А уже поздно ночью, когда лагерь давно затих, ко мне пришёл Жак. Он был бледен. Ввалившись в землянку, он опустился на сундук, держась за живот обеими руками.

– Ох, мочи нет, как крутит. Дай мне что-нибудь, да поскорее.

Я заметался. Когда было испробовано всё, а Жаку легче не стало, уже начинало светать. Рассвет мы встретили, сидя у входа в землянку. Я – обхватив голову руками в мучительных раздумьях, он – придерживая ремешок сползающих штанов. Готовый снова вскочить и убежать в ближайшие кусты.

Так что среди тех, кто покинул лагерь с первыми лучами солнца, были и мы с Жаком.

Когда впереди показалась гряда невысоких гор, густо поросших у подножия хвойным лесом, отряд разделился. Большая его часть отправилась дальше. А остальные – я, Жак, и взявшиеся проводить нас Бобр с Зябликом свернули в извилистую расселину.

Матильду мы нашли в огороде. Стоя на коленях, она пропалывала грядки. Отведя белые волосы со лба перепачканными в земле пальцами, сощурилась на нас. Вид у неё был недовольный.

Оглядываясь на бледного Жака, я объяснил суть дела. Она слушала, сопя и хмурясь. Потом встала, отряхнула юбку, и поманила нас за собой в дом.

Там она завозилась у полок, уставленных всякой всячиной. Перебирала один за другим маленькие горшочки, что-то смешивала, пересыпала, бормоча себе под нос. Маявшийся Жак, наблюдавший за ней с лавки, сказал:

– Уважаемая, нельзя ли побыстрее?

– А ты куда-то торопишься, голубь? – ответила она, не прекращая своего занятия.

– Мне нужно успеть ещё кое-куда… – мой товарищ взялся за живот, икнул, и нетерпеливо закончил: – Дело у меня. Важное.

– Ну, если важное… – Матильда наконец нашла искомое.

Бормоча под нос непонятные слова, накрошила в чайничек загадочной сухой смеси из холщового мешочка. По комнатке поплыл пьянящий аромат.

Сунула в руки Жака кружку с отваром и велела пить. Потом положила ему ладони на голову, прижала пальцами виски и взглянула внимательно в глаза. Прикрикнула:

– Сиди, не дёргайся!

Тот замер. Хорошенько наглядевшись, старуха отошла к полкам, сняла с одной из них круглый предмет. Это был такой же, как у меня, стеклянный шар. Усадила меня рядом с собой на лавку. Вложила шар мне в руки, накрыла своими.

– Смотри. Что видишь?

– Ничего, – ответил я, недоумевая.

Она покачала головой.

– Глаза закрой.

Я закрыл глаза, начиная злиться. Всё это казалось мне глупым розыгрышем.

– Ну, что видишь? – повторила она.

– Темноту, – усмехнувшись, сказал я.

– Хорошо. Ещё что?

Я хотел ответить резкостью, но запнулся. Мне показалось… Показалось, что в темноте, клубящейся у меня перед закрытыми глазами, что-то мелькнуло. Я напрягся, пытаясь понять, что это было.

– Не суетись, – раздался голос Матильды. – Расслабься.

Я ещё какое-то время силился увидеть то, что мне померещилось. Потом старуха сняла свои руки с моих.

– Ну всё. Хватит тужиться.

Я заморгал слезящимися глазами. Она смотрела, странно улыбаясь.

– Думаю, нам пора. – Я поднялся, отдал шар Матильде. Оглянулся на Жака. Тот лежал на лавке, приоткрыв рот. Он спал.

– Спит твой дружок, до вечера не проснётся. – Матильда не спеша поднялась. – Пойди, скажи дружкам своим, что в кустах сидят, задержитесь вы.

Когда я вернулся в дом, Матильда колдовала у очага, помешивая ложкой в котелке. По домику витали заманчивые запахи.

Бобр и Зяблик нисколько не удивились известию. Они лишь переглянулись, и продолжили игру в кости.

Матильда сняла котелок с огня и разлила похлёбку по двум расписным тарелкам. Пока я, обжигаясь, медленно хлебал её варево, она не столько ела, сколько смотрела на меня, подперев кулаком острый подбородок

Спросила:

– Скажи, деточка, у тебя в роду таких как ты, раньше не было?

– Нет.

– Точно?

– Уважаемая Матильда, – сухо сказал я. – Я прекрасно знаю всех своих родственников – как покойных, так и ныне здравствующих. Уверяю вас, что…

– Ну будет, будет, – она отмахнулась, смеясь, – ишь раскипятился! – Собрав тарелки, старуха унесла их, продолжая хихикать.

Жак проснулся действительно только к вечеру. Поднялся, держась за стену. Провёл ладонью по лицу. Шумно выдохнул. Щёки его порозовели. Он перевёл взгляд на приоткрытую дверь и крикнул:

– Ах ты, старая карга! Вечер на дворе!

Матильда, сложив руки под передником, спокойно наблюдала за нашим торопливым уходом.

Когда я выходил, пригнувшись, в низенькую дверь, она сунула мне в сумку маленький свёрток и шепнула: «Возьми, там травки всякие, пригодятся».

Глава 27

Всю дорогу Жак на чём свет стоит костерил старую Матильду. Пока Бобр наконец не проворчал, что всё едино они бы никуда бы не поспели. С такими засранцами. И Жак умолк.

В пути я вытащил из сумки и развернул подарок старухи. Там оказался небольшой амулет на шнурке – полупрозрачный камушек цвета солнца. Камушек грел ладонь. Он понравился мне, и я повесил амулет на шею. Ещё там был пучок высушенной травы. Я пригляделся и увидел, что это кровохлёбка. С досадой я сунул её обратно в сумку.

– Как это могло случиться?! – вновь и вновь спрашивал Бобр.

Стоя на коленях, он дрожащими руками в который раз перебирал сваленные в кучу на грязном плаще разряженные пистолеты. Рядом, на полотне, лежали семь наших товарищей. Чеглок лежал с краю. Лицо его было спокойно, словно он спал. Лишь две страшные раны на груди, там, где разодранная и пропитанная спёкшейся кровью рубашка прилипла к телу, говорили о смерти. Жак сидел рядом. В лицо ему я старался не смотреть.

Молль, с перевязанной головой, прохаживался поодаль. Изрядно потрёпанный Сапог оказывал помощь уцелевшим. Я помогал ему. Когда мы перешли к Тиму, он молча протянул руки. Оба его предплечья и часть плеча были покрыты глубокими порезами. Сапог обработал его, а я принялся бинтовать, накладывая тугую повязку из разорванных на длинные полосы кусков полотна.

Потеря семерых человек, и каких, была ужасной для банды. Когда все раненые были осмотрены, мы собрались в круг. Собрание было общим. Вместе со мной нас осталось десять человек.

Слово взял Молль. Он был бледен. Чёрная бородка топорщилась.

Отдав должное погибшим, он указал на сложившееся бедственное положение. И предложил, не теряя времени, присоединиться к банде Кривого.

Кривого я знал заочно. С его людьми мы сталкивались в селении в горах, где обычно собирались такие, как мы. Это один из них как-то попытался ко мне прицепиться. И, честно говоря, нашим парням не нравились установленные Кривым в своей банде порядки.

Молля слушали с хмурыми лицами. Но никто не решался возразить. Положение, в его описании, казалось безнадёжным.

В конце речи он предложил немедленно сниматься с места. «За нами могли организовать погоню», – сказал он. Нужно поскорее сложить покойников в ближайшем ущелье, и убираться в горы. На соединение с другой бандой.

– Ты предлагаешь бросить наших людей, как собак, у обочины? – сказал я. – Чеглок никогда не бросал своих. Он и тебя бы не оставил вот так валяться!

При этих словах все зашевелились. Жак поднял голову и посмотрел на меня.

– Говорят вам, за нами след, как от обоза! – повысил голос Молль. – А ты не бойся, Кривой тебя не обидит. Он таких тоже любит, тощеньких.

– Что-то я не заметил погони, когда мы по Южному пути проходили, – заметил Бобр.

– Если начнём прямо сейчас, мы успеем похоронить мёртвых, и уйти, – сказал я упрямо. – А потом решим, что делать дальше.

– С каких это пор бабы здесь командуют? – рыкнул Молль.

– Тайса дело говорит, – сказал Грач.

Все вскочили. Грач, которого мы посчитали мёртвым, лежал, опираясь на локоть. Лицо его покрывала сплошная корка засохшей крови, вытекшей из раны на лбу. Он даже не мог разлепить глаза.

– Что тут у вас творится, Молль? – слабым голосом, едва шевеля губами, спросил он.