Тогда Калликрат прибег к хитрости. В разгар жарких споров в собрание вошел вестник с письмом от Квинта Марция. В посланнии содержались рекомендации помирить царей. Уже до этого сенат безуспешно отправил посольство в Египет с этой целью. Хотя сторонники Ликорта знали об этом, они не стали долее настаивать на отправке войск.

Получив отказ, египетские послы вручили ахейским магистратам письмо, в котором содержалась просьба уже не о войсках, а только о присылке к ним Ликорта и Полибия (Pol. XXIX, 25, 7). Наш историк не сообщает, была ли удовлетворена эта просьба, но есть основание полагать, что поездка Полибия в Египет и на этот раз не состоялась.¹²

В следующем после битвы при Пидне году в Ахейском союзе усилилась деятельность проримской партии Калликрата, которая спровоцировала обвинение римским сенатом своих политических противников (Paus. VII, 10, 6—11). Результатом этого было интернирование в Италию большой группы политических деятелей (до тысячи человек), в числе которых находился Полибий.

В том же 167 г. до н.э. Полибий в числе других своих соотечественников прибыл в Рим. Через некоторое время они были расселены по городам Этрурии, откуда семнадцать лет спустя лишь 300 оставшихся в живых возвратились на Родину. О жизни их в Италии известно лишь то, что ими предпринимались попытки к бегству, скорее всего неудачные (Paus. VII, 10, 12).

Судьба Полибия в Италии сложилась иначе, нежели у его соотечественников. Благодаря ходатайствам Квинта Фабия Максима и Сципиона Эмилиана он был оставлен в Риме. Когда и где произошло знакомство Полибия с будущим победителем Карфагена — ничего не известно. Сам Полибий сообщает лишь то, что его знакомство со Сципионом Эмилианом началось с передачи нескольких книг и беседе о них (XXXII, 9).¹³ С другой стороны, молодой гиппарх Ахейского союза, происходивший из очень влиятельной семьи, связанной дружбой с правителями Египта и Пергама, причастный к высокой греческой образованности, должен был привлечь к себе особое внимание влиятельных римских вельмож, весьма восприимчивых к греческой культуре.

Полибий был введен в дом Сципионов. С этого времени начинается тесная дружба между ним и Сципионом Эмилианом, которая продолжалась в течение всей жизни и которой наш историк очень гордился. Несмотря на зависимое положение Полибия, отношения между ним и юным Сципионом развивались на равных началах.¹⁴ Это общение является определенного рода знамением своего времени. Проникновение римлян на Балканы и приток греков в Италию вели к неизбежным контактам людей двух близких культур и усвоению римлянами греческой образованности. Однако общение Сципиона и Полибия очень скоро переросло рамки культурных интересов и превратилось в глубокую душевную привязанность. Никогда ранее дружба грека и римлянина не проявляла себя так ярко, так, что «слава о ней не только обошла Италию и Элладу, но о их взаимных чувствах и постоянстве дружбы знали весьма отдаленные народы» (Pol. XXV, 9, 3—4). Вполне возможно, что такая глубина отношений не повторилась в общении Сципиона с философом-стоиком Панецием или комедиографом Публием Теренцием Афром.

Сципион сделал Полибия не только своим другом, но и наставником. По словам Веллея Патеркула (I, 13, 3), «Сципион был столь блестящим инициатором и покровителем свободных наук, что дома и на войне имел при себе Полибия и Панеция, мужей выдающегося ума». Панеций попал в окружение Сципиона гораздо позже, и Полибий стал первым и главным его наставником. Полибий стремился возбудить стремление Сципиона достичь благородным поведением расположения сограждан. Политик, по его мнению, не должен уходить с форума раньше, нежели сделает кого-либо из граждан своим другом (Plut. Quest. conv. IV, 1 = Mor. 659 F). Сципион старательно следовал его наставлениям.

Кроме чисто дружеского взаимного расположения, отношения между Полибием и Сципионом были выгодны обоим и в практическом смысле. Сципион имел в лице Полибия постоянного и, что особенно важно, преданного наставника в политических и житейских делах, а Полибий, в свою очередь, имел могущественного покровителя, как в годы своего пребывания в Риме, так и позднее, когда он выступил посредником в греко-римских контактах (Plut. Mor. 814 C).

После окончания III Македонской войны авторитет Рима на международной арене окончательно упрочивается. Рим уже давно стал верховным арбитром во всех делах средиземноморской политики. Сенат решает все наиболее важные споры между эллинистическими государствами. Афины и Пергам — общепризнанные центры греческого мира — находятся в союзе с Римом. Египетские Птолемеи улаживают в римском сенате свои спорные династические вопросы. Сенат без преувеличения становится местом паломничества для посольств эллинистических государств. То обстоятельство, что Полибий оказался в гуще событий, там, где решались судьбы греческого мира, не могло не оказать в высшей степени влияния на развитие его политических и исторических взглядов.

За семнадцать лет жизни Полибия в Риме (167—150 гг. до н.э.) там перебывали все влиятельные люди того времени. С некоторыми из них Полибий, возможно, познакомился еще раньше. Так, Рим посетил царь Египта Птолемей Филопатр (Diod. XXXI, 18), его брат, будущий Эвергет II Фискон (Pol. XXXI, 10, 1), царь Каппадокии Ариарат (Pol. XXXII, 10, 1), царь Вифинии Прусий (Pol. XXX, 18, 1), которого сопровождал его сын Никомед (Liv. XLV, 44, 4). Приезжали братья Эвмена, Аттал II и Афиней, сын Массинисы — Гулуса и многие другие. Сын Селевка Деметрий содержался в Риме заложником с 175 по 162 гг. до н.э. (App. Syr. 45) и был дружен с Полибием.

Кроме перечисленных царей и династов в Рим приезжали в это время многочисленные посольства. Благодаря дружбе и покровительству Сципиона Полибий не только был в курсе всех политических событий, но и сам, очевидно, мог встречаться с приезжавшими в Рим правителями и послами. Все это давало ему огромную политическую информацию.

Находясь в Риме, Полибий благодаря покровительству Сципиона пользовался значительной свободой передвижения вне городской черты. Поскольку Полибий был большим любителем верховой езды и охоты,¹⁵ то Сципион брал его с собой в загородные поездки. Все эти обстоятельства позволили ему познакомиться с содержавшимся в Риме наследником сирийского престола Деметрием, а впоследствии организовать его побег.

Деметрий, сын Селевка IV Филопатра, содержался в Риме вместо своего дяди Антиоха Эпифана (Pol. XXXI, 12; App. Syr. 45). После смерти Селевка IV Антиох Эпифан получил трон вместо своего племянника, продолжавшего оставаться в Риме. Деметрий содержался весьма свободно и был в дружбе со знатной римской молодежью. В числе друзей сирийского принца был и Полибий.

После смерти в 164 г. до н.э. Антиоха Эпифана Деметрий обратился с просьбой в сенат не препятствовать его престолонаследию.¹⁶ Сенату, однако, было выгоднее, чтобы на сирийском престоле находился малолетний ребенок Антиох V Эвпатор, нежели энергичный двадцатитрехлетний Деметрий. Сенат отказал в просьбе и одновременно с этим направил на восток посольство во главе с Гаем Октавием.

В задачу посольства входила дезорганизация военных сил Сирии и, в первую очередь, уничтожение кораблей и слонов (App. Syr. 46—47; Pol. XXXI, 12). Во время этой миссии Гай Октавий был убит в одном из гимнасиев Лаодикеи. Сенат подозревал двор Антиоха в причастности к этому убийству. В Рим прибыла сирийская миссия для оправдания перед лицом сената, но она даже не удостоилась ответа (Pol. XXXI, 9). Тогда Деметрий обратился за помощью к Полибию. Тот посоветовал ему не обращаться более с просьбами к сенату, а вместо этого самому предпринять решительные действия.

Существуют различные точки зрения на вопрос о том, какие политические силы могли стоять за спиной Полибия.¹⁷ Во всяком случае не вызывает сомнений, что Полибий не мог бы действовать на свой страх и риск без поддержки дома Сципиона.

Деметрий не последовал совету Полибия и еще раз безуспешно обратился в сенат. Только после этого он принял решение тайно бежать в Сирию (Pol. XXXI, 20). Момент для этого был очень удачным, поскольку двор Антиоха V был очень непопулярен в Сирии. К осуществлению побега Полибий привлек находившегося в Риме египетского посла Менилла, с которым он еще раньше состоял в дружеских отношениях. Согласившись, Менилл тайно нанял для бегства Деметрия финикийский корабль. Когда все было готово, Деметрий, чтобы не вызвать подозрений, устроил пир. Полибий, по его собственным словам, был болен и находился у себя в доме, но через Менилла был в курсе всех дел. Зная переменчивый нрав Деметрия и его страсть к попойкам, Полибий отправил ему письмо, в котором иносказательно побуждал его торопиться. Невозможно ответить на вопрос, была ли болезнь Полибия истинной, или же это был только предлог.¹⁸