенствовал свое педагогическое мастерство. Возвратившись, он продолжал готовить себя к будущей деятельности преподавателя университета, одновременно занимаясь врачебной практикой. Однако вскоре ему пришлось резко сократить свою врачебную деятельность и отодвинуть на неопределенное время реализацию своих педагогических устремлений. Дело в том, что в феврале 1971 г. правительство Кувейта назначило Абд ар-Раззака Мишари аль-Адвани министром общественного здоровья.

Будучи умным и широко образованным человеком, он решился нарушить вековые обычаи своего народа и одним из первых кувейтцев женился на иностранке неарабского происхождения, а также, сбросив с себя традиционную арабскую одежду, оделся в европейский костюм.