Вокруг Кристины, словно осы вокруг банки с вареньем, закружились католические миссионеры. Прибывший в сентябре 1651 года в шведскую столицу под легендой учителя математики, Франкен скоро был представлен королеве Кристине. Беседы с ним на религиозные темы, однако, показали, что его усердие значительно превосходило его интеллектуальные способности, которые оказались недостаточными для оказания нужного влияния на объект своей миссии. Иезуит был обласкан королевой и даже получил приглашение остаться в шведской столице, но сообразил, что атака в лоб провалилась, и отступил обратно в Копенгаген, чтобы посоветоваться с Реболледо. Посол вооружил патера собственным трактатом о соотношении морали и религиозного бытия и вернул его в Стокгольм. Франкен прихватил с собой также тезисы собственного диспута о бессмертии души — а вдруг пригодится!

В общей сложности испанский миссионер, удачно заполнив вакуум, создавшийся вокруг Кристины после бегства Мачедо, совершил из Копенгагена в Стокгольм три или четыре челночные поездки. (Опять возникает недоумение по поводу благодушия шведских властей и Церкви, беспрепятственно позволивших иезуитам проникать в страну.) Реболледо между тем снабдил иезуита инструкциями о проведении дипломатической разведки и пробной информацией о том, что испанцы открывают свои порты для свободной торговли со шведами. На эту приманку сразу «клюнул» канцлер Оксеншерна, и скоро в Мадрид для урегулирования дипломатических и торговых вопросов выехал шведский посол Матиас Палбицкий. В Стокгольме также ждали приезда в Швецию самого Реболледо. Для работы Франкена создавался очень благоприятный фон.

Но Реболледо в Стокгольме так и не появился, потому что в Мадриде решили направить к шведам более значительное лицо, кандидатуру которого должен был определить штатгальтер (наместник) Испанских Нидерландов эрцгерцог Леопольд Вильгельм Австрийский. В Мадриде так заинтересовались королевой Швеции, что дело по её обработке взял под контроль лично король Филипп IV, а практическое руководство действиями Франкена осуществлял министр иностранных дел Испании Луис де Аро. В политике Швеции наметился явный крен в сторону Испании в ущерб отношениям со старой союзницей Францией. Французский резидент в Стокгольме Пике (проницательный и деятельный посол П. Шану в это время уже выехал из Швеции) в отношении далеко идущих испанских планов находился в полном неведении.

Кристина, вероятно, рассудила благоразумно, дав, наконец, понять настырному Франкену, что у неё уже установлен контакт с Римом. Она рассказала ему о миссии Мачедо, но на иезуита это не возымело никакого воздействия. В ответ он заявил, что продолжать контакт с Римом нет никакой необходимости, ибо теологическую экспертизу по интересующим королеву вопросам можно получить и в иезуитском региональном центре во Фландрии (Испанских Нидерландах). Королева понимала, что после ухода с трона надеяться на помощь Франции ей было бы невозможно, ибо Париж ни за что не стал бы рисковать своим союзом со Стокгольмом ради «безработной» королевы. Не было пока уверенности и в успехе миссии Мачедо, поэтому она сочла благоразумным не отказываться от возможного покровителя в лице короля Испании, для чего продолжила заигрывание с Франкеном, дав согласие на присылку из Испанских Нидерландов специалиста по естественным наукам.

Г. Франкен тут же отправил запрос в Брюссель, а в конце января выехал в Гаагу к испанскому послу Антонио де Брюну с письмом от Кристины, в котором она информировала правительство Испанских Нидерландов о своём интересе к католической вере и желании обсудить этот вопрос с представителем Леопольда Вильгельма. Таким образом, королева Швеции посвятила в свою сокровенную тайну ещё одну католическую «инстанцию» — теперь уже испанскую. Одновременно Кристина обратилась к бургомистру и магистрату Антверпена с предложением начать торговлю со Швецией через реку Шельда.

Последнее предложение, сделанное Кристиной без согласования со своими министрами, практически за их спиной, ставило всю внешнюю политику Швеции с ног на голову. По Мюнстерскому договору Нидерландов с Испанией устье Шельды было закрыто, чтобы Антверпен не мог конкурировать с Амстердамом. Открытие Шельды для торговли наносило Гааге, союзнице Швеции, непоправимый экономический ущерб. Королева пошла на такой шаг сознательно, руководствуясь исключительно личными интересами, чтобы произвести впечатление на Мадрид и в лице короля Филиппа обеспечить себе на будущее гаранта своей безопасности.

Посол Антонио де Брюн попытался узнать у Франкена некоторые детали дела, но иезуит говорил лишь о своём — о спасении души шведской королевы, а такие «мелочи», как повороты в большой европейской политике, его нисколько не интересовали. Тем не менее А. де Брюн, вне себя от радости, проинформировал короля и проконсультировался с бургомистром Антверпена. За первое он получил благодарность, а за второе — нагоняй: дело было настолько важное и секретное, что посвящать в него какого-то бургомистра было неразумно.

Наместник короля Филиппа IV в Испанских Нидерландах Леопольд Вильгельм Австрийский лишь в апреле 1652 года получил возможность трезво поразмыслить над посланием королевы Швеции городу Антверпену. С одной стороны, открытие Шельды для торговли со шведами было, несомненно, очень выгодным предприятием, но как быть с Мюнстерским договором? И вообще: не было ли в намерениях Кристины желания столкнуть Испанию с Голландией по наущению Франции? В честности иезуита Франкена сомневаться не приходилось, но не сделали ли его пешкой в какой-то сложной игре? Было решено, что магистрат Антверпена ответа Кристине посылать не будет и что в Стокгольм следовало отправить опытного человека, который должен будет разобраться во всём на месте и доложить королю своё мнение.

Между тем в Брюсселе быстро нашли специалиста по математике — им оказался учёный-иезуит Филипп Нутиус, отобранный провинциалом (главой местного ордена) Энгельграве. Но прежде чем отправить его с заданием в Стокгольм, Энгельграве счёл за лучшее поставить в известность Рим. В феврале 1652 года Нутиус, вероятно не дождавшись ответа из Рима, всё-таки тронулся в путь и 1 апреля добрался до Стокгольма. К своему сожалению, он обнаружил, что генерал ордена иезуитов Пикколомини уже принял меры по удовлетворению обращения Кристины и готовился направить к ней своих экспертов. Брюссель притормозил.

В мае 1652 года Франкен вернулся в Стокгольм и привёз с собой уведомление о том, что в Стокгольм собирается выехать испанский посол генерал Эстеван де Камарра, который и должен будет дать ответ на письмо Кристины. С Франкеном в шведскую столицу прибыл ещё один иезуит — Юбер Ланглуа, закамуфлированный под сотрудника французского посольства в Гааге месье де Сен-Юбера.

Стокгольм теперь кишмя кишел иезуитами. Три ветви иезуитского ордена — итальянская, испанская и французская — самостоятельно работали над обращением королевы Кристины. (Напомним читателю, что всё это происходило одновременно с изнурительным противостоянием королевы Государственному совету по вопросу своего замужества и определения наследника шведского престола.)

Коронационные праздники закончились лишь к 15 января нового, 1651 года. Все участники уехали из столицы, дворец опустел, и Кристина осталась в нём почти одна, если не считать одного слуги и придворного Экеблада. По всей видимости, королева ожидала от них такого же уровня «обслуживания», как от полного состава двора, что дало изнеженному тайному «летописцу» двора Экебладу повод для жалоб. Он, видите ли, чуть руку не вывихнул, таская тяжёлые тарелки с едой из кухни и обратно, не мог держать пера в руке и отказался от занятий теннисом, ибо «дворцовые лестницы предоставили достаточно возможностей для физических упражнений».