Проходит еще несколько лет — Публий Ликиний Красс появляется у берегов Британии и открывает путь к легендарным «Оловянным островам» Касситеридам. На противоположном конце Европы Гай Скрибоний Курион добирается до среднего течения Истра, отделяющего Дакию от Мёзии. Ровно через 20 лет после его похода Цезарь завоевывает почти всю Европу и высаживается в Британии. Еще через 30 лет наместник Египта Элий Галл идет по приказу Августа с войском в Эфиопию и Счастливую Аравию, а его преемник Гай Петроний проникает в Судан. В 20 г. до н. э. Корнелий Бальб покоряет для римлян внутренние области Ливии почти до Северного тропика. Чуть позже римляне открывают исток Истра, выходят к берегам Северного и Балтийского морей, Агриппа составляет карту всех северных районов империи, а его флот проходит под парусами до Кимврского мыса, «куда до того времени ни по суше, ни по воде не проникал ни один римлянин» (64, V, 14). Через два года после смерти Августа римляне появляются в Гельголанде, а в конце правления Клавдия обмениваются посольствами с правителями Цейлона. Курьеры Нерона привозят ему янтарь от устья Вистулы, а его солдаты разрешают загадку, много веков занимавшую географов: откуда течет Нил? Римский наместник Юлий Агрикола снабжает своего зятя историка Тацита богатым материалом о жизни североевропейских племен, его флот обплывает всю Британию, решив в пользу Пифея вопрос о том, остров она или нет, и заплывает в Оркнейский архипелаг. Центурион XII Молниеносного легиона Лукий Юлий Максим в правление Домициана оставляет автограф на скале у подножия Беюк-Даша, близ Баку, где римляне впервые купались в теплых водах Каспия. «Перипл Эритрейского моря», составленный неизвестным автором в конце 80-х годов, быть может, становится причиной того, что римляне совершают ряд смелых экспедиций в Китай и знакомятся с дальневосточными морями: путь в Китай начинался от юго-западного побережья Индии или с Цейлона и вел через Бенгальский залив и Зондский пролив в Южно-Китайское море.
Золотые и серебряные реки соединили Рим с Востоком: если верить Плинию, ежегодный отток этих металлов из Рима составлял совершенно невероятную сумму — свыше 100 млн. сестерциев. В индийском городе Модуре, на юге Декана, существовала римская колония, в Индостане до сих пор находят римские монеты. Вместе с золотом на Восток неотвратимо перемещались центры общественной, культурной, политической, торговой жизни. Во второй половине III в. вся Южная Аравия попадает под власть Химьяритского государства, сосредоточившего в своих руках морскую торговлю Востока с Западом в Южных морях. Начиная с III в. все нити посреднической торговли переходят в руки сирийских и палестинских купцов. Возрождаются древние караванные пути, но теперь они оканчиваются не у Тира, Сидона или Милета, а у берегов Атлантического океана, Северного и Балтийского морей. Эти пути проходили через Бизантий и затем разветвлялись, образуя кровеносную систему новой посреднической торговли. И когда орды варваров ринулись на Рим, Бизантий, ставший 19 мая 330 г. Константинополем, оказался в стороне от их нашествия, Ему предстояло еще несколько веков дожидаться крестоносцев.
Картина шестая
«…Сидя на мысе, Дарий обозревал Понт. Действительно, этим морем стоило полюбоваться, так как Понт — самое замечательное из всех морей», писал глубоко восхищенный Геродот, побывавший на Черном море и объехавший по крайней мере половину его берегов (10, IV, 85).
«В Понте есть много полезного для жизни другим народам… Для необходимых жизненных потребностей окружающие Понт страны доставляют нам скот и огромное количество бесспорно отличнейших рабов, а из предметов роскоши доставляют в изобилии мед, воск и соленую рыбу», — дополняет Полибий (28, IV, 38).
«Если не считать отдельных мысов, берега его далеко уходят в обе стороны от пролива (Босфора. — А. С.) в виде почти прямых линий. Так как противоположный проливу берег Понта короче правого и левого его берегов, то эти последние тянутся плавными линиями, образующими с линией противоположного проливу берега острые углы. Очертания Понта напоминают сильно изогнутый скифский лук. Море это отличается небольшой глубиной, суровым нравом, туманами, крутыми и непесчаными берегами. Гавани здесь редки», — это Мела (21, I, 19).
А вот Страбон: «…в гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путешествует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира…» (33, С21).
Греки и финикийцы рано познакомились с Черным морем, и сходство его со Средиземным не могло не броситься в глаза. На юго-западе скалы Боспора Фракийского можно уподобить Геракловым Столпам, противолежащий Боспор Киммерийский вызывает ассоциации с Геллеспонтом, Таврический полуостров напоминает сильно укороченную Италию, Борисфен не менее удобен для торговли, чем Родан, а Кавказские горы на востоке похожи на малоазийский Тавр. Даже течение в этом море — копия средиземноморского: оно точно так же совершает двойную циркуляцию параллельно побережью, образуя замкнутые циклы в Западном и Восточном Черноморье, а Таврида своим южным острием указывает на центральную акваторию моря, расположенную в своеобразной «мертвой зоне» между двумя потоками, как Италия и Сицилия являются аналогичным водоразделом в Средиземноморье.
Но на этом сходство, пожалуй, и кончается. Не случайно финикийцы и скифы, подчеркивали суровый, неприветливый характер моря, а греки именовали его Негостеприимным, пока сюда не пришли милетцы. Главное, что им здесь не нравилось, — это почти полное отсутствие островов, исключавшее свободное крейсирование во всех направлениях. Кораблям приходилось довольствоваться каботажным плаванием, и их кормчие вверяли свою судьбу богам и течениям, как это делали аргонавты. Так продолжалось по крайней мере до конца V в. до н. э., когда более совершенные суда, ведомые более опытными кормчими, нащупали прямой кратчайший путь через Понт, как бы продолжающий ассирийскую государственную дорогу, оканчивавшуюся в Синопе.
Если в Средиземноморье греки чувствовали себя дома, то в Понте положение гостя грозило им неисчислимыми бедами. Черное море считалось ими восточным пределом обитаемого мира: там казнился Прометей, там Ясон вспахивал землю на огнедышащих быках, там бесследно исчезали целые флоты. Все там было необычным, волшебным, пугающим. Таким и осталось это море в мифах.
Опасности начинались сразу за порогом родного дома, когда корабли покидали одну из двух гостеприимных гаваней Кизика, запирающихся цепями на случай нападения и оборудованных более чем 200 доками, где можно было в последний раз осмотреть днище корабля (его ждали галечные пляжи) или потуже проконопатить пазы между досками. Дальше лежали ворота в неведомое.
Жители Боспора Фракийского прекрасно понимали все выгоды, связанные с контролем пролива. «С моря они так господствуют над входом в Понт, что торговым судам невозможно ни входить туда, ни выходить без их согласия», констатирует Полибий (28, IV, 38). По всей видимости, согласие это стоило недешево.
Сразу по выходе в Понт мореплавателей поджидали две плавающие скалы Симплегады (Блуждающие), или Кианеи (Темные). Эти скалы, согласно мифу, намертво схлопывались, как только какой-нибудь посторонний предмет оказывался между ними. Эту опасность устранили аргонавты; они пустили перед своим кораблем голубя, и, когда скалы, раздавив его, разошлись, чтобы быть готовыми к принятию следующей жертвы, «Арго» успел проскочить эту ловушку, после чего Симплегады остановились навсегда. Скорее всего, в мифе переосмыслено историческое событие. Если допустить, что Симплегады — это скала Рокет, расположенная в 90 м к востоку от мыса Румели, на европейском берегу пролива, и соединенная с ним дамбой, и одна из безымянных скал у малоазийского мыса Анадолу, было бы удивительно, если бы пираты не оценили их преимуществ и не устроили постоянную засаду перед самым входом в пролив. Ночью здесь вспыхивали ложные сигнальные огни, приводившие корабли туда, где их ждали пираты. Пока они расправлялись с одним кораблем, остальные успевали уйти — потому-то мифические Симплегады и не могли проглотить одновременно две жертвы.