Может так всё и есть, подумал я. Но Тигр, кем бы он ни был, не может знать что-либо про Вестников Смерти, кроме как по досужим сплетням и сочинённым журналистами легендам. А значит у него весьма превратное о нас мнение. И это нам на руку. Некоторые наши способности и возможности не знакомы никому, кроме нас самих. Так один из братьев как-то, пробираясь в тайное убежище намеченной цели, ногой остановил три огромных фрезы, которые вращаясь загораживали проход. Объект был настолько удивлён появлением Вестника именно с этой самой защищённой, по его мнению, стороны, что даже забыл испугаться, принимая смерть. А мне самому однажды пришлось насквозь пройти через работающую печь по обжигу кирпича, дабы застать врасплох, скрывавшегося от нашей мести члена парламента Земного Альянса, виновного в гибели одного из нас. Так что Тигр, будь он хоть семи пядей во лбу, как выражается иногда тот же Вадим в отношении его ума, вряд ли полностью понимает, кого приглашает в гости.

Из кухни за происходящим, прячась за занавесками, наблюдал всё тот же поварёнок. Он может и думал, что его не видно, но белый накрахмаленный колпак, предательски торчавший за пределы укрытия, выдавал его с головой. После того, как он дважды не отреагировал на мой призывный жест, мне пришлось нахмурить брови и придать своему лицу весьма неприятное и суровое выражение. Только тогда, сильно перетрусив, мальчишка подбежал к нашему столу.

Картина, представшая глазам мальчика, была, конечно, та ещё. Гордая Леди с такой величественной осанкой, словно её ещё в детстве посадили на кол, да так и забыли его вынуть, шевелящая губами без звука. Я-то понимал, что она наговаривает какие-то распоряжения своим электронным секретарям на Земле и ещё в десятке принадлежащих ей миров. Но для поварёнка, судя по тому, что он поспешно перекрестился, это было похоже не менее чем на раскаянье святой Магдалины. Хотя, по мне, так моя супруга более походила на Соломею. Только ей бы не пришлось просить кого-то отрезать голову — сама бы справилась. Ну и вдобавок старшина егерей с лицом таким, словно та самая Соломея потребовала именно его голову на блюде и прямо теперь. Он тоже что-то шептал неразличимое для постороннего слуха. Толи слал проклятия, толи тоже молился. А уж того, кто его позвал, мальчишка просто боялся, даже не понимая от чего. Ничего же плохого тот ему не сделал и, судя по улыбке на лице, не собирался делать.

Мне же было понятно пока только одно: надо срочно возвращать нашего квази пленника к активной жизнедеятельности. А просуществовав в этом мире некоторое время, я ведал лишь один способ для достижения своей цели. Для того и позвал поварёнка.

— Как звать?

— Сева, господин, — промямлил он.

— Послушай, Сева, — потребовал я его внимания, — ты же не первый месяц здесь служишь, наверное?

— Год уже, — вздохнул мальчик.

— Ты этого старшину, значит, и раньше видел?

Парень вдруг обнаружил, что у него зачесался нос. Он так долго его чесал, что я не выдержал и полез за деньгами в карман.

Денег не было.

Дьявол, нас же переодели после болота! Все монеты оставались в той грязной одежде. Так вот от чего нам так резво предоставили сменку.

И тут неожиданно, как минимум опять для меня, по столу, делая всякие зигзаги, покатилась золотая монета. То, что свой путь она начала из рук Изабелл, сомневаться не приходилось ни секунды. Девушка, привыкшая, что ей дают «в ваш счёт». Где она взяла наличные?

— Принеси, сколько надо, чтобы он пришёл в себя, — неожиданно ласково попросила Изабелл. — Но не больше. Он должен не только ходить, но и думать.

От чего у меня так не получается с детьми? Мальчик убежал на кухню, но скоро вернулся. В одной руке он держал глиняный стакан, а во второй — пучок зелени. Я не ботаник, но даже по запаху могу предположить, что там был полный «Кавказский набор».

Почуяв запах местного самогона, Вадим даже соизволил поднять голову. Казалось, что он себя уже похоронил. Однако, пошевелив носом ещё раз, он привстал и, просительно посмотрев на нас с Изабелл, принял порцию. Потом скушал всю зелень.

И мы стали ждать.

Наблюдать за воскрешением человека ничуть не менее интересно, чем за восходом солнца. Через минуту после возлияния лицо нашего пленника медленно, но верно принялось розоветь, меняя прежний землистый цвет щёк на здоровый румянец. Ещё через минуту практически разгладились вертикальные складки на лбу, и уголки рта, до того опущенные, приподнялись. Следом и глаза заблестели.

Наконец, Изабелл, внимательно наблюдавшая за трансформацией, найдя, по всей видимости, результат удовлетворительным, поинтересовалась:

— Ну как, готов теперь идти?

Слегка захмелевший старшина улыбнулся и покачал головой.

— Где наша не пропадала! Хорошие вы ребята! — он хлопнул ладонью по столу. — Вот с кем другим не пошёл бы, хоть режьте на месте! А вот с вами пойду! Хоть на материк, хоть к дьяволу в задницу!

Поварёнок всё ещё стоял рядом. И я, притянув его к себе, зашептал на самое ухо новое распоряжение. Парнишка понимающе усмехнулся и бегом унёсся выполнять заказ.

— Что ты ему сказал? — поинтересовалась жена.

— Попросил собрать нам чего-нибудь в дорогу. Война войной, а кушать всегда хочется. Да и немного топлива для нашего вездехода, — я кивнул на Вада, — чтоб не скис по дороге. Станем заправлять по мере надобности.

— Но сейчас ему уже хватит.

— Согласен, — кивнул я, принимая походный мешок с лямками из рук вернувшегося поварёнка, — на пару часов хватит.

— Идите, я пока расплачусь, — сказала Изабелл.

Но, появившийся, словно по волшебству тот самый сбежавший официант, не дал ей этого сделать.

— Миледи, — с поклоном произнёс он, — все ваши расходы распоряжением Мэра возмещает городская Управа. Так что вы ничего не должны.

Вадим глупо хихикнул:

— Они нас с удовольствием и похоронят за счёт бюджета!

Официант пропустил колкость мимо ушей и всё тем же хорошо поставленным голосом сообщил нам:

— Ваша одежда и ваше оружие ждут вас на проходной.

А вот это было чудесно. Сидеть за столом в поселенском балахоне ещё было можно, однако передвигаться в нём по пересечённой местности было бы затруднительно. Кроме того, вспомнив болото, едва не забравшее меня, егерские ботинки куда надёжнее в этой местности, чем крестьянские сапоги решил я.

Так и не расплатившись, по воле толстого Мэра, мы без особых проблем добрались до импровизированной заставы. Той, что продолжала радовать моё зрение воротами без ограды, стоявшими посреди чистого поля. А повеселевший старшина не доставлял нам никаких хлопот, бодро вышагивая, и даже что-то там насвистывая.

На этот раз жена доверила нам переодеваться без её присутствия. Хотя, именно сейчас Вадиму, на мой взгляд, было абсолютно всё равно. Гораздо больший интерес мы вызвали у егерей, столпившихся за воротами. Их так и не пускали к вожделенному заведению, пока Леди Монтгомери находилась в посёлке. Зато теперь они могли воочию убедиться в том, что мужские журналы не врут про красоту моей жены. А эта красота, особенно обвешанная оружием всякого рода, как рождественская ёлка игрушками, способна впечатлить кого угодно.

Правда, когда появились переодетые мы с Вадимом, некоторый ропот пробежал по рядам. Мне послышалось даже слово «предатель». Но всё решилось простым движением — открытием ворот. Вся толпа, много часов страдавшая от жажды, устремилась на водопой. В ближайшие часы им не станет никакого дела до Леди, ибо в их руках окажутся местные мясистые и весьма доступные дамы.

— Куда? — спросил я.

— Мог бы, и догадаться, — подмигнул мне Вадим, — туда, где нет дороги.

Дорог здесь не было в принципе. Но, если считать таковыми узкие тропинки, то они вели налево и прямо. Направо росла трава в пояс. Тут очень долго никто не ходил. Видимо, именно туда нам и надо.

Беда урбанистической цивилизации ещё и в том, что мы совсем разучились жить если не вместе с природой, то хотя бы среди неё. Без компаса, при отсутствии звёзд и солнца, я совершенно не понимал, как Вадим выдерживает направление среди девственной целины. Никаких ориентиров на километры вокруг не было. Если не считать за таковой, оставшееся позади и немного справа поселение. А он вышагивал, раздвигая ковыли, так уверенно, словно хаживал здесь сотни раз. Я, в какой-то момент, заподозрил даже, что он двигается по запаху. Но, принюхавшись сам, никаких особенных ведущих ароматов не ощутил. А обоняние Вестника получше, чем у земной собаки. В то время, как старшина был обычным человеком.