В течение получаса царапания стена поражала сверхпрочностью. Камни копью не поддавались. Разозлившись, я изо всех сил долбанул наконечником. Брызнули жёлтые искры, по поверхности пролегла крошечная царапинка. Топор брать бессмысленно, итог будет тот же. Скрести придётся несколько столетий. У нас с Лилькой нет и недели. Пустое, безнадёжное занятие.

— Саша, что нам делать?

Сестрёнка вот-вот заплачет. Наблюдая за тщетными попытками проломить стену, поняла сложность нашего положения. Рано отчаиваться, Лилька! Не все варианты перепробованы.

— Есть хочешь? — бесполезное копьё зазвенело по полу.

Сестрёнка мотнула головой, размазывая кулачком слёзы по чумазым от ползания по шахте щекам.

— А я перекушу, — с весёлой злостью заявил я. — И тебе советую. Наберёмся сил перед следующим рывком.

— О чём ты говоришь? — голос у Лильки срывался. — Каким рывком? Нам некуда идти! Нас никто не спасал! Мы умрём!

— Не драматизируй, — перочинный нож легко разрезал консервную банку с тушёнкой. — Развилку шахты помнишь? То-то же. Передохнём и полезем обратно. Лиль, расслабься. Было б из-за чего переживать! Мы обязательно выберемся. Не найдётся выход, сами пробьём. Разберём стену по камешкам и выберемся. Обещаю. Бутерброд с мясом будешь?

Сестрёнка есть наотрез отказалась, однако, плакать перестала.

Покончив с трапезой, я оставил консервную банку у колодца. Представляю лица археологов, нашедших жестянку в средневековой гробнице. Сенсация! Консервы изобрели наши предки тысячу лет назад!

До условно «вентиляционного» отверстия высоко, поэтому Лилька вскарабкалась мне на плечи. Дотянулась и, подталкиваемая мною снизу, забралась в шахту. Сестрёнка отползла, о чём сообщила спустя минуту. Я с разгону подпрыгнул, подтянулся и ввалился внутрь каменной трубы.

Подъём, по-моему, отнял на порядок больше времени и усилий, нежели спуск в погребальный зал. Мы чаще останавливались, отдыхали. Иногда сестра окликала меня, спрашивая о том, сколько ещё ползти, мы перебрасывались односложными фразами. Говорить мне не хотелось, устал слишком. Переход изматывал колоссально. Вскоре все предположения и планы спасения вытеснило из головы желание побыстрее достичь главного туннеля.

Утомительный переход завершился нашим облегчённым вздохом. Мы встали на четвереньки, разминая затёкшие конечности, сестрёнка изобразила подобие скрюченного двуногого динозавра. После короткой передышки, измученные, двинулись по второй трубе наверх. Крутой подъём вынуждал страховаться, упираясь ногами и руками о стенки лаза. Возвращение из погребального зала казалось нам сущим мучением, путешествие же по этому ответвлению обратилось кошмаром. Единственное утешение в исчезновении чувства холода. Нам стало жарко и душно. Едкий пот заливал глаза, струился по телу, отчего футболка прилипла к коже. Бывало, шахта устремлялась вверх почти под прямым углом, и тогда, сдирая колени и стирая одежду вместе с кожей на спинах, приходилось карабкаться до следующего поворота. Границы реальности растворялись в метающемся луче света и разливающейся по каждой мышце тяжести. Будто бы видишь ужасный сон, и никак не можешь проснуться. На одной из остановок Лилька поделилась опасением, что происходящее ей снится. Ей казалось, она на самом деле спит дома, в нашей квартире. Я убеждал её в обратном, в качестве доказательства собственной правоты приводя боль. Спящий не чувствует боли, а у меня ломит кости, саднит мускулы. Плюс ко всему, руки и ноги от перенапряжения дрожали.

Неожиданность поджидала нас за поворотом.

Тупик, возникший передо мною, хоронил надежды на спасение. Каменные блоки сантиметров по тридцать.

— Саша, чего там?

Я молча таращился на преграду, самую несправедливую и обидную в жизни, и не хотел верить, что умру с сестрёнкой здесь, в неизвестном замурованном склепе. Лилька повторила вопрос, сопроводив его тычком. Мол, чего молчишь?

Нет, мы выживем. Будет нужно, зубами разгрызу путь к спасению. Пусть стены толсты, всё равно они ограничены. Запасусь терпением, распределю пищу и воду на мизерные порции, дабы хватило подольше, и проскребу дыру в стене. Разрушу её к чертям собачьим!

— Подожди, Лиль, — лезвие перочинного ножа прочертило глубокую борозду во влажном растворе меж камней, из-под клинка посыпался песок.

Действует! Отсыревший раствор поддаётся, не то, что в склепе.

Последующие минут десять пролетели в долблении кладки. Сестрёнка притихла, сообразив, чем занимается старший брат. Неохотно каменный блок освобождался от скрепляющего его с соседними камнями раствора. Я вычищал песок, глину, расширяя щели, пока лезвие не стало без помех ходить в прорехах. Тогда, аккуратно поддев ножом краешек камня, принялся расшатывать его. Миллиметр за миллиметром каменюка выдвигалась из стены.

— Лиль, подвинься, пожалуйста, — попросил я, отползая.

Каменный блок гулко вывалился, образовав прямоугольное отверстие, сквозь которое повеяло прохладным воздухом. Запахло прелой листвой, гнилью и озоном. Вырвавшийся из нашего лаза луч наткнулся на копию шахтной стенки. Те же белесые солёные камни, та же теснота вентиляционного хода, и только циркулирующий воздух доказывал, что за перегородкой, совсем другая шахта. Там нет мертвенной затхлости склепа, там гуляет ветер. Там жизнь.

Остатки преграды, перегораживающей шахту, были сметены и раскиданы по трубе. Мы буквально просочились через завал, поминутно чихая и кашляя от скопившейся пыли, пролезли по мусору к своего рода перекрёстку. Ход делился на четыре рукава, тянущиеся вверх, вправо, влево и к замурованной части. Впрочем, выбирать не довелось. Луч фонаря пронзал глиняную решётку справа.

От особо сильного толчка глина распалась и выпала. За ней находилась маленькая комнатка. Вдали виднелся фрагмент лестничного пролёта в арочном проходе. От сгнившей двери валялись на заваленном мусором полу позеленевшие металлические полосы. Из-под них торчала полуистлевшая пятипалая кисть, оплетённая спиралью незатейливого браслета. В сторонке выделялся растрескавшийся череп, утопающий в опавшей листве. Листья, это замечательно. Их сюда периодически заносит снаружи.

Скелет нагонял мрачные размышления. Массовое захоронение какое-то. Как пропустили его археологи, особенно чёрные, славящиеся обворовыванием древних могил? Ладно, погребальный зал, но скелет с браслетом просто-напросто обязаны найти и снять безделушку. Напрашивается вывод: о подземелье и замке никто не знает. Вопрос на миллион: много ли белых пятен на карте матушки Европы? Она изъезжена, исхожена вдоль и поперёк. Безлюдных территорий практически нет. Или все-таки есть?

Вылезая, я бухнулся на кучу мусора. Подо мной хрустнуло. Уж не кости ли бывшего хозяина комнаты? Простите, коли так. О, наконец-то стоячее положение! И свежий, дующий в лицо воздух, пахнущий грозой. Оказывается, для счастья нужно поразительно мало.

— Эй, сестрёнка, вылезай!

Высунувшуюся Лильку я подхватил, поставил на ноги, дал отдышаться, осмотреться. Приходи в себя, сестрёнка.

— Идём. Ступай осторожно, след в след за мной, поняла?

Лилька держится молодцом. Ощутила слабое дуновение ветерка, сразу смекнула, что к чему.

— Поняла, спрашиваю?

— Да ясно, ясно.

Лестница закручивалась штопором вверх и вниз. На истёршиеся, частично искрошившиеся ступени, ребристой лентой убегающие вниз, я ступить не решился и двинулся вверх по более уцелевшему и оттого внушающему доверие пути. Достаточно с нас подземелий, пора к солнцу. Пройдя пролёт, мы попали на площадку без крыши, с узенькими окошками бойницами, откуда открывался вид на ночной лес, залитый лунным светом. Здание было полуразрушенной башней, возвышающейся на невысоком холме посреди колышущегося древесного моря. У подножия холма блестела речка, отражая небесные светила. Небо чистое, сияют большущие, необычайно близкие звёзды.