Послушаем Страбона — географа. Он дал наиболее полные сведения относительно местоположения столицы Ээта. Наибольшая часть Колхиды "расположена на море. Через Колхиду протекает Фасис — большая река, берущая начало в Армении; она принимает притоки — воды Главка и Гиппа, текущие с соседних гор. Фасис судоходен до Сарапан — крепости, в которой может поместиться даже население целого города… На реке Фасис лежит одноименный город — торговый центр колхов, огражденный, с одной стороны, рекой, с другой — озером, а с третьей — морем… В стране мосхов над вышеупомянутыми реками находится основанное Фриксом святилище Левкотеи и оракул Фрикса, где не приносят в жертву барана" (33, С 498)[2].

Едва ли стоит сомневаться, что Стефан и Страбон говорят об одних и тех же реках. Главком обычно называли Олту — приток Чороха. У этой реки есть и другие притоки, один из них мог называться Кианеем или Гиппом. Например, Берта. Но что такое Сарапаны? И где упоминаемое Страбоном озеро? Чорох явно не подходит на роль Фасиса, хотя междуречье Гиппа и Кианея здесь налицо — это район гор Месджит и Карадаг, где сближаются истоки Олту и Карасу. Второй топоним — калька Кианей и означает "Черная речка".

Значит, Фасис нужно искать дальше по ходу "Арго". Условиям, поставленным Страбоном, удовлетворяет река Риони, после выхода на Колхидскую низменность в 5,5 км от моря разделяющаяся на два русла, которые могли называться Главком и Гиппом. Здесь находилась и Сарапанская крепость (Шорапани). Здесь была и страна мосхов: она окаймляла Рионскую низменность с востока.

Местность обрисована настолько подробно, что не составляет никакого труда точно определить положение Фасиса, который часто отождествляют с Эйей, — это, безусловно, Поти, расположенный между морем, рекой Риони и озером Палеостоми. Озеро некогда было глубокой и удобной бухтой, оно и сегодня соединено с морем каналом. Его название, звучащее совершенно по-грузински, на поверку оказывается греческим: παλαιος-στομα — "древняя бухта" (или "древнее устье", или "древний вход, проход", или "древний речной рукав"). Кроме того, Поти расположен в 200 км от Трабзона, и это очень близко к 1400 стадиям (248, 64 км), указанным Страбоном.

Но и Страбон нигде не говорит о том, что Фасис и Эйя — одно и то же. Он лишь признает правдоподобным существование такого города и то, что он находится "около Фасиса", указывая при этом на распространенность имени Ээт. Но это уже курьез, так как "ээт" означает всего-навсего "человек страны", т. е. местный житель. Косвенное указание на то, что столица Колхиды располагалась в устье Фасиса, можно усмотреть в сообщении александрийского ученого Мнасея о том, что Колх (эпоним колхов) был сыном Фасиса.

Отдельные находки на территории Колхиды известны с древнейших времен, однако систематические раскопки начались сравнительно недавно. Вот как выглядит их краткий перечень за сто лет:

1874 г. — археолог Брунн предполагает тождество Сухуми с Диоскурией, заложенной греками-милетцами в VI и упоминаемой начиная с IV в. до н. э. (много раз — Страбоном). История этого города настолько добросовестно забылась, что одни считают его родиной Медеи, другие указывают на то, что город основан аргонавтами Кастором и Полидевком (Диоскурами) уже после добычи Золотого Руна, а третьи вообще не признают его греческим городом (97, с. 221–222), предлагая вспомнить местные картвельские слова "диа" (мать) и "скури" (вода, река или город). Если принять последний вариант — "мать городов", то едва ли можно сомневаться, что Диоскурия была старейшим городом и столицей. Но чего? Означает ли это, что Диоскурию милетцы не заложили, а лишь обнаружили?

1876 г. — абхазский историк В. И. Чернявский подтверждает гипотезу Брунна, но переносит поиски в Сухумскую бухту, где почти сразу же обнаруживает остатки древнего города на глубине 4–6 м. Чернявский предполагает их тождество с Диоскурией и римской крепостью I в. Себастополисом, известной с 736 г. как город Цхум (отсюда Сухуми). Он составляет первый план подводных руин.

1894 г. — около Сухуми найден большой клад монет.

1947 г. — Н. В. Хоштариа начинает раскопки в г. Вани. Установлено, что этот город возник примерно в V в. до н. э. и поэтому не мог быть столицей Ээта.

1953 г. — На дне Сухумской бухты найден мраморный надгробный барельеф V в. до н. э. Пока это самая древняя находка.

1957 г. — исследуются руины затонувшего города на дне Сухумской бухты (там, где был найден барельеф).

1958 г. — множество археологических находок в Сухуми. Предполагают, что это древний Себастополис. Но что же тогда скрывается под водой?

1961 г. — Н. В. Хоштариа находит в Вани богатое погребение. Его возраст тот же, что и надгробного барельефа из Сухуми.

1962 г. — В. П. Пачулиа начинает подводные раскопки в Сухумской бухте. Разыскивается Диоскурия.

1966 г. — в Вани обнаружена массивная древняя стена.

1970 г. — О. Д. Лордкипанидзе находит в Вани греческое святилище; он считает его святилищем Левкотеи (тем самым, о котором писал Страбон), основанным Фриксом. Верховной жрицей Левкотеи (или Гекаты) была Медея. Второе имя Левкотеи — Ино[3]. Это мачеха Фрикса и Геллы, первых обладателей Руна, чем и объясняется ее культ в Колхиде. Выдвигается гипотеза, что Вани и Эйя, столица Колхиды, — одно и то же.

1974 г. — Т. К. Микеладзе находит богатейший клад близ Батуми и устанавливает тождество города с Абсаром, упоминаемым Плинием и Аррианом и в древности называвшимся Абсиртом. Так же звали брата Медеи.

Находок нет только в Поти, расположенном как раз в устье Фасиса и являющемся уже в силу этого первейшим претендентом на звание столицы древней Колхиды! И нигде ни малейшего упоминания о символе Колхиды — Золотом Руне. Нигде, даже в ванском храме Левкотеи, что полностью подтверждает правдивость описания Страбона! И это весьма странно, если иметь в виду греческое, а не колхское происхождение святилища.

А было ли оно вообще, это Руно? Что оно символизирует и почему греки отправились на край света, чтобы вернуть его в Элладу? В этом вопросе много неясностей, так и не получивших однозначного ответа.

По самой распространенной версии, "поводом для похода аргонавтов послужило стремление раздобыть золото. В пределах греческого мира ощущался недостаток в этом металле" (38, с. 36). Но так ли это? Геродот пишет, что еще в VI в. до н. э., много времени спустя после похода аргонавтов, на кикладском острове Сифнос (Китнос) "были золотые и серебряные рудники, такие богатые, что на десятину доходов с них сифнийцы воздвигли в Дельфах одну из самых пышных сокровищниц" (9, III, 57). Не оскудела Греция золотом и во время греко-персидских войн: "…золотые рудники в Скаптегиле (Восточная Македония. — А. С.) приносили им обычно 80 талантов[***]; рудники же на самом Фасосе — несколько меньше, но все же столь много, что… все, вместе взятое, — доходы от владений на материке и от рудников — составляло ежегодно сумму в 200 талантов, а в лучшие годы — даже 300 талантов" (9, VI, 46). Если учесть, что "лучшие годы" ("век Перикла") — эпоха наивысшего расцвета Греции была еще впереди и что столетие спустя после него одни только Пангейские рудники давали ежегодно не менее 1000 талантов (92, с. 92), а серебро Лаврийских рудников даже экспортировалось за пределы Греции (92, с. 245–246), то о каком недостатке драгоценных металлов перед Троянской войной может идти речь? И уж во всяком случае утолять этот голод греки едва ли бросились бы на Кавказ, где и золота-то никогда не было и нет, разве что весьма скромные запасы в Армении (прежде всего рудники Сиспиритес, упоминаемые Гаем Агриколой). Другое дело — серебро, изделиями из которого славится Кавказ с древнейших времен.