– Ха! Кто такой епископ? Толстый маленький человек… простой старик в дорогой сутане… – лицо индейца было неподвижно, хотя глаза лихорадочно блестели в свете костра. – Он говорит с богом? Ну и что? Он же не бог! Касик никогда не встает на колени перед человеком…
– Но ты же встал! – всё ещё ничего не понимающий Мигель почти кричал. – Я же сам видел!
– А что ты видел ДО ЭТОГО, Седой? Видел, видел… уж я‑то знаю! Ха! Молодой воин тоже это видел… правда, молодой? Ты ведь тоже встал на колени, так?
– Я… я не знаю, почему так случилось, Куаче… Я не испугался, нет! Страха не было… Просто… кровь застыла в жилах и… Не знаю…
– Правильно, молодой, правильно… Это не страх! Ты просто посмотрел в глаза Белому Богу… В этих глазах нет страха – только холод и смерть… Холод и смерть…
– Ты это что, Хуан… – Мигель с ужасом смотрел на индейца, а тот, захлёбываясь словами, продолжал говорить.
– Отец рассказывал мне об этом… а отцу – его отец… Белые Боги уже бывали на этой земле… Малинче, тот, который поднял тольтеков против теноча и разрушил великий Теночтитлан…
– Он говорит о Кортесе… – прошептал Родриго, – и о том, как тот завоевал Мехико…
– Хуан, я знаю, твои предки считали испанцев богами… – Мигель запнулся, и индеец тут же перебил его.
– Нет! Не теулей![13] Теули были просто людьми… жадными… жестокими… но людьми! Малинче! Только Малинче был Белым Богом!!! Чтобы быть им, недостаточно жадности и жестокости… недостаточно смелости и безжалостности… Нужно, чтобы вместо сердца у тебя был кусок льда! Чтобы ты, глядя на человека, видел не человека, а только помощь или помеху! Чтобы тот, кто заглянет тебе в глаза, видел только холод и смерть… Холод и смерть…
Блики костра прочерчивали лицо индейца глубокими линиями. Огонь и жизнь были на расстоянии руки, но за спиной он слышал негромкую музыку и легкий смех от соседнего костра. И спина холодела, будто прижатая к леднику. Можно убивать и ничего не чувствовать. Можно убивать и радоваться. Можно даже убивая, сожалеть. Но убивать и не замечать этого… Тихий гитарный перебор и тихое присутствие Смерти…
27.02.1898…Мексика, п‑ов Юкатан, Кампече… (утро)
Фридрих Вильгельм Гонсалес, иногда именовавший себя Фредерико Вилльемо Штаффелем, страдал от очередного острого приступа раздвоения национального самосознания. Обычно обе половины старшего сына кабальеро Пабло Эухенио Диего Витторио Марии Гонсалеса из Соноры и техасской немки Гертруды Штаффель жили мирно, помогая друг другу выживать в нелёгких условиях Соединённых Штатов Мексики. Если романтик Фредерико вдруг захотел уйти в море… То прагматик и любитель порядка Фридрих быстро дослужился до боцмана на старом, но ещё крепком пакетботе «Se Doblan Cuatro»[14]. Если дисциплинированный Фридрих был вполне удовлетворён должностью боцмана и без особых возражений выслушивал ругань вечно пьяного янки – помощника капитана… То, когда некоторые специфические привычки, приобретённые тем во время службы в английском флоте, заставили помощника обратить более пристальное внимание на молодого боцмана… Именно горячий и гордый Фредерико, вытащив нож, пришпилил ухажера к мачте… Что принесло ему в качестве наследства не только новенький «маузер» с запасом патронов, но и саму должность помощника капитана… А усидчивый Фридрих быстро освоил необходимые для этого знания по навигации… Если… впрочем, все случаи, когда Фридрих Вильгельм Гонсалес и Фредерико Вилльемо Штаффель взаимно поддерживали и выручали друг друга, слишком долго перечислять! Но теперь коса нашла на камень…
Дело в том, что сегодня ему захотелось напиться. В хлам. В доску. До зелёных чёртиков и потери ориентации. Вот только немец Фридрих, полностью соглашаясь с самой идеей в принципе, предпочитал в таких случаях начинать с пива, затем плавно переходя на шнапс. Испанец Фредерико же, как истинный уроженец местности к югу от Рио Браво дель Норте, не признавал в этом случае ничего, кроме текилы. Противоречие было почти неразрешимо, хотя…
Обычно в подобных случаях Фридрих (или Фредерико, как предпочитала называть себя испанская часть его души) заказывал себе ром, махнув рукой на национально‑территориальную самоидентификацию. Но… тех денег, которые у него были с собой, хватило бы, в лучшем случае, только на самое паршивое пульке! А к этому напитку обе его личности испытывали стойкое, почти непреодолимое отвращение…
Причём, повод напиться у него был. Очень серьёзный повод. Старый Мак‑Дугал, капитан и владелец «Двойной Четверки», собрался бросить якорь на суше, посчитав, что шестидесятилетие – вполне достойный случай. И решил, что для этого ему надо продать свой старый пакетбот. Нет, конечно, первым, кому Эдгар Мак‑Дугал предложил купить корабль, был именно герр Гонсалес (синьор Штаффель), причём всего час назад, но… У бравого помощника набиралась, в самом лучшем случае, только половина нужной суммы, а старый Эдгар требовал «всё и сразу». В долг тоже никто не дал бы, даже под залог будущей покупки… все (и, в первую очередь, сам Мак‑Дугал, что и было основной причиной его требования) прекрасно знали возраст этого кораблика, некогда проданного «за устарелостью» № 44 NAPSAN[15].
– Сеньора Лейт, сеньор Барт, позвольте мне представить вам лучшего помощника капитана из тех, что когда‑либо пересекали Мексиканский Залив в любую сторону… – сказал у него за спиной чей‑то смутно знакомый голос.
Фридрих неторопливо обернулся…
27.02.1898…там же… (немного позже)
– Ладно, сеньора, вы меня почти что уговорили… – капитан Мак‑Дугал, хмыкнув, пристукнул обеими кулаками по столу. – Если за вас ручается Мигель Ривера, а он мой давний хороший знакомый… ну, а мой помощник согласен стать при этом вашим компаньоном… я продам вам свой кораблик!
– Спасибо, мистер Мак‑Дугал… – внешне Валькирия была совершенно спокойна. Создавалось такое впечатление, что это не она перед тем почти час торговалась со старым шотландцем. А вы знаете, что это такое – торговаться с шотландцем? Никаких нервов не хватит! – Теперь мы отправимся…
– Не так быстро, сеньора, – перебил её капитан. – Сначала, перед тем, как вы куда‑то отправитесь на этом корабле, я хочу увидеть свои деньги! Только не говорите мне, что они у вас где‑то в Мехико… или, того пуще – в Штатах!
– Что вы, дорогой капитан… – улыбнулась Лейт. – Они гораздо ближе! Нужно только проплыть немного на север, вдоль побережья… Есть там такое симпатичное местечко с довольно‑таки вкусным названием… Черепашья Лагуна. Знаете – где это? Надеюсь – не слишком далеко? Там надо будет подобрать, с берега, несколько наших людей… надеюсь, они не слишком задержатся. Деньги – у них.
– Хм… То, что вы не потащили деньги в Кампече, чёртов бандитский притон, говорит о вашем уме… А Черепашья Лагуна – действительно недалеко…
27.02.1898…Мексика, п‑ов Юкатан, Черепашья Лагуна… (день)
– Ну, и где, сожри всех акула, «ваши люди»? Мы уже два часа стоим на якоре, а никакого «сигнала с берега» я что‑то не наблюдаю… – капитан Мак‑Дугал тяжелыми шагами подошел к сидящей у левого борта Валькирии и, положив обе ладони на рукоятки «кольтов», низко висевших на бёдрах, продолжил, с угрозой в голосе… – Если вы задумали расплатиться со мной свинцом, вместо золота, то с такой валюты я привык давать сдачу той же монетой!
– Скоро они будут здесь, капитан… – Лейт была невозмутимо спокойна. – Не надо нервничать. Мы, вроде бы, договорились с вами, что будем ждать до завтрашнего утра… Не так ли?
– Так‑то оно так… – слегка расслабился тот. – Но… плохое здесь место, сеньора! Чёртов Гомес может появиться в любой момент… так у него обычно не меньше тридцати человек на борту, а то и до полусотни бывало. Ну… а, сколько нас – сами видите… Все здесь, не ошибётесь!