16.03.1898…Куба, к юго‑западу от Матансаса, гасиенда «Casa Verde» [30]… (ночь)

Серый осторожно выскользнул из‑под простыней, бросив мимолётный взгляд на мирно спящую Консуэлу. Очень хотелось курить, а приучить свою нынешнюю подругу к тому, что этим можно заниматься в постели он так и не смог. Она считала – постель предназначена совсем для другого! И не уставала ему это доказывать. Серый ничего не имел против этих её доказательств… но курить – всё равно хотелось.

«А, ну и пофигу… «в чужой монастырь – со своим уставом…». Мне что – так уж тяжело пройти эти несколько метров?», – подумал он, уже стоя на балконе и зажигая спичку о перила. – «Зато малышке будет приятно. А делать приятное такой красотке, даже в мелочах… это, блин – тоже приятно!». Серый прикурил и глубоко, с истинным наслаждением, затянулся. Естественно, что это наслаждение весьма отличалось от того, которое доставила ему Консуэла, но… Не путайте же, блин, теплое – с мягким! Сигара «после» – это святое! А всякие разные некурящие, которые этого не понимают – могут отправляться на экскурсию по широко известному сексуально‑пешеходному маршруту! И могут оттуда не возвращаться! Ибо не фиг!

«Да… с малышкой мне, если говорить откровенно – повезло…», – продолжил он свои размышления, выпуская аккуратные кольца дыма, – «…или ей – со мной. Не знаю, как – вообще… не спрашивал, но уж в ТОТ день – точно!»…

08.03.1898…там же… (день)

Бой длился больше часа… Два десятка охранников и так долго сопротивлялись почти сотне нападающих. А если учесть, что половину из них уложили в первые же минуты… действительно – слишком уж долго! А если учесть ещё и то, сколько врагов они перестреляли за это время… Но вот – выстрелы стихли. Живых защитников – не осталось. Кроме одного – самого хозяина плантации…

Сейчас на заднем дворе, возле конюшен, высокий седой испанец с завернутыми за спину руками бился в руках двух дюжих мулатов, которые с трудом удерживали его, заставляя смотреть… на то, что сейчас будут делать с его дочерью ещё четверо их приятелей. Остальные повстанцы не захотели в этом участвовать, предпочитая другие, менее изысканные развлечения – выпивку и грабёж…

Кроме непосредственных исполнителей, у намечающегося спектакля были, если не считать старика, и другие зрители. Двое из них смотрели на всё это равнодушным взглядом – и не такое видали! Любой профессионал знает – что именно происходит во взятом штурмом городе после боя! Изредка они презрительно косились на третьего, во взгляде которого сияла ничем не скрываемая радость…

Ретроспектива… (Герберт Поцульковский)

Герберт Поцульковский считал себя «уродзонным шляхтичем гоноровым» и этого своего мнения отказываться не собирался. Просто – не афишировал. Да и, пся крев, ну, в конце‑то концов, перед кем здесь, на Кубе он мог этим похвалиться?! Перед грязными пеонами с плантаций? Быдло, пся крев! Перед такими же, как и он сам, управляющими Картеля? Тоже – быдло! Считающее, что «этот двинутый поляк Херберт Поц» – просто выпендривается… и не обращающее на этот «выпендрёж» никакого внимания. А перед испанцами‑аристократами, владельцами собственных гасиенд – не получалось. Они его просто… в упор не видели. Не только не считали дворянином, равным себе – вообще не замечали! Это пренебрежение доводило «уродзонного шляхтича гонорового» до самого настоящего, хотя и тщательно скрываемого им, бешенства…

Особенную ненависть у Герберта Поцульковского вызывал Антонио де Сегура, владелец соседнего поместья. А ещё большую (если это вообще возможно) – его дочь и наследница, Консуэла. Её муж, испанский лейтенант, всего через месяц после свадьбы получил пулю в грудь в стычке с повстанцами…

Ещё через полгода – «уродзонный шляхтич» посватался к молодой вдове… такого громкого, искреннего и веселого женского смеха на гасиенде «Casa Verde» не слышали очень давно… Сам дон Антонио, крепкий, сухощавый старик, гордившийся длинным перечнем своих благородных предков (особенно тем, что одного из них, его тоже звали Антонио, ранил когда‑то шпагой, в поединке – сам Мигель де Сервантес Сааведра!), обрадованный тем, что его дочь наконец‑то развеселилась, даже не приказал выпороть наглеца. Просто вывел из дома и, на верхней ступени лестницы – дал хорошего пинка! Лестница была высокая. Именно поэтому, когда из главной конторы Картеля поступило указание – «Начать расчистку!», Герберт точно знал – с кого её начнет! И даже решил сам, с парой телохранителей, поучаствовать в операции…

08.03.1898…Куба, к юго‑западу от Матансаса, гасиенда «Casa Verde»… (день)

Теперь он торжествовал! Вот сейчас, через несколько минут, эта гордячка получит то, чего заслуживает! Будет знать, пся крев, как смеяться над «уродзонным шляхтичем гоноровым»! И её папаша – тоже! Вот сейчас…

– Билеты продаются на месте или – надо было заказывать? – спокойный, немного хрипловатый голос, говорящий по‑испански с небольшим акцентом…

Этот достаточно странный вопрос вдруг неожиданно раздался сзади, за спиной у Поцульковского и его охраны. Все трое обернулись. Телохранители – настороженно, держа руки поближе к револьверам. Герберт – удивлённо…

В распахнутых воротах одной из конюшен стоял, плотный, чуть выше среднего роста, человек, с коротко стриженными тёмно‑русыми волосами, одетый в странную пятнистую одежду с множеством карманов. В руках он держал – не менее странное оружие – карабин какой‑то неизвестной системы с коротким ребристым стволом, двумя рукоятками и непонятным большим чёрным диском снизу.

Поцульковский хотел уже, было, задать ему вопрос – «Кто ты, пся крев, такой и что здесь делаешь?!». Или просто – приказать охране пристрелить его, чтоб не шлялся, где не надо. Но, не успел – незнакомец заговорил снова…

– А впрочем – без разницы… Потому что я – цензор! И у меня на все подобные мероприятия – абонемент! С правом редактуры сценария!!!

Последнее, что «уродзонный шляхтич гоноровый» Герберт Пацульковский и его телохранители увидели в этой жизни – вырвавшийся из ствола оружия «цензора» факел пламени. Характерный грохот «томпсона» – уже не услышали…

Успели его услышать остальные активные участники спектакля. Правда – сделать ничего не успели. Тем, кто толпился вокруг уже растянутой между четырьмя забитыми в землю колышками молодой женщины – хватило одной длинной очереди, а держащим за руки старика – двух коротких, на два‑три патрона каждая…

16.03.1898…там же… (ночь)

«Правда, мне тогда – тоже повезло! Первый раз – в жизни, а не в кино, увидел, как регулярная, блин, армия – приходит на помощь в самый последний момент!», – Серый усмехнулся и ещё раз запустил серию аккуратных дымных колечек. – «Как там Капитан говорил по этому поводу… точно, вот – «Подмога – никогда не приходит вовремя! А если вдруг и придет, то – к противнику!»… одна из версий «закона подлости для военных». И, для большинства случаев он – абсолютно прав! А тогда…».

«Наверное, в тот день этот закон тоже сработал, но – для той стороны! Тем самым «противником» – оказались мы втроём, ну а «подмогой к противнику» – две с лишним сотни испанских кавалеристов. А местным «духам» – не повезло». – В этот раз кольцо получилось большим, и он продул через него струю дыма. – «Как тебе, Кобчик, такой вот вариант… для пояснения – сойдет?». – Кобчик не ответил. – «Видно, действительно погиб тогда там, в скалах… жаль, прикольный был пацан…».