Ирина выслушала страстную речь отца, выпрямила спину. Она смолчала, но если бы отец знал, какую бурю эмоций поднял в её душе подобными речами! Как всколыхнулись старые надежды и мечты! Но она тотчас взяла себя в руки, не позволила чувствам завладеть разумом. Её матушка поддалась чувствам и жестоко поплатилась. С ней такого не произойдет.

— Возможно, твои хваленые офицеры мне понравятся куда больше занудных англичан и чванливых петухов-французов. Но это случится потом. Сейчас же, моё самое заветное желание, — привести имение в надлежащий вид. Папа, я не хотела бы покидать усадьбу, — она поднялась с кресла и прошла к отцу, встала рядом. — Но это не значит, что тебе следует откладывать поездку в Петербург. Нет, ни в коем случае, — Ирина вслух не призналась, что после отъезда отца ей будет куда проще. — К тому же, если девочки прознают, что по моей вине, они не увидят Петербург, о котором ты им столько рассказывал всего интересного, они ни за что мне этого не простят. Напротив, я буду только рада, если вы поедите в Петербург.

Граф с сомнением посмотрел на дочь. Уж больно быстро она сдалась, и новость восприняла спокойно, он ожидал более шумной реакции. А здесь ни споров, ни упреков.

— Мне и так стыдно, что тебе приходится одной заниматься домашними делами…, - он предпринял слабую попытку возразить.

— Батюшка, перестань. Ты знаешь, мне доставляет это удовольствие. А вы на самом деле, поезжайте. Покажи девочкам Неву, медного всадника, Зимний дворец, Адмиралтейство. Им будет интересно. А я тем временем займусь домом. Выпишу мебель, обустрою комнаты. Ты за меня не волнуйся.

— Тогда я сегодня же за ужином сообщу Зое с Сашей о замечательной новости, — у графа отлегло от сердца. Пожалуй, Ирина искренна, когда ей нравится в имении. А он-то боялся, что её начнут преследовать тяжкие воспоминания.

— Так будет правильнее, — согласилась Ирина.

— Но ты всё же не живи затворницей, познакомься с соседями, девочка. По мне, так с нами соседствуют Ракотины. Когда-то я знавал их деда, не знаю, жив ли сейчас Давыд Георгиевич, но могу сказать, что очень занятное семейство.

— Офицеры? — Ирина чуть заметно скривила губы, но отец не заметил усмешки.

— Нет, промышленники. Это я про деда. У него три внука, и чем они сейчас занимаются, мне неведомо. Но знакомство надо возобновить.

Как только Ирина вышла из кабинета, то бессильно прислонилась к стене, прикрыла глаза. Разговоры с отцом становились с каждым разом более тяжелыми. А дальше будет только хуже.

Но не могла же Ирина напрямую сказать отцу о страхах, не отпускающих её. О ночных кошмарах, мучащих её на протяжении девяти лет, когда она просыпалась вся в поту и с ужасом смотрела в темноту за окном. Как бы оба они не старались, им никогда не стать близкими людьми. Да, они живут под одной крышей, но дочь никогда не сможет открыться отцу, рассказать о причине, по которой она избегала любого мужского общества.

Ей под Новый год исполниться двадцать лет. И папенька всё чаще заводил разговоры о возможной скорой свадьбе.

Ирина вся сжалась. Нет, никогда! Что угодно, но только не под венец!

— Ты уверен, что не желаешь со мной покататься?

— Абсолютно!

— Ну, смотри.

Петр Ракотин понимающе улыбнулся Роману Устову. Вчера они побывали в местной таверне, и малость перебрали со спиртным. Понятное дело, легли спать далеко за полночь. И всё было бы ничего, если бы рано утром к ним не пожаловал сосед, назойливый и пренеприятнейший тип, Максим Корсаков, которому не терпелось поделиться последней сплетней.

А сплетня заключалось в том, что недавно вернувшийся из-за границы граф Палагин по-прежнему не желал никого принимать, и мало того, оставил управление имением на старшую дочь, Ирину Васильевну, а сам укатил в Петербург. Максим Анатольевич немного покривил душой, когда рассказывал о встрече с Ириной Васильевной. Мол, они столкнулись в уезде, у лавочника, и та своим поведением и откровенными взглядами дала понять, что не прочь с ним познакомиться поближе. Конечно, он, Максим Корсаков, такой возможности не упустит, и обязательно на днях заедет к молодой графине. Девица вернулась из Франции, проживала там много лет, а всем известно насколько в Париже модно легкомыслие в поведение.

Петр, не скрывая саркастическую усмешку, выслушал словоизлияния соседа, мечтая только об одном, чтобы тот поскорее убрался. Голова немного посвежела, но ещё доставляла неприятные ощущения хозяину. И поэтому Петру было абсолютно безразлично то, что рассказывал Корсаков. Последний относился к тому типу людей, с которыми Петр предпочитал не общаться. Но здесь, в деревне, особого выбора не было, и иногда приходилось терпеть несносных соседей.

Сегодня Роману удалось выпроводить его гораздо раньше обычного, за что Петр был ему глубоко признателен. Прошедшей весной старший брат Петра, Николай, и сестра Романа, Вера, поженились. И теперь они друг другу доводились шуринами, деверьями, свояками?… Сам черт не разберется в запутанной родословности. Петр находил Романа приятным молодым человеком, немного скромным, застенчивым, но душевным в общении.

— Тогда ступай отдыхать. У тебя вид малость помятый, — заметил Пет, лихо вскакивая в седло.

— Думаешь, у тебя лучше? — не остался в долгу Роман.

Петр приглушенно рассмеялся и пришпорил Казбека. Он собирался от души покататься, и, как говорится, выветрить дурь из головы.

Прошло около часа, когда Петр легко соскочил с Казбека и повёл дончака под узды. Тот, протестуя, зафыркал, но рука хозяина легла на круп коня, и он послушно успокоился, пошёл рядом. Солнце жарило нещадно, находилось в зените, и Петр предпочитал держаться в тени. Скоро будут подавать обед, они с Романом в гости ни к кому не собирались, но опаздывать к столу не хотелось. Сегодняшний вечер они проведут дома за беседой у камина и добрым стаканом шотландского виски. Давно не было известий от Николая, и Пётр начинал беспокоиться. Он написал письмо в Смоленскую губернию, где сейчас находились брат с женой, но ответа до сих пор не получил.

Он вышел на дорогу, и посмотрел на обширные угодья, простилающиеся по ту сторону. Когда-то они были засеяны зерновыми культурами, и за ними велся строгий надсмотр, но теперь поля пустовали, заросли сорняками, земля давно не обрабатывалась. Это было имение графа Палагина, о котором сегодня говорил Корсаков. Будучи юношей, Петр был представлен графу, последний частенько бывал в гостях у деда. Потом Палагины уехали жить за границу, кто-то говорил, что граф много путешествовал, занимался научной работой. Пётр покачал головой. Он никогда не уважал людей, так халатно обращающихся с землей. Не желаешь следить за имением, пустил в расход, так хотя бы умелого управляющего назначь да толковых приказчиков.

Граница между имениями Ракотина и Палагина была условной, они никогда четко её не делили, не было надобности, но Петр для себя отметил, что сегодня же вечером следует всё разузнать. Он остановился и посмотрел вдаль. А ведь земля-то хорошая, и участок выгодный. Если Корсаков не соврал, и граф вернулся из-за границы, то Петру непременно следует нанести ему визит. Он прищурил глаза. А что, неплохая идея. Земля бесхозная, и как он предполагал, никто ей заниматься впредь из Палагиных не собирается.

По левую кромку от дороги со стороны Палагиных простирался лес, который они с братьями в пору мальчишества облазили вдоль и поперек. Даже было пару инцидентов, когда егеря графа ловили мальчишек, но всё решалось миром. Губы Петра дрогнули. Давненько он не наведывался в соседский лес.

Легко вскочив на Казбека, он решил исправить это упущение. К тому же, у него будет возможность получше рассмотреть землю, вернее, то, во что она превратилась. И взгляд у Петра в тот момент был хозяйским.

Петр быстро преодолел расстояние до леса, придержал Казбека. Да, здесь придется хорошенько поработать, основательно повозиться. Но земля того стоила. Он в душе нелицеприятно помянул графа. Около леса находились несколько прудов, он их тоже хорошо помнил по детским забавам. Им с Николаем непременно нравилось ловить рыбу здесь, хотя в имении деда и рыба была больше и пруды ухоженнее.