Внезапно Хосе, как будто в ответ на яростную молитву Мигеля, гортанно вскрикнул, резко взмахнул рукой и его нож, блеснув в солнечном луче, исчез где‑то за деревьями… Опытное тело часто начинает действовать раньше, чем разум осознаёт необходимость в действии. Нож Хосе ещё летел, а тело Мигеля уже прыгало влево, за «Винчестером», лежащим на одном из тюков. В его разуме ещё звучали слова молитвы, а руки уже вцеплялись в оружие, передёргивали затвор и ловили срезом ствола вскидывающего двустволку Гусмано. Сноп картечи отбросил жирную тушу Ленивца на несколько шагов. Следующий – свалил на землю…

Вокруг стоял непрерывный треск, как от звучащих одновременно пары дюжин кастаньет… и под эту музыку кружилась в странном, завораживающем, танце рыжеволосая сеньорита‑гринго. Отпрянула от падающего Хосе… Завертелась юлой вокруг Гомеса… Замерла, изогнувшись, перед Родриго… только сейчас Мигель увидел ярко‑алую струю, бьющую из горла Каймана, и заметил у неё в руке длинный, чуть изогнутый нож с косым срезом острия, испачканный красным. Эспада засмеялся, крутя кинжал между пальцами правой руки, и вдруг застыл неподвижно, прикипев к её лицу внезапно остановившимся взглядом. Кинжал, вылетев из разжавшейся ладони, воткнулся в землю, а сам он, не отводя глаз от лица девушки, медленно, как заколдованный, одновременно поднимая вверх руки и разводя их чуть в стороны, опустился перед ней на колени…

Мигель, не понимая, смотрел на них до тех пор, пока сеньорита не развернулась. Пока он не увидел её лицо. Нежный овал в обрамлении рыжих волн… ямочки на щеках… детская улыбка пухлых губ… излом строго очерченных бровей… И взгляд из‑под этих бровей, полоснувший абсолютным холодом! Так могла бы смотреть ещё не тронувшаяся с места снежная лавина… или плывущий в ночи айсберг… или… слов нет, но ЧЕЛОВЕК так смотреть не может!

Замороженный этим взглядом, Мигель слишком поздно заметил опасность. Уже понимая, что не успевает, начал разворачиваться в сторону Вако, с ревом несущегося к нему, занося мачете. Мулат замолчал и рухнул навзничь, не добежав двух шагов. Из его курчавой головы, чуть дрожа ярко‑красным оперением, торчал, короткий и тонкий, чёрный стержень стрелы.

Стрельба прекратилась, только тонкий визг Хосе, который всё ещё катался по земле, одной рукой держась за лицо, а другой – за низ живота, врезался в уши, как штопор в пробку…

22.02.1898…там же… (чуть позже)

– Аспера! Я тебя, конечно, понимаю, но не могла бы ты ЭТО заткнуть? – Лейт выскользнула из‑за дерева с взведённым арбалетом в руках. – И, кстати, тебе надо больше тренироваться – Куби‑учи[12] ты смазала. Займись на досуге…

– Хорошо, Валькирия. – В руке у рыжей появился тупоносый пистолет. Сухой хлопок – и визг прекратился.

– Док! Да не стой ты столбом – помоги Князю! Не видишь, что ли… – Ливси, до этого окрика действительно остолбенело застывший, ойкнул, выронил всё ещё слабо дымящий «калаш» и бросился к Барту, который, тихо матерясь сквозь стиснутые зубы, зажимал правой рукой простреленную выше локтя левую.

– Вояки, блин… Ещё бы научились спусковой крючок отпускать до того, как патроны закончатся, цены бы вам не было… – она подошла туда, где перед началом перестрелки стоял Ривера и толпились навербованные Кайманом идиоты.

– Столько патронов – на семь человек! Да‑а… интересно, а кто из вас, ребята, пальнуть‑то успел? Хотя… теперь‑то какая разница, а? – Валькирия передвинулась к телу Хосе, попробовала было выдернуть засевшую у того в руке стрелу, но передумала и повернулась. – Мигель, ты как, цел?

– Да, сеньора Лейт. Благодарю вас, сеньора, я ваш должник… – проводник низко поклонился, не отрывая взгляда от арбалета и указывая при этом рукой на труп Вако.

– На том свете угольками сочтёмся… – ответила Валькирия и, с усмешкой глянув на него, добавила. – Пушку можешь теперь не снимать, проверку выдержал…

Затем, пробежав взглядом по лагерю, крикнула:

– Куаче! Куаче, колибрин сын!

– Куаче уже здесь… – Лейт, слегка удивившись, посмотрела себе под ноги. Там, носом уткнувшись в землю, стоял на коленях старший носильщик.

– Так! Слушай сюда внимательно! Переход временно отменяется… Соберёте пока всё ценное… Трупы зароете… Поглубже!.. Оружие и патроны – сложите в кучу… Остальное – заберёте себе… Мигель! – она снова повернулась к проводнику. – У тебя по поводу Хосе какие‑то пожелания есть?

– Нет…

– Значит, и этого – туда же… Всё понял?

– Да, Коатликуэ… – ответил Куаче и бросился к своим – руководить работами…

Лицо у Валькирии внезапно сделалось ОЧЕНЬ задумчивым. Нервно передёрнув плечами и пробормотав себе под нос: «Блин, ну… не до такой же степени!», она резко повернулась и быстрым, размашистым шагом пошла к Эспаде. Тот всё ещё стоял на коленях с поднятыми и разведёнными руками, хотя осмысленности во взгляде несколько прибавилось. Проведя ладонью ему по спине между лопаток, Лейт хмыкнула и, достав из‑за воротника рубахи два метательных ножа, бросила их на землю рядом с торчащим кинжалом.

– Умненький мальчик… Можешь опустить руки… Вот так, хорошо… За голову!.. Не только умненький, но и понятливый… – Валькирия кивком подозвала проводника поближе. – Знаешь ли ты что‑нибудь хорошее об этом умном и понятливом мальчике, Мигель?…

22.02.1898…почти там же… (ночь)

– Спасибо, Мигель! – Родриго, не отрываясь, смотрел в пламя костра. – Теперь я твой должник. Если бы не ты…

– Ты мне ничего не должен. Я просто сказал правду – ту, что знал… – проводник, сделав глоток из плоской металлической фляги, передал её собеседнику. И, с кривой усмешкой, добавил. – Я ведь так и не научился лгать, предавать и нарушать слово. Хосе так этого и не понял…

– Хосе был мелким жадным подонком. Я ведь слышал его разговор с Кайманом… – Эспада передёрнул плечами и, в свою очередь, глотнул из фляги, – и он получил то, чего заслуживал…

– Знаю, но… он же ходил со мной почти два года. Я учил его лесу и пытался научить чести… Плохой из меня учитель!

– Это он был скверным учеником… – Родриго, передав флягу обратно, подбросил в костёр несколько палок. – Никого нельзя научить чести, если он сам этого не хочет.

– А как ТЫ связался с Кайманом и его шайкой? – Мигель, задав давно мучивший его вопрос, тут же торопливо добавил. – Если не хочешь, можешь не отвечать…

– Тут нет никаких секретов. Гомес вытащил, а точнее, выкупил меня из тюрьмы в Мериде, где я сидел и ждал, когда же меня повесят за убийство… а перед тем, как сделать это, он взял с меня клятву верности. Кайман был умной сволочью…

– Убийство?…

– Это был поединок! Меня вызвали! – Эспада, было, резко выпрямился, но потом, махнув рукой, коротко и горько рассмеялся. – О том, что мой противник – племянник губернатора, я узнал уже на суде…

– Подожди‑ка…

Родриго вздрогнул от неожиданности… Индеец Куаче возник откуда‑то из темноты бесшумно, как призрак, и, молча усевшись у огня, взялся за протянутую Мигелем флягу.

– В чём было дело, Хуан? – проводник никогда не звал старшину носильщиков его индейским именем. – Я никогда такого не видел. Чтобы ты…

– Я тоже раньше такого не видел… Только слышал о таком… и почти не верил, что такое бывает, – индеец сделал длинный глоток и, резко выдохнув, отдал флягу Мигелю. – Спрячь, Седой! Сегодня я всё равно не смогу напиться…

– О чём это ты? – в словах носильщика, с точки зрения Эспады, не было смысла. – Чего это ты раньше не видел?

– Ты не понимаешь, Родриго… – проводник покосился в сторону дальнего костра, от которого до них доносились негромкий гитарный перебор и женский голос, певший на непонятном языке. – Я знаю Хуана уже больше, чем двадцать лет. Он касик и сын касика. Вождь в своём племени. Он не встал на колени даже перед епископом, хотя охрана грозила ему винтовками… Почему, Хуан?