Звание обер-камергера (камергер — придворное звание в западноевропейских монархиях) было введено в России еще в восемнадцатом веке. Первоначально это было должностное лицо при дворе, ведавшее определенной отраслью управления. Камергер имел, как правило, ключ на ленте. Обер-камергер — это специфический придворный чин второго класса по Табели о рангах, такой же, как ранее был русский чин постельничий. Он руководил придворными кавалерами и представлял чинам императорской семьи тех, кто прибывал на аудиенцию.

По инструкции, которая позже появилась при дворе при церемониальных обедах, обер-камергер за ее императорским величеством стоит, а кавалерам дежурным приказывая служить, сам с прочими садится за стол, где для него и места справлять должны.

Обер-камергером был печально знаменитый Бирон. Попробуем припомнить некоторые детали его почти десятилетнего правления.

Самое существенное в то время приобретение — имение Вартенберг — Бирон сделал за границей в далеком 1732 году на деньги австрийского императора суммой в 300 тысяч гульденов. Главной целью Бирона были имения в родной Курляндии, на том он и сконцентрировал свои усилия. Для Анны Иоанновны не представляли интереса эти земли, и она сначала передала возлюбленному Бирону 27 своих имений, а после избрания фаворита герцогом официально вручила ему все 46 личных имений в Курляндии и Лифляндии с ежегодным доходом в 32 800 талеров! Тогда же Бирон впервые стал довольно крупным помещиком и далее продолжал приобретения.

Еще один эпизод. Несколько сот тысяч талеров Бирон потратил на выплаты отступного родственникам последнего герцога Курляндии. При этом фаворит Бирон обязан был своим видом поддерживать блеск императорского двора, и делал он это с успехом. Как напишет Карл Рейнхольд Берк, «обер-камергер выделялся среди прочих, ибо по торжественным дням его орденский знак, звезда на груди, застежки на плече и шляпе, ключ, шпага, пуговицы на сорочке и пряжке были усыпаны бриллиантами. Он должен иметь самые отборные камни, какие только продаются знати в Санкт-Петербурге!»

При Бироне наступил настоящий расцвет придворной конюшни. Штат конюшни состоял из 393 служителей и мастеровых и 379 лошадей, содержание которых обходилось государству ежегодно в 58 тыс. рублей. После этого и сама Анна Иоанновна пристрастилась к лошадям.

На какие средства существовал знаменитый и всесильный Бирон? Официально жалованье Бирона по чину обер-камергера составляло 4188 рублей — внушительную цифру для российского генерала (для сравнения: президент коллегии получал без надбавок от 1500 до 2000 рублей; губернатор — 809 рублей), но для вельможи такого размаха это пустяк. Однако, если добавить герцогские доходы Бирона (примерно 70 тысяч талеров в год), то их не хватило бы для покрытия резко выросших доходов!

Сохранилась запись речи Бирона на следствии после его свержения. «Не могу вспомнить, сколько всего мне от Ее Величества «вещьми и алмазами» дано было, реестра этому не было. А те деньги, что были пожалованы, те держал в расходах и на выкуп деревень своих в Курляндии. А казны в руках никогда не имел и до нее никогда не касался. Которые же деньги 500 000 рублей царица при заключении мира пожаловала, то из них получил всего 100 тысяч, остальные в казне остались. От чиновников и иных никогда ничего не брал, также и от государей иностранных ничем не одарен, кроме римского императора, который пожаловал мне в графство 200 тысяч талеров. Из казны ничего не брал, а вот долги на мне имеются: в Риге — Циммерману и Бисмарку 100 тысяч, брату моему Густаву Бирону — 80 тысяч, Демидову — 50 тысяч, не считая тех 500 тысяч, которые ему еще в Курляндии задолжал. О последнем долге и не припомню, сколько Вермарну и Либману, и Вульфу с меня взять придется!"

Одним из успешных авантюристов в период Бирона стал при дворе Либман! Появился он там раньше Бирона и при Петре II одалживал деньги иностранным дипломатам. В период бироновщины он стал доверенным комиссионером и «поставщиком двора» по части ювелирных изделий и дорогой посуды. Периодически ему выплачивались крупные суммы от 20 до 50 тысяч рублей за доставку товара. Он также обеспечивал перевод денег русским дипломатам для различных нужд. Одновременно он выступал в качестве крупного купца-подрядчика, поставляющего казне вино и поташ. Бирон, которому денег не хватало, занимал их где придется, а также прибегал к услугам Либмана, задолжав ему в итоге почти двадцать пять тысяч рублей!

Вообще при бироновщине расцвела спекуляция в различных формах. Так, по данным Коммерц-коллегии, некие господа Шифнер и Вульф приняли казенные товары на сумму 720 тысяч талеров и 650 тысяч рублей — такого уровня общения с казной до этого не было ни у кого из английских купцов! Предпочтение этой «фирме» отдавалось не случайно! В Амстердаме их поручителями и компаньонами по операциям с продажей русских казенных товаров была банкирская контора «Пельс и сыновья». Именно некий Пельс выступил посредником при заключении крупного займа в количестве 750 тысяч гульденов герцогу Бирону, но, говорят, сделка не состоялась. После событий 1741 года впервые попавший под следствие Остерман признался, что через Шифнера и Вульфа уже давно переводил крупные суммы в Англию и Голландию и размещал их у банкира Пельса. В основном переводы состояли из доходов от прибалтийских вотчин Бирона. В среднем на счет Остермана поступала кругленькая сумма — в год около 100 тысяч в рублях. Владелец постоянно пользовался этими счетами.

Выяснилось, что сбережения министра находились и у английского банкира Джона Бейкера на сумму 11 тысяч фунтов, но и эти средства перевели потом в банк Пельса под 3 процента годовых.

«Дело» завершилось лишь к 1755 году! К этому времени власти простили и отпустили младшего из сыновей Андрея Ивановича Остермана,Ивана, за отцовским наследством в Голландию. Только тогда банкир раскрыл тайны: на счету Остермана к тому времени числились 10 500 фунтов стерлингов акциями Английского банка и 350 тысяч гульденов!

В 1742 году Шифнер и Вульф сообщили российским властям необходимую информацию, из которой можно представить себе бюджет и обороты пользовавшихся их доверием представителей российской элиты. Это Остерман, Головкин и даже Миних. Последний также вкладывал деньги «из процентов» и приобретал собственность — имения в Дании, например. Был ли открыт счет Бирону у Шифнера? Конечно, герцог Бирон имел дело с другими купцами. И можно догадываться, что нечего было переводить за границу, ведь герцог был кругом в долгах. После ареста Бирона он вынужденно заложил 11 своих огромных имений голландским купцам и в 1740 году по данным долгам выплатил 177 тысяч талеров.

Князь Щербатов напишет: «Исчезли твердость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к божию и гражданскому закону и любовь к отечеству; а места сии начали занимать презрение человеческих и божественных должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть».

Как это справедливо сказано в отношении Бирона и бироновщины.

Как же охарактеризовать эту эпоху в истории великой империи?

Бироновщина...

Десять лет правления императрицы Анны Иоанновны, племянницы Петра Великого, вошли в учебники истории, даже не оставив нам в названии ее имени. Мнения большинства отечественных историков сходятся в главном — Бирон, фаворит, реакционер и деятель, тормозивший поступательное развитие страны. Пришедший в Россию, как и многие другие «немцы», через Петра Великого, Бирон стал одним из самых влиятельных политиков в послепетровской России. Режим нуждался в такой фигуре (фигуре фаворита). Ведь надо же было освоить огромный объем власти, которая была в руках некоторых монархов, не обладавших способностями к политике.

Как ни удивительно, именно Бирон, герцог Бирон, удачно освоил для себя и для русского двора роль временщика-фаворита и сделал презрительный народу образ символом власти, со своими правилами и границами. Бытует мнение, что именно Бирон и другие великие личности того периода (Миних, Остерман, Волынский) достраивали петровскую систему управления с неизбежными поправками в ходе борьбы за власть. Говорят, однако, что «немцы» способствовали усвоению обществом петровских преобразований. Отметим, что обладатели национального самосознания раздражались их влиянием, и это ослабляло политическую стабильность.