Чья-то рука легла мне на плечо, и я вздрогнул. Это был белобрысый, веснушчатый парень, на вид чуть старше меня. Он улыбался. Я мог бы поклясться, что только что его здесь не было.

– Что-то ищешь? – спросил он приветливо.

Я откашлялся.

– Мне бы.… Где тут у вас?

Он улыбнулся ещё шире. Негромко посвистал углом рта. Появился мужчина постарше – круглые сонные глазки, редкие волосы неопределённого цвета прилипли ко лбу. Он проводил меня вглубь леса, указав укромное место. Если бы мне не показали, я нипочём бы сам ничего не нашёл. Возвращаясь, я спросил, где взять воды.

Недалеко протекал ручеёк. Разливаясь на ложе из порыжевших, угловатых камней в маленькое, игрушечное озерцо, ручеёк зеркальной гладью переливался через плоский, широкий каменный порог. Тихонько журча в голышах, густо выложивших песчаное русло, бежал дальше и пропадал в густой траве.

В озерцо с одной стороны вдавался мысок из пары больших, и нескольких поменьше, шершавых камней. На них можно было взобраться, и, свесившись, зачерпнуть воды. Сюда не вела ни одна тропка, и я понял потом, почему. К отхожему месту и за водой полагалось каждый раз идти другой дорогой. Иногда делая хороший крюк.

На территории лагеря царила идеальная чистота. Если зажигался костёр, его складывали совершенно особенным образом. Так, чтобы не было ни дыма, ни искр. Только горячий воздух дрожал, да тянулся еле уловимый белесый дымок.

Скоро выяснилось, что статус подружки главаря и хорош, и плох одновременно. Мне оказывали всяческое уважение. У меня было имущество и дом, не хуже, чем у других. Я никому ничего не был должен.

Преимущества моего положения особенно стали видны, когда на другой день я повстречал Милли. Она шла с кувшином в одной руке, и ворохом грязной одежды в другой. Шла она медленно, и я хорошо рассмотрел её.

Милли была чуть повыше меня, и гораздо полнее. Густые чёрные волосы заколоты на затылке, отдельные пряди падали на спину и липли к мокрой от пота шее. Проходя мимо, она споткнулась, уронив свои тряпки. Поставила кувшин на землю, и утёрла ладонью потный лоб, на котором ещё багровела ссадина.

Я наклонился, поднял оброненную одежду и подал ей. Она, не делая попытки забрать вещи, смотрела на меня. У неё были тёмные, почти чёрные глаза слегка навыкате, округлые щёки, и ямочка на мягком подбородке.

– Тебе не нужно постирать что-нибудь? – спросила Милли.

– Нет, спасибо. Я сама.

– Не за что. Я просто так спросила, – она вдруг визгливо хихикнула, и я заметил у неё на шее, у отворота кофточки, свежий синяк. Я таких «синяков» в заведении мадам Ивонны достаточно насмотрелся.

– Где ты теперь живёшь? – спросил я.

– А тебе что за печаль?

– Если тебе негде…

– Когда-нибудь, – перебила она, – с тобой будет то же самое. Вот тогда и узнаешь.

Она вырвала у меня узел с одеждой, и ушла. Я смотрел ей вслед, и на душе было мерзко. Своей фигурой и повадками Милли напомнила мне Доротею.

Жители нашего маленького лагеря представляли самую разношёрстную компанию. Их было не так много, как мне показалось поначалу. Но каждый был неповторим. В первый же день ко мне подошёл невысокий, невзрачный мужичок. «Меня зовут Фикс», – сообщил он и умолк, глядя в сторону. Не дождавшись продолжения, я ответил: – « Тайса».

«Починить, наладить, принести?» – без выражения предложил он, переведя глаза на небо. Я тоже взглянул вверх. По выцветшему небу расползались серые с розовым брюхом закатные облака. Больше там ничего не было. Я вежливо поблагодарил, пока отказавшись. «Меня зовут Фикс» – повторил он, уходя.

Потом я видел, как он сидел, согнувшись, над лошадиной упряжью. Фикс сноровисто орудовал чем-то вроде шила. Шорный инструмент имел бывалый, но ухоженный вид. Движения мастера были экономными и уверенными.

У предводителя по кличке Чеглок была своя землянка в центре лагеря. Внешне она ничем не выделялась. Лишь у входа был воткнут гладкий шест с привязанным птичьим пером.

Правая рука предводителя, по имени Молль, как он мне представился, занимался хозяйственными вопросами. При всей холёной внешности, хватка у него была как у бульдога. Всё у него было прибрано, имело цену, и исполняло свою задачу. Встречаясь со мной у землянки, он всякий раз окидывал меня задумчивым взглядом. Будто оценивал заново.

Дисциплина среди жителей лагеря царила железная. Если и были у меня представления о разбойниках, как о вечно пьяном сброде, коротающем время за колодой засаленных карт и мордобоем, то они развеялись как дым. Наверное, это были не те разбойники.

Все занимались своими делами. Казалось, никто не обращал на меня внимания. Но стоило мне выйти за незримую черту, ограждающую территорию, как выяснилось обратное.

Когда-то давно, в прошлой жизни, отец устроил нам, детям, верховую прогулку. Время от времени, но нечасто, на него нападало желание заняться своими детьми. Я знаю, он очень любил нас. Только издали. Иногда мы ездили с ним по полям, по лесу, вдоль речки, и он говорил с нами обо всём на свете.

В тот раз отец рассказывал, как семейство диких пчёл охраняет свой улей. У них имеются для этого две сторожевые пчелы. Пока все остальные заняты повседневными делами, эти двое несут свою службу. Невнимательный человек ни за что их не заметит. Пока не вторгнется на охраняемую территорию.

Охранники лагеря неискушённому человеку были не видны.

Я забрался на камни у озера, и опустил в воду кувшин. Он понемногу наполнялся, а я смотрел вниз. Сквозь прозрачную воду виднелось песчаное дно. Просвечивали даже мелкие округлые камушки. Набрав полный кувшин, я утвердил его среди камней, и, скинув туфли, вошёл в воду. Ступни тут же пронзило ледяным холодом. Но прежде чем выйти, я опустил ладони в озеро, зачерпнул сколько мог, и ополоснул лицо.

Отфыркиваясь, принялся растирать загоревшуюся кожу. Потом надел туфли, поднял кувшин, и повернулся к лагерю.

– Может, помочь? Тяжело нести, небось, – у бережка стоял, небрежно опираясь на древко лёгкого копьеца, тип, которого я назвал про себя «котярой». Он был румян, круглощёк, имел русые кудри и вздёрнутый нос. И улыбался как мужчина, уверенный в своей неотразимости.

Я перехватил кувшин поудобнее.

– Как тебя зовут? – спросил «котяру», глядя тому в глаза. Так умела смотреть госпожа Ивонна на провинившихся девушек.

Улыбка красавчика немного поблекла.

– Тим. Тимас.

– Рада познакомиться, Тимас. Если мне понадобится твоя помощь, я непременно о ней попрошу.

Холодности моего голоса позавидовала бы даже моя матушка. Не оборачиваясь, я пошёл к лагерю. Сердце моё стучало, но я шагал так уверенно, как только мог.

Понемногу я познакомился и с остальными. В каждой землянке жило по три – четыре человека. Отдельные жилища были только у Чеглока и у Молля.

Люди здесь были самые разные. Причём далеко не все выглядели, как настоящие разбойники. Круглоглазый, плешивый мужчина, провожавший меня в первый раз по нужде, вид имел совсем не воинственный. Звали его странно – Сапог. Типичный подкаблучник – решил я. И пьяница – если бы здесь они были.

Ни драк, ни пьянства тут не существовало. Самый молодой разбойник, белобрысый, веснушчатый Жак, с которым мы привыкли беззлобно перешучиваться при встрече, на мой вопрос о выпивке только присвистнул. Потом, криво усмехаясь и делая страшные глаза, рассказал байку. Как двое парней выпили по случаю удачного дела. И что-то не поделили. Слово за слово, сначала руками, потом и за ножи схватились. И что с ними сделал подоспевший главарь. По всему выходило, что желающих побуянить с тех пор не было.

«Ты не смотри, что он с виду такой простой. Наш Чеглок кого хочешь за пояс заткнёт. Ну да что я тебе рассказываю». Здесь он невинно улыбнулся, щуря голубые глаза.

Сам главарь пришёл ко мне на следующий день после нашего первого разговора. Я как раз решился подогнать под себя кое-какие платья, оставшиеся от Милли. Платье, бывшее на мне, для повседневной жизни не годилось.