— Пожалуй, это действительно так, но почему вы думаете, что я могу стать вашей племянницей? Фергюсон не проявляет ко мне ни малейшего интереса.

Софрония легонько стукнула ее веером по руке.

— Не притворяйтесь дурочкой, юная леди. Все видели, как на том балу он вытащил вас из толпы и ушел, повальсировав с вами. Какого еще знака внимания вы ждете? Клятвы, подписанной кровью? Объявления королевского глашатая?

— Я всегда завидовала вашему живому воображению. Это настоящий дар, — сухо заметила Мадлен.

— Надеюсь, у мальчика хватит ума сделать вам предложение, а у вас — принять его. — Софрония пропустила мимо ушей комментарий Мадлен. — Из всех незамужних дам высшего света только вы вызываете у меня искреннюю симпатию. И мне очень жаль, что он связался с этой актрисой из «Семи циферблатов». Что поделаешь: таковы мужчины. Но не беспокойтесь об этом, Фергюсон знает, что ему необходимо найти хорошую жену и что доступная женщина не подходит на эту роль.

Мадлен, едва сдержав улыбку, сказала:

— Вам виднее, ваша светлость.

Софрония кивнула и отправилась донимать кого-то другого. Как бы то ни было, Мадлен узнала кое-что любопытное. Всем уже было известно, что у Фергюсона появилась любовница — мадам Герье. Если герцогиня спокойно поделилась этой новостью с дамой, которой собиралась сосватать племянника, это могло означать только одно: делать из этого секрет бессмысленно. Но гораздо важнее было то, что Мадлен совершенно не хотелось становиться герцогиней. Независимо от того, какие чувства она испытывала к этому мужчине, ей не хотелось резко менять свою жизнь. Жить в доме Алекса и зависеть от него — одно дело, но стать невестой герцога — совершенно другое. Если кто-нибудь узнает о планах Софронии и поползут слухи, все станут следить за Мадлен на светских раутах, и непременно выяснится, что она редко на них бывает. Это вызовет подозрение: дама, претендующая на титул герцогини, обычно не коротает вечера дома у камина.

А значит, ее жизнь не станет легче.

Покинув бал, Фергюсон отправился в «Уайтс». Не то чтобы ему нужна была компания: он по-прежнему не планировал оставаться в Лондоне, поэтому не хотел тратить время ни на восстановление своей репутации, ни на карты со старыми приятелями. Но ради Мадлен ему следовало быть в курсе последних событий. Если станут распространяться слухи, он должен быть одним из первых, до кого они дойдут. Он вошел в клуб, как укротитель в клетку с диким зверьем, но внешне ничем не выдал того смешанного чувства омерзения и настороженности, которое охватило его. «Уайтс» почти не изменился с тех пор, как он был здесь в последний раз почти десять лет назад, разве что поменяли стулья и слегка обновили обстановку кабинетов. Но атмосфера осталась той же: чертовы аристократы сидели за игральными столами и без особого азарта делали ставки. И то, что его отец больше не возглавлял компанию престарелых тори, как всегда, собравшихся в углу главного зала, было, пожалуй, самой значительной переменой в этом заведении. Пожилые джентльмены поглядывали на Фергюсона с некоторым любопытством: вероятно, прикидывали, как он распорядится своим голосом в Палате лордов или как скоро сорвется и пойдет по кривой дорожке, повторив путь Ричарда. На мгновение ему показалось, что он вернулся в свой первый день в Итонском колледже. Он был слишком молод как для герцога, а рыжие волосы сразу делали его изгоем в этом слишком английском обществе. С возрастом волосы потемнели, но в такие минуты он совершенно некстати чувствовал себя мальчишкой. Правда, он выстоял в Итоне, научившись использовать кулаки, когда заканчивались другие аргументы, значит, он и теперь что-нибудь придумает.

Кулаками он и отвоевал себе имя: соученики стали называть его Эвенел, по фамилии матери. Это впервые он пошел против отца — отказался от его имени. Сдались даже учителя, но на отца все это впечатления не произвело.

В «Уайтсе», разумеется, кулаки не пригодятся, тем более что все только и ждут от него какого-нибудь фортеля. Но и говорить с клубными завсегдатаями было в общем-то не о чем: большинство пэров были законченными лжецами, тупицами и франтами, в лучшем случае — самодурами и пьяницами. Отдельно держалась компания повес (лидером там был граф Вестбрук) и просвещенные господа, у которых непререкаемым авторитетом пользовался Алекс Стонтон. Явно никто не собирался принимать Фергюсона с распростертыми объятиями.

«Помяни черта…» — подумал Фергюсон, когда его окликнул двоюродный брат Мадлен. На миг его охватило детское чувство, что его по-дружески зовут в компанию, но, обернувшись, он увидел разъяренного мужчину, который приближался к нему с видом капитана корабля, поймавшего болтающегося без дела юнгу.

— Ротвел! — снова позвал его Алекс, или, правильнее будет сказать, граф Солфорд.

Он унаследовал титул вскоре после отъезда Фергюсона. За десять лет все здесь стали именоваться по-другому, так что понадобится не один час на то, чтобы запомнить все эти новые имена и титулы.

— Не будете ли вы столь любезны уделить мне минуту вашего времени?

— Всегда к вашим услугам, приятель, — весело отозвался Фергюсон.

Солфорд только стиснул зубы. Значит, никаких «приятелей»? Что ж, тогда и Фергюсон не будет особо церемониться.

— Неужели вы все еще злитесь из-за той вдовы? Поверьте, соблазнив ее, я избавил вас от массы проблем. Дружище, да вы в долгу передо мной!

Солфорд побагровел и молча проводил его в комнату.

— Вижу, за последние десять лет ваши манеры ничуть не улучшились, ваша светлость.

— Да будет вам! Я думал, вы — любитель древностей, а не пуританин, — отозвался Фергюсон. — Или, может, вы спиритизмом увлекаетесь и вызовите призрак старика Кромвеля[16], чтобы тот самолично отчитал меня?

Удивительно, но после этих слов Солфорд немного повеселел.

— Какой позор! Вы — недостойный сын своего отца, — тем не менее произнес он.

Другой на месте Фергюсона немедленно вызвал бы Солфорда на дуэль или по крайней мере заставил бы его взять свои слова обратно. Но Фергюсон в душе был согласен со своим визави и проигнорировал оскорбление.

— Солфорд, давайте обойдемся без излишних словоизлияний. — Фергюсон открыл табакерку и взял понюшку. Он ненавидел это зелье, но для видимости поддерживал новомодное увлечение. — О чем конкретно вы хотели поговорить? — спросил он ровным тоном.

Солфорд плотно прикрыл дверь. Казалось, ему было неприятно даже видеть герцога, а не то что разговаривать с ним, но он был настроен решительно.

— Я хочу, чтобы вы сообщили мне о своих намерениях относительно моей кузины.

Признаться, сначала Фергюсона удивил этот бестактный вопрос, но прежде ему не раз доводилось объясняться с разъяренными мужьями своих подруг, поэтому он быстро собрался с мыслями. Чтобы выиграть время, он решил потянуть кота за хвост, безусловно, еще больше раздражая этим Алекса. Он сделал вид, что стряхивает невидимые крошки табака. Интересно, что было известно Солфорду? Не зная этого, Фергюсон никак не мог избрать стратегию разговора.

Наконец он принял решение беспросветно врать:

— Ах, ваша кузина! Она ведь дуэнья моих сестер, не так ли? Вообще-то это была идея Софронии, не моя. Если вы возражаете, я обращусь за помощью к кому-нибудь другому, в свете достаточно старых дев.

Грубость должна была отвлечь Алекса от сути вопроса, но эти слова только разозлили его.

— Если Мадлен — дуэнья ваших сестер, вам не следует танцевать с ней. А все только и говорят: на всех балах вы танцуете лишь с одной женщиной, и это Мадлен.

Фергюсон пожал плечами:

— Ваша кузина неплохо танцует. С ней даже поговорить можно. Нынче женщины редко обладают таким даром.

Было заметно, что Солфорд сдерживается из последних сил.

— Десять лет назад вы наслаждались обществом вдов и куртизанок, которые готовы были пасть к вашим ногам, а теперь преследуете добропорядочную старую деву, к тому же сироту! Так что я хочу знать, зачем она вам?