Он быстро глянул на Беса, словно украдкой. Тому показалось, что Димка чего-то ждет от него. Бес перевел взгляд на Федю с Петровским и вдруг понял. Это Петровский держал Федю, в руке которого явно таилась какая-то штука, сжатая побелевшими пальцами. Он сразу понял, что нужно делать, но не знал, как обмануть Хранителя. Бес с мольбой глянул на Стрелка, и тот моментально сообразил, что от него требуется.

— Эй, оборотень, — позвал он Хранителя. — Хочешь, расскажу, откуда я узнал про Каменные Слезы?

Димка на какое-то мгновение повернулся к Стрелку, и этого было для Беса вполне достаточно. Он быстро вытащил из левого сапога нож, и, даже не перекладывая его в правую руку, изо всех сил метнул. Вороненая сталь вошла как в масло в глаз Петровского.

Федор, получивший свободу, машинально поднял руку с зажатой штуковиной и снова замер. Хранитель, еще не осознав происшедших перемен в раскладе сил, но уже почувствовавший неладное, медленно стал поворачиваться к воротам. Бес увидел на его лице отражение внутренней борьбы.

— Чего ждешь, дурак? — прохрипел Димка, — разожми руку!

Федор дернулся, как от пощечины и разжал пальцы. На средний было одето кольцо. Бес увидел, как отскочил рычаг предохранителя. Граната Ф-1 медленно покатилась по широкой ладони и упала прямо под ноги Хранителя.

— НЕЕЕТ! — Заревел контролер, делая шаг назад. Бес закрыл глаза рукой и еще успел подумать, что они со Злым не ошиблись насчет Димки. Взрыва он не услышал, но, проваливаясь в черноту забвения, вдруг увидел, как Стрелок бежит по кровле Чернобыльской АЭС к саркофагу четвертого блока. Видение было настолько четким, что он даже разглядел лицо Стрелка. Черное от пороховой копоти, оно было рассечено улыбкой ярости. Бес улыбнулся ему в ответ и провалился во тьму.

На закате, когда жар летнего дня стал ослабевать, они подошли к холму. Первым стал подниматься низенький. Он осторожно пробирался между аномалиями, прокладывая дорогу для второго, с серебристыми висками, прихрамывающего на правую ногу. Опираясь на винтовку, как на костыль, второй осторожно поднялся на вершину вслед за ним.

Здесь, открытые всем ветрам, стояли два могильных креста.

— Почему два креста? — спросил второй.

Первый вскинул на него взгляд глубоко посаженных черных глаз.

— Джек не дал мне положить его с остальными, — наконец ответил он низким, хриплым голосом, — поэтому пришлось копать еще одну могилу.

Второй подошел поближе и увидел у подножия одного креста собачий скелет.

— Он ничего не ел, — виновато сказал первый, — я приносил ему поесть, но он ничего не брал. Отворачивался. А когда я собирался уходить, тихонько выл. Так и умер. Но не от голода. Я думаю, от тоски.

— Помолчи, — велел второй. Он подошел еще ближе и снял с креста маленький, облупившийся медальон на цепочке. — Это его?

Первый согласно кивнул. Второй еще долю секунды смотрел на него, потом подцепил ногтем. Крышка откинулась со щелчком.

Внутри была прядь русых волос и маленькая, черно-белая фотография. С нее на второго смотрела безумно прекрасная девушка, с легкой, ироничной улыбкой и затаенной грустью в глазах. Второй осторожно закрыл медальон и убрал его в свой карман. Потом скинул рюкзак и открыл его. Достал две алюминиевые кружки и наполнил их спиртом. Накрыл каждую куском черного хлеба и, морщась от боли в ноге, наклонившись, поставил под каждый крест. Сам пригубил прямо из фляжки. Занюхал рукавом и завинтил крышку.

— Никто не тронет, могилки-то? — спросил у первого. Тот помотал лысой башкой:

— Тот кровосос, которого он спас, сторожит могилки. Никого не пускает.

— Это хорошо. — Сказал второй. Посмотрел на заходящее солнце и сказал:

— Это ведь он Хранителя удержал. Мы бы не справились. Ты уж навещай его, ладно, Бер? Я-то уж не вернусь. У меня впереди еще очень много километров. Помнишь, я тебе объяснял, что такое километр?

Бер кивнул:

— Помню. Солнце садится, тебе уже пора идти. Счастливых километров, Александр Иванович.