Кожелинский же сообщает, что на корабле в его третьем классе «едят ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы удержать душу в теле. Паровые суда имеют лишь то преимущество, что но надо самим готовить, тогда как, напротив, на парусных пассажиры из третьего класса и с мест, называемых steerage[1], получают питание сухим пайком и только по доброй воле поваров допускаются к плите».

Твой самолет, наверное, будет лететь так высоко, что землю можно будет увидеть — как уже и в мои времена — только на телевизионном экране. Разглядывание пассажиров — тоже развлечение и, как видно из описания Кожелинского, было развлечением и в его время.

«…Был еще сын богатого фабриканта из Йоркшира. Из-за сердечной привязанности к любого рода жидкости, которая давала ему основание подозревать, что в ней заключена хоть капля алкоголя, он был удален отцом в ссылку под присмотром надежного слуги. Этот достойный юноша не обходил своим вниманием ни одной посудины, украшенной этикеткой, однако самые нежные его чувства вызывала круглая плоская квартовая фляга, обшитая кожей. Когда она появлялась, весь окружающий мир исчезал для него. Он улыбался ей, разговаривал с ней, до тех пор пока оба, нежно обнявшись, не валились на палубу. Четверо матросов относили их в каюту, где они до утра почивали. На следующий день «друзья» вновь появлялись на палубе».

Ты увидишь всех своих спутников еще на аэродроме, перед началом полета, тогда как Северин Кожелинский даже в течение своего многомесячного путешествия смог разглядеть их «далеко не сразу».

«…Постепенно палуба начала заполняться народом. Из всех классов появились фигуры с заспанными лицами, повсюду раздавалось обычное английское приветствие: Nice day[2]. Неважно, происходило это на суше или на море, в погожий или в ненастный день. И даже когда усталый от многократного однообразного ответа «yes»[3] удираешь вниз и встречаешь тех, кто встал позже, они пропускают тебя как сквозь строй, уверяя, что «день прекрасен», хотя никто из них еще и не поднимался на палубу…

Женщин не было видно. Туалет их требует большего времени, чтобы можно было показаться в обществе из представителей четырнадцати национальностей. Число пассажиров составляло шестьсот пятьдесят человек, а были еще офицеры, машинисты, матросы, повара, мясники, пекари и комнатная, вернее, каютная прислуга.

Общественное мнение обычно складывается по первому впечатлению и влияет на последующее суждение общества. Для путешествующих в Австралию корабль представляет собой весь мир, так как в течение трех месяцев, а может быть и дольше, связь с людьми и землей прервана просторами океана. Дамы — и особенно привычные к морским путешествиям англичанки — хорошо знают об этом. На корабль они часто садятся свободными, а причаливают к берегам Австралии с мужем, «подловленным» по дороге. Во время нашего путешествия две пары связали себя узами Гименея на борту «Великой Британии». И ничего удивительного! Путь дальний, а скука немилосердная. Многие, подолгу глядя на однообразные волны океана, обращают усталый взор на палубу, где, как куры на насесте, на лежащей вдоль борта запасной мачте сидят прелестницы. На одной из них взгляд останавливается, а потом задерживается надолго: ходить-то ведь далеко не надо. Избранный образ волнует сердце, вздох поднимает грудь… Присутствующий во взгляде магнетизм действует на избранницу. Несколько недель видишь парочку все время вместе.

Я так и не узнал, кто совершал обряд венчания при отсутствии священника. Спрашивать было неудобно. Я думаю, что эти обязанности берет на себя капитан, который обычно читает молитву, если случится хоронить кого-нибудь в пути. Да и потом, если в Шотландии кузнец ударом молота по наковальне и записью имен двух персон соединяет их узами, почему бы и капитану не осуществить этот важный акт, тем более что узел не гордиев. Развязав его — а сделать это совсем не трудно. — можно даже с выгодой продать свою жену на публичных торгах».

— Ну что это такое! — воскликнет читатель, — Неужели автору только потому, что он был в Австралии, позволено писать неслыханные вещи!

Я отвечу на это выдержкой из английской газеты «Обзерпер» (корреспонденция из Австралии за январь 1850 года). Заголовок: «Продажа жены мистера В. Маршала из Уэмблтоиа близ Кирби Мурсайд»: «Жена мистера В. Маршала была приведена к перекрестку и там продана за два шиллинга шесть пенсов мистеру Джону Уэбстеру, кавалеру ордена св. Криспина, июля 11 дня, года 1855…»

«…Так как женщины еще не появились, колокольчик приглашал мужчин в салоны к завтраку, после которого в отличном настроении все высыпали на палубу. Мужчины, по большей части с трубками или сигарами, с виду равнодушно наблюдали и оценивали представительниц прекрасного иола, многие из которых уже с первого дня стали изображать колонисток, появляясь в легких, непринужденных нарядах и в шляпах с широкими лентами, развевающимися на огромных полях. В первые часы смех, шутки, оживленные беседы занимали общество, однако вскоре кое-кто побледнел, глаза наполнились слезами, углы губ опустились и, наконец, многие из будущих колонисток, подперев прелестную головку рукой, забыли о роскошных шляпах, сейчас съехавших на плечи и приоткрывших изменившиеся лица. Это начала сказываться безжалостная морская болезнь. Мало кто не подвержен ей. Даже привычный к морю человек поддается ей, когда поднимается на корабль после долгого пребывания на суше. Говорят, что даже знаменитый Нельсон всякий раз при сильном ветре страдал морской болезнью. И якобы поэтому его знаменитые слова: «Англия ждет, что каждый сегодня выполнит свой долг», прозвучавшие при Трафальгаре, прерывались какой-то странной икотой».

Морское путешествие полно событий: то похороны, то свадьба, а то еще какое-нибудь происшествие. «…Команда матросов вооружается, везде расставлены посты. Даже приготовлены пушки, а при них маленькие пирамидки из ядер». В то время в Кейптауне бились остатки отрядов кафров, вождя которых, закованного в кандалы, увидел Кожелинский и рассказал о нем в своей книге[4]. «…На борту корабля был карцер, куда сажали строптивых пассажиров. На острове Св. Елены судно стояло в порту целую неделю, так как, чтобы получить топливо, пришлось разобрать остов невольничьего корабля».

Кожелинский рассказывает, что «иногда какое-нибудь случайное недоразумение вызывает неприязнь или ненависть у англичан. Тут же они начинают употреблять сильные выражения или же устраивают поединок на кулаках, так называемый бокс». Он приводит нам правила этого кулачного боя. А именно: «Оба противника выбирают друзей в свидетели или секунданты, в обязанность которых входит назначить место поединка, сиять со своих клиентов верхнее платье, а иногда и совершенно обнажить их по пояс. Поставив противников лицом к лицу, секундант подает знак сходиться: «Go on!»[5] Секунданты также должны следить, чтобы никто не наносил ударов открытой рукой. Сжатыми кулаками можно прохаживаться только от головы до пояса, но не ниже. Если один из участников, сваленный кулаком противника, падает, секундант поднимает его, становится на одно колено, сажает на другое, стирает со лба и лица пот или кровь и, брызгая на него водой, приводит в себя для того, чтобы он мог продолжить поединок. Процедура должна быть закончена в несколько минут. Секундант противной стороны следит за выполнением этого требования, иначе упавший считается побежденным. Приводить поверженного в чувство и продолжать борьбу можно до тех пор, пока один из участников не признает себя побежденным или, поваленный на землю, не сможет больше подняться. Бывают случаи, когда противники покидают поле боя, оставляя на нем кто глаз, кто зубы. Однако это не мешает им в полнейшем согласии опрокинуть по нескольку стаканчиков водки сразу же после боя. Иногда встреча кончается трагедией — смертью одного из борцов. Но чаще все ограничивается синяком под глазом».