Молль тут же предложил оказать помощь раненому, а нам велел приниматься хоронить мёртвых.
Мы нашли участок пригодной земли, и вырыли могилу, одну для всех. Мы всё-таки торопились, и яма вышла неглубокая. Потом положили сверху столько камней, сколько удалось принести.
Когда мы закончили, и собрались уходить, из леса вышла группа вооружённых людей. Это была банда Кривого.
Сам главарь восседал на пегом коне. Морщась, оглядел нас всех единственным глазом. Другой закрывала потёртая кожаная повязка. Вооружён он был до зубов.
Молль вышел к нему. Тот слушал, усмехаясь, и обводил нас насмешливым взглядом. Его прищуренный глаз остановился на мне, и я поёжился. О Кривом ходили разные слухи.
Переговоры закончились. Кривой кивнул. Молль вернулся к нам, и объявил результаты. Кривой обещал оказать посильную помощь, и дать всем новеньким равные права. Я опять почувствовал на себе взгляд чужого главаря. Неожиданно для самого себя сказал:
– Я остаюсь.
– И куда ты пойдёшь? – презрительно спросил Молль.
– Не твоя забота. Не пропаду. – Я говорил твёрдо, но это было мужество отчаяния. Я понимал, что идти мне некуда. Но попасть в лапы Кривому было ещё страшнее.
Я увидел, как наш главарь переглянулся с чужим. Тот двинулся было в седле, желая отдать какое-то распоряжение, но его опередил Жак. Он шагнул ко мне и встал рядом.
– Я тоже остаюсь. – Это были его первые слова, с тех пор, как мы вернулись в лагерь.
Жак подвигал плечами, поправив на себе, как бы невзначай, оружие.
К нам вразвалку подошёл Бобр, за ним – Зяблик.
– Вы просто кучка жалких глупцов. – Бросил нам Молль. – Вы ещё прибежите обратно, поджав хвосты!
– Ничего, – подал наконец голос Кривой. – Набегаются, сами придут. А мы подумаем.
И, засмеявшись, повернул коня.
– А куда бы ты хотел пойти, Бобр? – Спросил Зяблик, поправляя ветки над костром.
Мы сидели в наспех сложенном шалаше.
– Подамся на север, если здесь не выгорит. Есть там у меня кое-какие знакомства. А ты, Зяблик? Чего с Кривым не остался?
– Бывал я у них. Ничего хорошего.
Зяблик был ещё совсем молодым, но уже успел послужить в армии, дезертировать оттуда и попасть в дурную компанию. Примкнув поначалу к группе таких же, как он, юнцов, он скитался с ними до тех пор, пока столкнувшийся с ними отряд стражи не разделался со всеми. Зяблик уцелел чудом. После этого он пытался прибиться к другим бандам, пока не попал к нам. У нас он был новичком, и я ещё толком не знал его.
– А ты сам, Бобр? – спросил Жак.
Тот сплюнул на землю. Повертел головой, словно ворот душил его.
– Есть у Кривого пара – тройка ребят, которым я бы спину не подставил.
Уже давно перевалило за полночь. Устроив временное жилище, мы собирались дежурить посменно. Но засиделись у костра.
Запал предыдущих часов прошёл, ему на смену пришло сомнение.
Наверное, я всё-таки задремал, потому-то и не заметил появления Сапога.
– Спите, вояки! – сказал он, разглядывая нас. – Бери вас голыми руками.
– Я тебя ещё издали засёк, – ответил Жак.
Сапог опустился на землю, тяжело отдуваясь. Выглядел он неважно. Одежда его была покрыта пятнами и вываляна в грязи. На лбу краснела свежая царапина. Когда он протянул руки, грея их у костерка, я заметил, что пальцы его дрожат.
Наконец он собрался с силами, и мы узнали, что произошло.
Поначалу всё шло хорошо. По прибытии в лагерь Кривого раненого Грача устроили в отдельной палатке. Остальных тоже как-то устроили. Один только Молль не пошёл с остальными. Главарь пригласил его с собой на совет. Потом туда же позвали Сапога. Тот в это время находился при раненом.
Надо сказать, Сапог происходил из добропорядочных горожан. Его отец передал ему по наследству солидную аптеку. Дела шли хорошо, Сапог женился, и, казалось, ему предстоит прожить спокойную, сытую жизнь.
Всё изменилось, когда в городе прошла волна заразной болезни. Власти издали распоряжение оказывать заболевшим врачебную помощь бесплатно, в любое время дня и ночи. В довершение всего заболела единственная дочь. Недолго проболев, ребёнок умер.
Эпидемия закончилась, унеся множество жизней, и заодно подкосила владельца аптеки. Потом рядом объявился удачливый конкурент, и покупатели потянулись к нему.
Наконец к Сапогу, который ещё не был тогда Сапогом, пожаловал и сам конкурент, предложив продать заведение за хорошую цену. Тот отказался. Дела шли всё хуже, и аптекарь стал пить. Немногочисленные оставшиеся клиенты стали покидать его. И однажды ночью, пьяным поднявшись в супружескую спальню, аптекарь застал свою жену в объятиях соседа. В застлавшем голову тумане Сапог помнил только, как стоял над трупами обоих. Придя в себя, он немедля бежал из города.
Скитаясь по окраинам, голодая и побираясь, он в недобрый час попал в поле зрения выехавшего развлечься с собаками отпрыска богатого вельможи. Интересы юного охотника не ограничивались одними птичками и зверюшками. Вельможный мальчишка не брезговал и бродягами.
Тут бы и пришёл конец незадачливому бывшему аптекарю. Но на этот раз не повезло охотникам. Оторвавшийся в пылу погони от свиты дворянин расстался с жизнью, а заодно и со всем, что у него было. А Чеглок заполучил человека, разбиравшегося в лекарствах, и умеющего при необходимости пустить кровь больному.
Придя в палатку к Кривому, Сапог был ласково принят. Но в последовавшем разговоре оказалось, что для упрочения своего положения следует кое-что сделать. Он должен был дать раненому Грачу некое снадобье, облегчающее переход на тот свет.
Поняв, что отказываться нельзя, Сапог согласился. Выйдя из палатки Кривого, он встретился с Комариком. Тот тоже успел побывать у главаря, и они поняли, что положение ещё хуже, чем они думали. Примкнувшим к банде новичкам предлагалось заслужить доверие, выследив, и уничтожив отколовшихся. Так же поступили бы с теми, кто попробовал отказаться. Для этого с ними должны были отправиться люди Кривого.
Сапог, Комарик, ещё трое наших, не захотевшие резать своих – даже не представляю, как они ухитрились не только уйти живыми из лагеря, но в кромешной тьме отыскать наш шалаш в лесу.
Нет нужды говорить, что теперь мы убрались как можно дальше от этого места.
На первом же привале я отыскал у себя в сумке одежду мальчика, хранившуюся с того времени, как мне обрезали волосы. И чтобы не было недомолвок, рассказал о себе почти всё, лишь не называя никаких имён.
Выслушали меня молча. Жак сделал вид, что всегда это знал. Бобр заметил: «А я-то всё смотрю, у тебя платье в плечах расползается». И больше вопросов мне не задавали.
Вопреки моим мрачным прогнозам, дела у нас пошли хорошо. Мы провернули пару – тройку мелких, но удачных дел. К нам даже присоединилось несколько человек со стороны. И нам до сих пор удавалось разминуться с объявившей нам войну бандой Кривого.
Наши люди были довольны. Даже Бобр перестал говорить о том, чтобы сбежать на север.
Но некоторые понимали, что не всё так просто, и скоро так и вышло.
Местность, где мы промышляли, с одной стороны граничила с соседним государством. С другой – возвышались горы, затрудняя проход вглубь страны. Среди местных жителей ходили упорные слухи о скорой войне.
Раньше мы без особого труда проезжали в этот район. Но теперь ситуация изменилась. Сюда стали прибывать войска. На дорогах стало не повернуться от военных. В лесах кишели заготовители дров и провианта. И конкуренты не давали спуску.
В последнее время банде Кривого удалось подчинить себе ещё одну крупную разбойничью группу, и теперь он сделался практически единовластным хозяином здешних угодий. При сложившемся неравенстве сил мы просто не могли с ним столкнуться открыто. А разминуться становилось всё труднее.
Мы решили уходить. И тут же выяснили, что уйти не можем.
Известные нам пути, которые обычно использовались для тайного прохода через горы, в это время года были недоступны, или контролировались нашим врагом. Общедоступный же тракт, которым мы раньше частенько и ходили, теперь тоже нам не светил. Власти резко ограничили проезд по тракту, пропуская в основном военные обозы. При этом все путешественники тщательно проверялись. К каждому обозу была приставлена вооружённая охрана с офицером во главе.