Под властью чар могущественных оптических иллюзий, привыкли смотреть на человека, как на песчинку по сравнению с его машинами и аппаратами. Но всё же аппараты были и остаются кулисами низкого воображения. Человек их изготовил, и он же может их разрушить, или придать им новый смысл. Оковы техники можно разорвать, причём способен на это именно одиночка.

Осталось указать на возможность ещё одной ошибки – имеется в виду доверие к чистому воображению. При этом можно допустить, что оно способно привести к своего рода духовной победе. Однако, этот факт не может служить оправданием для основания новых школ йоги. Эта победа мерещится не только многочисленным сектам, но и особого рода христианскому нигилизму, обесценивающему вещи. Всё же нельзя довольствоваться познанием Истины и Блага, сидя на верхнем этаже, пока в подвале с ближних сдирают шкуру. Также невозможно сейчас в духовном плане находится не только в безопасном, но даже просто в превосходящем положении, хотя бы уже потому, что неслыханное страдание миллионов порабощённых вопиет к небу. Испарения живодёрен всё ещё носятся в воздухе. Рядом с такими вещами мошенничать нельзя.

Поэтому нам не дано пребывать в воображаемом, хотя именно воображение и придаёт действиям их основополагающую силу. Борьбе за власть предшествуют корректировка и отбрасывание образов. Это та причина, по которой мы не можем обойтись без поэтов. Они заведуют ниспровержением, и ниспровержением тиранов тоже. Воображение, а вместе с ним и песнопения, принадлежат уходу в Лес.

Мы хотели бы вернуться ко второму из использованных нами образов. Что касается исторического мира, в котором мы пребываем, то он подобен быстро двигающемуся транспорту, который предлагает нам то комфортную, то приводящую в ужас поездку. Это то «Титаник», то Левиафан. Поскольку всё движущееся завораживает взгляд, для большинства пассажиров Корабля остаётся скрытым то, что они одновременно пребывают в совсем ином царстве, там, где господствует полный покой. Второе из этих царств настолько превосходит другое, что кажется, будто оно обращается с первым как со своей игрушкой, как с одной из своих манифестаций, которых у него огромное множество. Второе царство – это гавань, это родина, покой и защищённость, которые каждый несёт в себе. Мы называем это Лесом.

Мореплавание и Лес – что, кажется, труднее, чем объединить столь далёкие друг от друга образы. Подобный антагонизм гораздо ближе мифу – так, похищенный тирренскими моряками Дионис повелел виноградной лозе и плющу оплести весла и вырасти выше мачт. Из этих зарослей выскочил тигр, разорвавший разбойников.

Миф отнюдь не доисторичен; он есть вневременная реальность, возвращающаяся в истории. То, что в наше столетие мифы вновь обретают смысл, можно отнести к добрым предзнаменованиям. Так и сегодня ещё могущественные силы уводят человека в открытое море, всё дальше в пустыню, в свой мир масок. Но путешествие перестаёт быть пугающим, когда человек вспоминает о своей божественной силе.

Два факта должны мы осознать и признать, если хотим из положения сплошного цугцванга перейти к обдуманной партии. Во-первых, нам нужно понимать, что, как мы видели на примере выборов, только крохотная доля огромных человеческих масс способна противостоять могучим фикциям времени и тем угрозам, которые они излучают. Разумеется, эта доля способна заменить собой остальные. Во-вторых, нужно понимать что, как мы видели на примере Корабля, сил современности не достаточно для сопротивления.

Оба этих утверждения не содержат в себе ничего нового. Они в порядке вещей и всегда вновь диктуются там, где катастрофы дают о себе знать. В этих случаях действие всегда становится уделом избранных, тех, кто предпочитает риск порабощению. И всегда действиям будет предшествовать осмысление. Оно выражается в первую очередь в критике времени, то есть в осознании того, что установившихся ныне ценностей больше не достаточно, и вслед за этим следует вспоминание. Это вспоминание может обратиться на отцов с их более близкими к истокам порядками. Тогда оно будет иметь целью консервативную реставрацию. При большей опасности спасение будут искать глубже, то есть у матерей, и в подобном соприкосновении могучая сила освобождается. Перед ней чисто временные силы устоять не смогут.

Таким образом, два качества предполагаются у Ушедшего в Лес. Он не позволяет никакой превосходящей силе диктовать себе закон, ни пропагандой, ни насилием. И он собирается защищать себя, используя не только средства и идеи времени, но и к тому же сохраняет открытый доступ к силам, превосходящим временные, и не упразднёнными полностью никакими переменами. Тогда он может решиться на уход.

Здесь возникает вопрос о возможных задачах подобных усилий. Как было уже упомянуто, они не могут быть ограничены завоеванием исключительно внутренних царств. Это относится к позициям, становящимся популярными у тех, кто потерпел поражение. В той же мере недостаточно ограничиваться и реальными целями, как, например, ведение национально-освободительной борьбы. Более того, мы видим, что те усилия, о которых идёт речь, даже национальная свобода не приближает к победе. Мы ведь впутаны не только в национальное крушение, но в мировую катастрофу, о которой вряд ли можно сказать, а тем более предсказать, кто здесь на самом деле победитель, а кто побеждённый.

Скорее всего, простой человек, мужчина с улицы, которого мы встречаем всюду и ежедневно, осознаёт положение лучше, чем все правительства и все теоретики. Это связано с тем, что в нём всё ещё живут следы знаний, которые достигают глубин, недоступных расхожим мнениям эпохи. Поэтому случается так, что на конференциях и конгрессах принимаются постановления, гораздо глупее и опаснее, чем решение суда ближнего, и даже более того, любого первого встречного в трамвае.

Одиночка всё ещё обладает органами, в которых мудрости больше, чем во всех организациях. Это проявляется даже в самой его растерянности, в самом его страхе. Если он измучил себя поисками выхода, пути отхода, то он тем самым демонстрирует поведение, соответствующее близости и масштабу угрозы. Если он не доверяет валютам и обращается к вещам, то он ведёт себя как тот, кто всё ещё знает разницу между золотом и цветными бумажками. Если он в богатых, мирных странах просыпается ночью от ужаса, то это столь же естественно, как чувствовать головокружение на краю пропасти. Нет никакого смысла убеждать его в том, что пропасти не существует. И если что-то и достойно обсуждения, то только то, насколько жёстким будет падение.

Как человеку вести себя перед лицом и внутри катастрофы? Вот тема, которая становится всё более насущной. Все вопросы сводятся к этому единому и самому важному. Даже народы, которые, казалось бы, замышляют друг против друга, внутри себя, в сущности, размышляют над одной и той же угрозой.

В любом случае, полезно иметь перед глазами как саму катастрофу, так и тот способ, каким можно в ней оказаться. Это упражнение для духа. Если мы правильно этим упражнением займёмся, страха станет меньше, и это будет первый значительный шаг к безопасности. Воздействие этого будет благотворным не только для отдельной личности, но и для общей профилактики, поскольку по мере того, как в одиночках уменьшается страх, сокращается и сама вероятность катастрофы.

Корабль означает временное, Лес – вневременное бытие. В нашу нигилистическую эпоху распространился обман зрения, благодаря которому всё движущееся кажется значительнее того, что покоится. На самом же деле всё то, что сегодня развёртывается благодаря своей технической мощи, всё это есть лишь мимолётный отблеск из сокровищниц бытия. Если человеку удастся хотя бы на малое мгновение приобщиться к ним, он приобретёт себе безопасность: всё временное утратит для него не только свою грозность, но и свою кажущуюся осмысленность.